Светлой памяти Поэта
Опубликовано в журнале День и ночь, номер 2, 2017
Евгений Степанов
Москва
«1 апреля 2017 года ушёл из жизни выдающийся человек — поэт, прозаик, литературный критик, антологист, сценарист, режиссёр, актёр, фотограф, политик, педагог Евгений Александрович Евтушенко.
На протяжении десятилетий он был послом русской поэзии в мире, представляя её во всех странах, которые он посетил. Я не знал поэта, который бы знал наизусть столько стихов других поэтов! Он любил помогать молодым, любил поэзию преданно и самозабвенно.
Конечно, не все его стихи удались, он это сам понимал и говорил, но он создал множество шедевров, которые войдут в историю русской литературы.
В общении он любил шутку, мог посмеяться над собой, он и ушёл 1 апреля, в день смеха, точно насмехаясь над смертью, которая его не победила.
Вечная память!»
Михаил Синельников
Москва
«Поэт ценится по лучшему, и это лучшее у Евтушенко прочно и долговечно. А уж „Свадьбы“ и стихотворение о профессоре, от которого ушла жена, определённо будут жить, пока существует русская литература. „На заре молодых вероятий“ он вошёл в нашу поэзию во всём блеске свежего и неистощимого дарования, лирической дерзости и гражданской отваги. С ним и кончается „евтушенковское“ поколение, в котором, по моему убеждению, именно и только он сам был единственным подлинным, природным поэтом. Единственный из них был сосредоточен не только на себе любимом, но ощущал свою судьбу как часть общей, единственный испытывал неослабевающий интерес к людям, к человеческим судьбам.
Мне кажется, что в нашем обществе из деятелей с именами он оставался последней моральной фигурой.
Без его воинственного задора, его сумасбродных причуд, без его присутствия на сцене и эстраде становится совсем тускло.
Стоит сейчас сказать и о том, что нет числа его добрым делам: того он вытянул из тюрьмы, этому достал спасительное лекарство, кому-то помог напечататься, будущность кого-то отстоял перед грозным собранием. И так далее и так далее. Здесь он был безотказен.
Я знал его в разных ситуациях на протяжении многих лет. Ощущал его поддержку и премного ему обязан. Спорил с ним, писал о нём статьи, иногда остро критические, иногда восхищённые, порою и смешанной тональности. Рад, что в одной заметке написал то, чего никто бы сказать не посмел и не посмеет: что изначально его дарование было крупнее дарования Бродского. Но, увы, оно не целиком было отдано Музе… Он понимал, что я воевал не с ним, а за него, за выживание поэзии, что писал искренне. Он был ко мне благосклонен. Я любил его».
Александр Мелихов
Санкт-Петербург
«Я долго не решался об этом написать, опасаясь обидеть очень хорошего человека, но друзья убедили меня, что обидного в этом нет, а даже наоборот. Второе — те, кто рассказывают о знакомстве со знаменитостями, всегда выглядят немножко жалко, поэтому спешу заявить, что я оказался за одним столом с Евгением Евтушенко совершенно случайно, и он наверняка уже забыл, как меня зовут. Это было в пансионате „Сосны“, где проходил Волгинский конгресс „Литература и кино“, и Евгений Александрович попросил подкатить своё кресло-каталку к нашему столику, чтобы поговорить отнюдь не со мной, а с отцом Владимиром Вигилянским, который великодушно отвечал на мои вопросы о жизни священников.
Я, как, видимо, и многие, не раз слышал сетования, что Евтушенко никого не слушает, говорит всё время сам, и в течение часа действительно говорил в основном он. Но в его монологе не было ни малейшей самовлюблённости, напротив, он постоянно с детским простодушием обращался за поддержкой ко мне — совершенно неизвестному ему человеку,— и во всей его на удивление искренней речи не было ни единого слова о себе — о старости, о том, как тяжело из сильного мужчины превратиться в „человека с ограниченными возможностями“,— он говорил только о судьбах мира, России, культуры…
Все его мысли и планы отличались абсолютным бескорыстием и — да, наивностью,— ведь вера в людей и есть наивность. И чем дольше я его слушал, тем сильнее в него влюблялся, а к концу нашей встречи у меня уже стояли слёзы в глазах. Они и сейчас стоят: всесветно знаменитый и, увы, очень немолодой поэт предстал прекрасным ребёнком, который горит не собственными, а общими делами. Ну а то, что, принимая близко к сердцу общие дела, почти невозможно избежать общих мест,— это уже неизбежные издержки. Впрочем, это и одна из важнейших миссий поэзии — чтобы от истины ходячей всем стало больно и светло.
Я это уже публиковал, а вчера снова вспомнил, и стало больно и светло».
