Опубликовано в журнале День и ночь, номер 1, 2017
Сдержанная речь, взвешенное слово, открытый взгляд — такое не часто уловишь в сумятице будничной жизни, которая «вертится, крутится, / Жадно и бегло дыша». Приглянешься, прислушаешься и с радостью осознаешь, что-человек-то говорит стихами.
Так я открыла для себя Александра Орлова и его стихи. «Разнозимье» — не первый опыт поэта, но и не очередная книга. На мой взгляд, именно в этих стихах заметно личностное возрастание Орлова, его творческий и духовный подъём. Это и задаёт направление главного вектора. Здесь всё — книга жизни.
Жизнь для тебя — книга,
Жизнь для тебя — слово,
Жизнь — это полмига,
С Крещения до Покрова.
Конечно, речь идёт о Книге и о Слове.
Герою стихов Орлова недостаточно только размышлять о жизни «отважно и пугливо», только комфортно устроиться за кабинетным столом, рифмуя или составляя конспекты. Эта спланированная и предсказуемая жизнь тесна и мала, хотя герой уже усвоил, «что жизнь — сплошной урок». Но есть другая школа жизни. Не на соседней улице, но много дальше и выше… Высшая школа.
Путь избран — вверх, к Богу. Это движение роста не виртуальное, оно — внутреннее, сокровенное. Стоит только сдвинуться и пойти в выбранном направлении, откроется иное понимание судьбы, истории, отечества, своего места и голоса, поступков и памяти. Изменится поэтическая оптика и акустика. И тогда же неминуемо встанет вопрос:
Кто я? Минувшего избранник?
Лохмотник, чей маршрут бугристый крут?
Мне картой служит родовой помянник,
И звуки прошлого в ночи к луне влекут.
Так осознаёт себя наш современник, не чуждый гаджетов и дивайсов, столичный житель, поэт и учитель истории Александр Орлов. В этих строках не только понимание своего назначения в жизни, но и чувство сердечного долга по отношению к прошлому и к памяти тех, кто безвозвратно ушёл.
И только мягкий свет внутри лампад
Напоминает, кто мне в мире дорог.
В стихах первой части «Чернотроп» и второй «Снеговина» рассыпано много библейских аллюзий, цитат, ассоциаций. Наряду с этим ощутим проработанный культурный слой с признаками язычества, идущего от сказок, былин и суеверий, мистические смятения, мотивы и настроения Серебряного века и, конечно, интуиция. И, конечно, вера.
Вот откуда созерцательность, подробный взгляд и рассудительная, местами в чём-то назидательная, интонация. И ещё — сдержанность, черта человека, владеющего собой, хотя и срывающегося по молодости, по горячности, потому как «вспыльчив, заносчив и груб».
Наряду с метафизикой жизни, с её «вечными» вопросами, Александр Орлов твёрдо стоит на земле, не теряя чувства реальности, говорит о том же, о чём сегодня говорят на улицах, на кухнях и в гаражах: «О Путине, Москве, мигрантах, власти». Говорит не с опаской и не с оглядкой, а с пониманием, с гражданским сочувствием и соучастием. Его будоражат события и люди наших дней.
Особенно притягательна галерея мужских портретов от «Жестянщика» и «Башмачника» до «Христорадника», «Молчальника» и «Благотворца» — одного из лучших стихотворений в книге, посвящённого старцу схиархимандриту Власию (Перегонцеву). Большим теплом и доверительностью проникнуты стихи, обращённые к иеромонаху Макарию (Комогорову). Все поэтические портреты не просто живописны, в них — черты характера и, конечно, судьбы. Эти стихи отличает удачно найденная живая разговорная интонация, заметная и в стихах, посвящённых друзьям.
Наш век сырыми войнами рождён,
Контуженный, в потёртом камуфляже,
Он выстоял в эпоху распродажи,
Он выжить, как и прошлый обречён.
Его понять вы не пытайтесь даже.
А для стихов-пейзажей характерна созерцательность. Любой из пейзажей Орлова — не просто «картина маслом». В пейзаже — в природном или в городском — растворён дух. Природа одухотворена, и человек в ней — хоть и «дух-кромешник», но тварь Божия. Ведь «Дух дышит, где хочет», вот он и дышит в стихах Александра Орлова, придавая иной объём живому пространству поэзии, где есть Верх и Низ, Небо и Земля, Бог и Человек.
Ты веруешь, Он, Альфа и Омега,
Он в тайной тридевятой стороне,
Выходит, неожиданно извне,
И полон мир архангельского снега.
Особенно много стихов о зиме и о снеге, они так собраны в разделе «Снеговина».
Зима — не просто один из четырёх сезонов года. Зима сильно беспокоит поэта как состояние. Она вдохновляет, но она и страшит. Автор различает своё разнозимье, где снеговик и снежнец, снежниковые ямы и снежные озёра… Пора зимы и снега — это не только стихи, но и пора одиночества. В «зимних» стихах герой говорит: «я — снег», он определяет — «снежок, часть облачного льна», «часть ледяной крупы» отсюда и название книги — «Разнозимье». Поэт не выпускает зиму из виду, потому что «зима криворота». Наблюдает за ней, подсматривает, караулит: вот «зима провожает с прищуром косым», вот другая — «как больная в чепце старуха». Он мечтает подчинить себе не только всю зиму, но и каждый сугроб, приручить зиму, поставить её на место, укоряя всерьёз:
Что меня не любила ты,
Что ласкала из пошлой моды,
Что мои собирала годы,
Как флористка в букет — цветы.
Здесь — среди зимы! — пробивается вечная тема любви, без которой стихи невозможны. Что стихи? Жизнь без любви невозможна. Ещё раньше, признаваясь зиме, что взаимность на нуле, герой лирики Александра Орлова говорит: «я — самый худший зимы ученик». Почему? Что он знает про себя? Оценивая других — ведь он учитель! — может ли оценить себя, хотя бы по пятибалльной системе? Чего недостаёт, чтоб стать, наконец, счастливым? Убегая от зимы, от себя не убежишь. Там-то и настигли, и накрыли одиночество, нелюбовь и невзаимность.
С ветром яростно споря,
Вдоль каналов, плотин,
Ниже уровня моря
Я шагаю один.
Рождественский праздник в Голландии, в Королевстве ветров — «праздник живописный, но не тот». Не найти там ветряков счастья! Не видать любви, хотя «есть я и ты, и радости излёт».
Домой, скорей к себе, в свою зиму!
Вернувшись, самое время с себя же спросить:
А что со мной, что у меня внутри?
Ты не смущайся, глубже посмотри —
Там ждёт душа с улыбкой новосёла.
Это обнадёживает. В этих строчках, кроме надежды, есть поэзия, которую нельзя не почувствовать. Её чудесное вещество растворено в стихах Александра Орлова. И, конечно, в каждом дне его жизни, идущей на подъём.