Опубликовано в журнале День и ночь, номер 3, 2017
Конечно, Майк. Разумеется, в честь Тайсона. Как ещё назвать щенка боксёра?
Говорят, боксёры по уровню интеллекта среди собак чуть ли не последние. Может быть.
Щен грыз всё, что можно. Обувь, ножки стульев и кресел, косяки дверей и сами двери.
Ему накупили кучу резиновых игрушек, их тоже грыз и мусолил. Когда ему купировали ушки, смертельно обиделся. Откусил уши всем резиновым зверям. Не что-нибудь, а именно уши. Даже бегемотику, у которого ушки были микроскопические. Нет интеллекта, да? Резиновые звери с дырками вместо ушей валялись по всей квартире, а обиженный Майк сидел два дня под кроватью и выходить отказывался. Обида — страшное дело.
Вырос огромным. Грудная клетка широченная. Подраться — хлебом не корми, во дворе — глаз да глаз. Сук не трогал. И щенков. Был один кобелёк — здоровенный, не меньше Майка, но всего шести месяцев от роду, и Майк его в упор не видел — а чего с сипилявками связываться? Взрослых кобелей драл немилосердно.
Детей любил страшно. Приходящие в гости малыши садились на него верхом, за уши дёргали, как за вожжи,— Майк только улыбался и слюни пускал.
Идёшь в магазин: «Майки, жди!» Всё, будет сидеть, как приклеенный, с места не двинется, главное, чтоб дверь магазинную было видно. Раз между ним и дверью фургон остановился. Собаку чуть инфаркт не хватил: дверь не видно, а с места сходить нельзя: сказано здесь ждать. Когда я вышла, пса колошматило не по-детски, трясло мелкой дрожью. О, как он обрадовался, меня увидев! Мне кто-нибудь когда-нибудь так радовался? Нет. Ни до, ни после. Концентрация счастья, без всякой примеси. И ведь — ни за что, просто так. У меня было ощущение, что я с войны вернулась живая. Как гордо он потом бежал рядом и как важно метил каждое встречное дерево!
Бывало, с гостями засиживались до утра. Как положено — на кухне. С водкой и гитарой. Майк — рядом.
— Майки, спать иди, четыре утра!
Он уже глаза закатывает, зевает, но с кухни не уходит: надо быть с людьми!
Бог ты мой, как я любила эту псину!
Я не знаю, как люди разводятся, имея детей. Это ж вивисекция просто. Если так больно из-за расставания с собакой, то как же расстаются с детьми?!
Когда мы расстались с хозяином Майка… плевать на хозяина! Но как мне не хватало этой наглой рыжей морды! Мне по сей день её не хватает.
Я видела его ещё раз. Он сидел у магазина. Ждал хозяина, смотрел на дверь, не сводя глаз. Я не могла не подойти. Прохожие шарахнулись, когда к рыжему кобелю подошла чужая тётка, и он сошёл с ума. Он забыл про эту дверь, что на неё надо смотреть, он прыгал, как безумный, стараясь лизнуть мне лицо, поставить мне лапы на грудь, оббежать вокруг меня, ещё раз подпрыгнуть, ещё раз лизнуть в щёку…
Когда хозяин вышел, я сидела на снегу, сбитая с ног, в расстёгнутой дублёнке, оторванные пуговицы валялись вокруг, а рядом — прямо со всех сторон одновременно — бесновалась рыжая тварь. Он уже немного пришёл в себя и теперь пытался каждому проходящему сказать: вы видите, кого я встретил? Вы понимаете, какое это счастье?
Он и хозяину сказал: смотри, кто пришёл?!! Правда же, она пойдёт с нами, и всё будет по-прежнему??
Но всё не может быть по-прежнему. И я не могу объяснить тебе, Майки, почему я не пошла с вами… У людей всё не по-людски.