Миясат Муслимова
Махачкала
«С Евгением Евтушенко я познакомилась на презентации его книги „Можно всё ещё спасти“ в Москве, в „Библиоглобусе“ в 2011 году. Тот, кто никогда его не видел, ещё может прислушиваться к скепсису недоброжелателей, но те, кому довелось его слушать, никогда им не поверят. Никто другой не способен так любить читателя и поэзию, как Евгений Евтушенко. Вот только он вошёл в зал, с трудом опираясь на палочку, накануне операции на ноге, но как только оглядел зал и начал читать стихи, преобразился и он, и зал. Мы просто с первой секунды поняли, что он пришёл не памятником себе, а к нам, к каждому, так просто, доверительно и празднично, конечно. Как он читал! и как был откровенен в стихах… В разговоре — о любви, о себе — мальчике, юноше, студенте. И слёзы, и улыбки, и со-переживание, и со-воодушевление. Я получила в подарок книгу с автографом. Он обрадовался, услышав о Дагестане: „Я обещал Расулу Гамзатову приехать, но так и не выполнил своего обещания“. Ясно было, что выполнение некогда данных обещаний для него очень важно. Он собирался приехать, началась наша переписка. Но увы, власть тогда проигнорировала и письмо Евгения Евтушенко, и моё обращение. Его письмо правительство направило Союзу писателей Дагестана, но и он не шевелился, и Евгений Александрович не хотел иметь с ним дела и даже был задет тем, что правительство не ответило ему. Не отвечало и министерство культуры во главе с Зумруд Запировной, поручив какой-то секретарше заниматься этой проблемой. Возможность встречи властью была сорвана.
„Дорогая Миясат, держитесь. Что это — тейповые выяснюшки? Мне кто-то написал что-то, но я должен и сам отписать, как я буду чувствовать себя после операции, а она должна состояться уже вот-вот. Не могу ли я чем-нибудь помочь Вам? — ЕЕ“,— писал Евгений Александрович 15 апреля 2012 года.
„Я ещё раз повторяю Вам, что я с радостью приеду в Дагестан. Это моё желание неотменимо. Я подтверждаю своё желание наконец посетить Дагестан, куда меня много раз приглашал Расул. К сожалению, это не сбылось во время его жизни. Подтверждаю своё желание посетить Дагестан. Это мне может удастся только летом будущего года, предположительно в июне-июле месяце во время моих каникул преподавания в США, где я уже 15 лет преподаю русскую литературу, являясь членом Американской и Европейской Академий искусств. Все эти годы я выступаю с большим успехом в так называемое „несезонное“ время, в само, или, как даже говорят, в „мёртвый сезон“, и в прошлом году, представьте, на берегах Волги под Самарой слушать меня собралось 42 тысячи совершенно живых людей. Я вовсе не требую такого многотысячия и в Дагестане, но всё-таки хотелось, чтобы это прошло в самом большом вашем зале-театре или филармонии по вашему выбору. Я готов дать концерт в двух отделениях на 2.30 минут с чтением стихов и старых, и новых, ответить на вопросы“,— писал он ранее, 25 августа 2011 г.
Не удалось. Проблема „власть и поэт“ оказалась неразрешимой. Но это уже её бесславие, а Поэту — и вечная память, и вечная слава».
Евгений Минин
Иерусалим
«Вот уже третий год, как живу в Иерусалиме. Не до стихов — пашу на нескольких работах. И вдруг, как свет в оконце — приезд Евгения Евтушенко, его выступление в Бейт Конфедерация, около известной vip-гостиницы Кинг Дэвид, где останавливаются президенты и поп-звёзды.
Вечер был тёплый. Небольшой зал забился до отказа — в Израиле поэта любили беззаветно. Все помнили публикацию поэмы „Бабий Яр“.
Пришли на вечер и учитель Евгения, и много его друзей. Поэт много говорил о поэзии, что все поэты — братья, и, конечно, читал стихи. После окончания вечера я встал в небольшую очередь за автографами.
Подойдя к поэту, протянул его книгу и скромно произнёс:
— А я ваш брат, Евгений. (Помните детей лейтенанта Шмидта?)
Евтушенко ошарашенно вгляделся в иудейские черты моего лица и спросил:
— Как? С какой стороны?
— Как же, вы только что сказали, что все поэты — братья. А я — поэт Евгений Минин, и значит — ваш брат!
Евтушенко улыбнулся — он оценил мой юмор и подписал:
„Моему брату-поэту Евгению Минину от души. 22 ап. 1993“.
Так что, друзья,— теперь мы с моим тёзкой Евгением Евтушенко братья навек, что и запротоколировано на обложке книжки, которую я бережно храню».
Максим Рычков
Красноярск
«При жизни к нему, как и ко всякому талантливому человеку, относились по-разному. Для одних уроженец близкой нам Иркутской области был крупнейшим советским литератором, для других — одной из многих ярких фигур в плеяде „шестидесятников“, для третьих — удачливым конъюнктурщиком, начинавшим свой путь с хвалебных од Владимиру Ленину и Иосифу Сталину, а затем переориентировавшимся на критику советской реальности. Можно сказать и так: у каждого читателя был „свой“ Евтушенко. Кому-то в его творчестве более всего нравилась любовная лирика, кому-то — гражданская, кому-то — философская… На этом фоне могут показаться незаметными произведения Евгения Александровича, посвящённые родной стране, за судьбу которой он продолжал искренне переживать, даже живя за рубежом».