Опубликовано в журнале День и ночь, номер 1, 2017
* * *
Маме моей в больницу.
Мама, как маленькая, —
боится.
Мне — становиться
взрослой:
рассказывать небылицы,
сказки, истории
про царство горьких лекарств.
Ночью
температуру сбивать, укрывать,
пробовать лоб наощупь
сильной ладонью, тёплой всегда:
«Спи, не пугайся.
Я буду рядом.
Я сделаю всё, что надо.
Только ты
не уходи никуда».
* * *
Вот календула, череда…
Нам с тобою одна беда
на двоих. Нам одних трав
на улыбках горчит правь.
Вот осока да лопухи.
Нам с тобою одни грехи,
в кожу въевшиеся, как сок, —
ототрёт ли часов песок?
Подорожник, крапива, вех.
Мы с тобою светлее всех.
Улыбайся, молчи, спи,
как ольха, в холода терпи
до прекрасных и тёплых лет…
Промеж нас ничего нет —
лишь календулы лепестки
невесомей твоей руки,
да зелёная череда
держит цепко, как я, да.
Видишь — солнце за горизонт?
Борщевик наклонил зонт.
Из-за вечности, посмотри —
сентябри идут, октябри…
Стужа, изморозь-седина.
Лист ольховый гниёт у дна…
Здесь, на самом краю тьмы
будем вместе лежать мы.
* * *
Между улицей Спасской и чёрт её знает какой
я в дорожном заторе стою, катафалк пропускаю.
Осыпается осень трухой, уходя на покой,
из приёмника глупая музыка в уши втекает.
По асфальту не движутся точно такие, как я —
приунывшие люди в коробках из крашеной стали,
и один в деревянной, которого примет земля.
Седовласый трубач на груди поправляет медали.
В тонировке окна отражается чьё-то лицо —
неужели моё? — переломанное светотенью.
Приунывшие люди сидят со своим мертвецом,
а мертвец никуда не спешит. Перекрёсток потеет,
и за влажными стёклами молча коробятся рты.
Улетает душа, превращаясь в незримую точку.
И машины пусты, если с птичьей смотреть высоты.
Глянешь снизу — и точно.
* * *
Он в Яузу бросится ночью в апреле,
она никогда не узнает об этом.
А. Вулых
Я в Яузу бросаюсь, словно в лузу
шаром.
Зима.
Такой же стук костей.
Прости меня, пожалуйста. Я лузер.
Мне тридцать пять.
Не будет новостей,
работы
и квартиры,
и машины.
Я вот такой.
Протёртое пальто.
Всё это не грешно и не паршиво,
но для тебя, наверное, не то.
Гудит компьютер. Я включаю песни
о том, что никого и никогда.
Всё это не сказать, чтоб интересно,
но так течёт подмёрзшая вода,
нас разделяя ровно на две части.
Здесь я, здесь ты. А середины — нет.
Ты знаешь, всё же я, наверно, счастлив.
Зима. Компьютер. Яуза.
Привет.
* * *
Твоё кольцо останется в воде,
в камнях, в песке за берегами Крыма.
Прости, прощай. Мы встретимся нигде.
Все стрелы в сердце пролетели мимо,
и я стою у моря босиком,
как голая,
без золота на пальце.
И не тоскую больше ни о ком.
Как просто оказалось расставаться!
Мы встретимся нигде и никогда,
забыв друг друга как больную муку,
и выплеснет солёная вода
твоё кольцо
уже в другую руку.
* * *
Сон до полуночи целебней.
Закрой глаза. Считай до ста.
Всё, как советовал Асклепий,
и лба касаются уста.
День суеты. Спокойной ночи.
Усни, пожалуйста, усни.
Пусть город вдалеке рокочет
и рассыпаются огни.
Спи. Это нужно. Это мудро.
Пусть не приснится ничего.
Ты снова выживешь наутро —
вновь
непонятно для чего.