Опубликовано в журнале День и ночь, номер 4, 2017
Памяти Евгения Евтушенко
Жизнь оказалась длиннее на строчку,
ту, что когда-то чернильным пятном
капнула с пёрышка — да на сорочку,
в классе взрослеющем, переходном.
Жизнь оказалась короче на строчку,
ту, что теперь завершит некролог.
Вот распускает апрельскую почку
чёрной ольхи семенной уголёк.
Жизнь оказалась… да нет, показалась
легче серёжки, ольховой такой…
Вот и запомнится самая малость —
вечный весенний и летний покой.
* * *
В глазах весны ледок застыл,
и в поступи — застыл.
И я уже не тот, что был,
совсем не тот, что был.
О как я медленно живу,
с оглядкою живу —
стежком по шву, стежком по шву,
по хоженому шву,
пока не сломится игла,
ходя туда-сюда
над краем швейного стола,
по самой кромке льда,
пока я вовсе не замру,
сухой водой звеня,
и снег поспешный на миру
не занесёт меня.
* * *
…И я почему-то решил,
что мало на свете грешил
и снова глаза закрываю
на всё, что содеяно мной,
и вот, как волчок заводной,
крутясь, то коплю, то теряю,
и, скорое слыша ку-ку,
костистое тело влеку,
до чада печного сгораю
и в чёрную землю теку.
А белое небо моё
обжило давно вороньё
и рваным пером запятнало,
и трупным заткнуло тряпьём,
и сам я валяюсь на нём
от века ни много ни мало,
и, кажется, разницы нет,
какой это крап или цвет,
и чей, и чего не бывало,
чего не молчалось в ответ…
Летите себе, я не ваш,
я вашей породы не славлю,
чужой не пятнаю пейзаж
и свой не бросаю на травлю,
и где бы я ни был теперь,
а слово заветное знаю,
ничем никому не пеняю
в моей веренице потерь.