Опубликовано в журнале День и ночь, номер 4, 2017
Особенности истории
побеждённых народов
Я был туристом в стане побеждённых:
Вот немец и француз, поляк и швед.
История народов просвещённых
Не помнит громких не своих побед.
А если вспомнит, так переиначит
И уведёт, так выгодно шутя,
Что пресловутый «писающий мальчик»
Всего важнее станет для тебя.
И победитель в стане побеждённых
Не знаменитый силою медведь,
А русский неуклюжий медвежонок —
Так легче снисходительно смотреть.
Все эти карлы и наполеоны,
Нас приходившие завоевать,
Лжедмитрии и гитлеры опять
В истории народов просвещённых
Нас варварами жаждут называть.
Донской монастырь
Молюсь на купола Донского
Монастыря через окно.
В сиянье неба голубого —
Иконописное оно.
А купола строги, как туча.
Их пять. И рядом благовест.
И, словно поднебесный кучер,
Над ними золотится крест.
Темнеют купола Донского
Среди Москвы монастыря,
Чтоб тучу с поля Куликова
Не забывали из Кремля,
Чтоб жили не единым хлебом
В мироточенье бытия
И подружилась с русским небом
Церквей и звонниц толчея,
Молюсь на купола Донского…
Никем не писаный канон —
В сиянье неба голубого
Иконописное окно.
День шахтёра в Кемерове
Хворостовский пел на стадионе.
Высоко на Западной трибуне
Слушали его под облаками —
Разный люд в соседстве с горняками.
Сразу после чудного романса
Как он белозубо улыбался!
Не щадя ладоней отвечали,
Хлопая певцу кемеровчане.
Меломан в соседстве с горняками
Вытирали радость кулаками.
По причине той же у плеча
Жёны тушь пускали в два ручья.
В небе над ареною спортивной
Притихал летевший реактивный,
Чтоб унёс домой в душе сосед
Голоса инверсионный след.
С головой в искусство окунувшись,
Стадион сидел не шелохнувшись.
По причёскам, юбкам, как повеса,
Ветерок гулял среди оркестра.
И с пюпитров ноты улетали,
Словно музыкантов проверяли…
Солнце то скрывалось, то сияло —
Знать, поёт в Сибири — не в «Ля Скала»!
Русскую народную над крышами
Голос поднимал, как будто крыльями.
А над ними, золотя свой взор,
Слушал песню Знаменский собор.
Дождь то припускал, то унимался…
Хворостовский пел, и улыбался.
* * *
Полдень чуть теплится зимний.
Чуткая роща линяет —
С кружев берёзовых иней
Медленно перлы роняет.
Миг задушевной погоды
Сводит метели на нет.
Чуткое эхо природы —
Русский наш менталитет.
* * *
Вымирает читатель стихов.
В трубку, стиснув тетрадную пропись,
Он как будто уходит на зов
(Сам себя заманил крысолов)
В Интернета безвылазный хоспис.
* * *
Одинокая нота
Веселится в полях,
Ей одна лишь забота:
Ля-ля-ля, ля-ля-ля!
Одинокая нота,
Но не грустно, отнюдь.
Ничего ей не надо,
Ничего не отнять.
Словно ей то ли дело
Под прицелом стоять,
Безрассудно и смело
Палачам напевать.
Одинокая нота
Далека, но близка.
И плывут отчего-то
Хорошо облака!
Может всё, что хотите,
А всего лишь одна.
Словно ангел-хранитель
Беззаветна она.
Одинокая нота:
Ля-ля-ля, ля-ля-ля —
Беззаботно свобода
Распевает моя.
Чибис
Вале
Радости случились,
Не прошла печаль:
Позабытый чибис
Окликает даль.
И по-детски смело,
Только нам двоим,
Лето вдруг запело
Голоском твоим.
Поднимись, воскресни,
Чибис у дорог,—
Пионерской песни
Давний ветерок.
«У дороги чибис…
Он кричит… чудак!»
Радости случились,
Лишь печаль — никак…
* * *
Родной язык в нас снова растревожит
И русскую тоску, и нашу прыть.
От первых потаённых чувств: «Быть может…»
И до надежды страстной: «Может быть!»
Родной язык. Мы все уйдём и сгинем.
Но строчка будет жить, ей хватит сил:
«Скажи поклоны князю и княгине»,—
Так Бунин в прошлом веке попросил.
А в детстве, кто из нас, как небожитель,
Не отхлебнул из русского ковша?
Родной язык — и ангел наш хранитель,
И песня, словно общая душа,
Которую всё реже дарит радио,
Но верещит всё громче на износ.
Родной язык: «Не в силе Бог, а в правде»,—
В тысячелетье прошлом произнёс.
Народа нет и не было немого.
И гордость, и смиренье на лице
Он выразит: «В начале было Слово…»,
«Пусть… будет пухом…» — он вздохнёт в конце.
Он узелок на память нам и — затесь,
Он оберег наш и — сторожевой,
Он был и есть, как Бог, без доказательств.
Родной язык — наш промысел живой.
Враки
Золотое времечко предчувствий,
А в кармане мелочь да табак.
Ничего и всё на всякий случай.
В Ювенильном море шторм-дурак!
Враки, что не знаем, что случится
(Наперёд, мол, видеть не дано),—
На меня в киножурнале мчится
Паровоз советского кино!
Враки, что не знали, что случится
(Будущее, мол, не ближний свет),
Если с каждой на тебя страницы
Коммунизма счастье вопиет!
А теперь вот никаких предчувствий…
Свет включай, подкручивай фитиль —
Не видать ни зги, хоть крайний случай.
Шторм, как бабочку, пришпилил штиль.
Тихий ужас мчится самолётом.
Коммунизмом хоть детей пугай.
Снова разыграли, как по нотам?
— Враки! — крикнул в клетке попугай.