Прочтение документальной повести А. И. Астраханцева «Житие советской женщины»
Опубликовано в журнале День и ночь, номер 6, 2016
Прочтение документальной повести А. И. Астраханцева
«Житие советской женщины» (опубликованной в журнале «День и ночь» № 5/2015)
Не устаю восхищаться, насколько узнаваемы и притягательны женские образы нашего замечательного писателя Александра Ивановича Астраханцева. Для своих произведений он выбирает современниц двадцатого столетия и новейшего времени в классическом русском масштабе. Тех самых, что коня на скаку остановят и в горящую избу войдут. И хотя коней сегодня ещё поискать, а избы городские героини видели зачастую только в кино, но что-что, а смотреть жизни в глаза эти женщины не боятся. Витальность и непосредственность, желание и умение двигаться вперёд, нередко на грани фола, истовый поиск себя, своего предназначения, способность любить и быть любимыми и в то же время стандартный набор грехов делают их настолько близкими, что кажется — это сёстры мои. Потому что женщина женщине в первую очередь сестра. И со страниц А. И. Астраханцева неизменно приходит ко мне та, что поймёт и поддержит, та, что никогда не осудит. Та, что прошла огонь, воду и медные трубы, а это значит — и я смогу тоже.
Не на сталеварах, шахтёрах, или строителях… И не на вдохновляющем мифе о грядущем коммунизме… Советская власть держалась тогда только на миллионах простых советских женщин. Но не спешите. Это не сводки передовиц и с полей и не записанные в цехах и у подъездов рассказы советского века. Нисколько. Это повесть о любви. О большой любви, о любви невозможной, такой, от которой лезут даже в петлю, но… Героиня хотела любить, и она любила. Как умела, как ей было дано.
Эта повесть — моё читательское открытие. Как может женщина всю жизнь любить «свободного» мужчину-творца? Каково ей с ним живётся? Почему она не уходит? Почему если уходит, то возвращается? Почему не может забыть? Ведь, значит, чем-то он дорог! Чем-то незаменим! Но чем же, Господи, чем? Конечно, любовью, которая рядом с ним, вопреки всем и вся, не только не угасает, но единственно светит и греет! Только рядом с ним в этой женщине любовь и живёт! «Любовь, что движет солнце и светила», а меньшую ей не надобно! Более того, именно она и привела её к Богу, к её Богу. «Как мне кажется иногда, солнце и есть Бог»,— говорит героиня. Воистину, даже уверовав искренне, русская женщина нередко остаётся язычницей, ведьмой, доброй феей из сказки.
Не хотелось бы впадать в русофильство, но что-то подсказывает, что именно русским женщинам свойственно любить вовсе не за мошну и регалии, а просто за то, что мужчина в жизни её появился как солнце. Нередко совсем ненадолго. Но сердце пленил навсегда. Не на этой ли непостижимой любви, которой приказать невозможно, и держится исконно Русь? И не потому ли русские женщины столь желанны в любом уголке ойкумены, что так дано любить только им?
Судьбою отмечен не каждый. Той, которая — песня. Многие про себя скажут: мол, их жизнь — не иначе роман. А на поверку нечего вспомнить. Поездки, покупки и встречи — нередко лишь галочки в календаре. Наполняют годы исключительно чувства, их объём, от уныния до ликования. Нашей героине, обобщающей образ советской женщины по А. И. Астраханцеву, даровано всё, чтобы её воспел поэт и картину создал художник. «И хоть с каждой пиши жития святых»,— утверждает писатель. Однако в «Житии советской женщины» мы читаем не про изнурительное выживание с атрибутами времени — безденежьем, очередями, трудностями с жильём, но борьбу за семью, за свои чувства, за ребёнка, за будущее. Не очередную мелодраматическую слезливую «клюкву» предлагает нам А. И. Астраханцев, а очень правдивый документальный рассказ. От себя скажу: который читается упоительно. Потому что желание жить всегда читается упоительно.
Главная героиня, Ирина Петровна Митрофанова, святой себя не считает: жила, как на сердце ложилось. Да и как без греха, коль ты не в могиле? Но грехи эти, скорей, того сорта, которые соль земли, те самые, что принимаются по счетам на том свете. Потому что ожить можно, только открывшись любви. А жить героиня хочет. Хотя из петли её тоже вынимали — и её, солнцем пропитанную оптимистку, безысходность чуть не сгубила.
Но меня, как читательницу, до глубины души поразило следующее: совершенно очаровала картина маслом счастливой семьи, писанная в начале повести, в авторском вступлении. Какие, всем на зависть, талантливые и увлечённые у героини супруг и сын! Шесть замечательных внуков. Как повезло этой женщине!!! Как ей интересно в семье, где все друг друга поддерживают и любят! Какая она счастливая!!!
И вдруг ошарашивающий рассказ Ирины… Взгляд изнутри. Ведро… Нет, вёдра ледяной воды!.. Воды? Кислоты на холстину! Кажется, вынести кошмар отношений с супругом нет никакой возможности. Никто бы не стал терпеть, никто бы не справился! История жизни и любви героини предстаёт в жанре то сказки, то авантюрного романа, а то взрывается хоррором, и всё это сдобрено густыми порциями реализма. Который заставляет верить каждому её слову. Понятному и простому, незатейливо вещающему о бесконечно сложном. О поисках и страстях «свободного» супруга. О ней, связанной по рукам и ногам: ребёнка надо растить, деньги — зарабатывать, ведь надо питаться, одеваться — Сибирь (!), платить за кооперативную квартиру, отдавать долги. На самом деле Бог есть. И под конец мы в этом убедимся: семья воссоединилась, мир восторжествовал.
Нас ожидает хэппи-энд? Слишком не похоже на А. И. Астраханцева, ведь не «клюква» была нам обещана, а суровая проза жизни.
И Веня мне сказал:
— Давай не будем больше ссориться и препираться — будем жить каждый своей жизнью. У нас есть общий дом, есть сын, внуки, но коль уж у нас с тобой разные понятия о жизни, о занятиях и живём мы в разных мирах — давай будем жить вместе, но — каждый своей собственной жизнью, а уж жизнь будет диктовать нам свои условия. Но с вопросами, куда я пошёл и что делал, не надо больше ко мне приставать; меня это раздражает. Я свободный художник и хочу оставаться свободным. <…>
И всё равно: как это?.. Но вижу: с его стороны глухая стена,— и я потихоньку научилась не лезть к нему в душу… То есть живёт рядом со мной человек, работает — что мне ещё надо? Ко мне не пристаёт, в мою личную жизнь не лезет: как, чем я живу? Хорошо ли мне, плохо ли?.. И так длится чуть ли не всю нашу совместную жизнь.
Конечно, идеальной её никак не назовёшь…
Так любовь это, или мне лишь привиделось? Может, женщина просто боялась остаться одна? Не привиделось, и ничего она не боялась. Потому что финал открытый, и каждый прочтёт по вере его. «Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви?.. я покажу тебе такую любовь!»
После рассудительного авторского слова мы, словно с его утёса, ныряем в океан чувств — в повествование героини, которое не прервётся уже до конца, в эмоциональную разговорную речь: её слушаешь, забыв обо всём. Повесть я прочла, не отрываясь, за пять часов, обнаружив, что наступила глубокая ночь.
Житие советской женщины начинается от детства и девичества — мелькают кадры становления страны на примере обычной советской семьи выходцев из деревни. Спали на полу, вповалку, на старых папиных шубах. Родители и пятеро детей в однокомнатной квартире. Туалет на улице, вода за три квартала в колонке, очереди за хлебом. Муку давали раз в год, в одни руки по три килограмма. В родителях героине больше всего нравилось, что они православные и венчанные. Семья до гробовой доски! Лишь так ей семья и мыслилась, иного и быть не могло.
Но неисповедимы пути. И хочется подробно остановиться на самом начале, проследить, как начиналась большая её любовь.
Семнадцатилетняя девушка парней сводила с ума — стоило раз на глаза показаться. На детской летней даче (она воспитательница) начинаются её первые умопомрачительные знакомства. Потому что герои пройдут через всю её жизнь и уйдут даже не плохо, а страшно… Бурные драматические отношения с мужчинами у Ирины в роду. «У меня,— говорит (мама),— была старшая сестра, Ульяна. Её выдали замуж за нелюбимого, так она пошла и утопилась прямо в свадебном наряде. Как вы думаете, хочу я своей дочери такого же? Они друзья и пусть пока остаются друзьями…» Так мама Ирины объясняет маме Славы, который никак не дождётся от девушки взаимности. Он так никогда и не сможет заменить её другой.
Но Ирина вскоре знакомится с Борей, влюбляется, вот и день свадьбы назначен, вдруг за неделю жених исчезает. Когда отыскали — сказался женатым.
Я днями напролёт хожу и плачу: вот скамеечка, где сидели,— плачу; вот дерево, под которым стояли,— плачу; дорожка, по которой ходили,— плачу, просто слезами вся заливаюсь. Ревела, ревела…
Через два месяца, вся в печали, героиня, того не желая, знакомится на танцах в Доме культуры со своей судьбой — Вениамином, только она об этом, конечно, ещё не знает. Он пригласил на последний и единственный её в тот вечер танец и вызвался проводить. Но Ирина не может забыть женатого Борю. Называет Вене своё имя, говорит, что работает на заводе. И всё. Никакого к нему интереса. Не обернувшись, уходит. Завод огромный. Веня оказался художником и придумал искать её, как принц свою Золушку. Только у принца была туфелька, а у Вени — умение рисовать.
А Веня говорит:
— Ну вот, опять Ирина — и не та.
А я за ней стояла; Веня увидел меня и кричит Сергею:
— Да вот же она — а ты говорил: такой нету!
— Так ты же большие глаза рисовал — у неё не такие,— отвечает тот.
Я услышала этот торг — развернулась и пошла, а Веня кричит вслед:
— Ира, подожди! Ира!
Догнал в коридоре и говорит, явно волнуясь:
— Я ведь уже вторую неделю вас ищу, всех Ирин перебрал!
Но Ирина неумолима. Тогда Веня стал писать письма, которые она даже не распечатывала. В это самое время выясняется, что Боря вовсе не женатый, это разлучница его хитроумно отбила, сказав, что Ира больна туберкулёзом.
Рассказ просто как громом поразил: какой страшной бывает подлость! Я всю ночь проревела.
У нашей заводской девчонки страсти шекспировские, не менее!
Той же ночью я написала Боре письмо. Пишу и реву, так что всё письмо залила слезами. Приложила к нему эту справку, что здорова, и все его фотографии, которые он мне дарил,— а как отправить?.. Решила идти к нему в общежитие сама. Вышла рано, часов в пять утра, ещё трамваи не ходили,— а идти далеко, остановок пятнадцать. Пришла в общежитие часов около шести — там ещё все спали. Просунула его фотографии вместе с письмом и справкой в щель под дверью в его комнату, выхожу на улицу, и — вы знаете — с меня эта любовь, как пелена какая-то, спала. А ведь до этого просто умирала… И опять пешком — уже на работу.
Выхожу с завода после смены,— стоит Боря с паспортом в руке и говорит:
— Вот, посмотри: паспорт чистый, неженат я. Прости меня!..
Конечно же, я ему всё простила, и мы снова задружили. Но он меня целует — а будто трава: ничего не чувствую; исплакала я свою любовь.
Со своим Веней она вскоре встретилась зимой, замороженная и голодная.
Заводит он меня к себе в мастерскую. Там стоит раскалённый докрасна «козёл» из проволоки, и кругом на стенах — портреты красивых женщин. На полу лежат две картины — или плакаты? — и на них — летящие голуби. Я так и обалдела от всего этого. Гляжу на него — а на нём такой красивый свитер, и сам он такой красивый! Почему же я раньше-то этого не замечала? Да ещё такие красивые портреты рисует!.. <…>
Он меня проводил домой, и с той поры мы с ним задружили. <…>
…Как-то так получилось, что вся любовь, которая была у меня к Боре, плавно перетекла на Веню — он стал мне нравиться. <…>
В том же марте, не откладывая, справили свадьбу, и я была в том самом платье, которое сшила мне Галя для свадьбы с Борей.
Так бурно началась у Ирины взрослая жизнь и не менее бурно до самой пенсии продолжалась.
И мы можем лишь догадываться, как пересказал бы ту же историю её супруг. На самом деле, сколь интересно было бы увидеть его чувство: что для него любовь?! Для человека, гордыня которого запредельна! Какую женщину он бы любил всю жизнь? И возможно ли это? Или истинная его любовь, избранница навсегда — единственно живопись? А земной женщине вход заказан? Он убеждён, что его одиночество разделить невозможно? И любовь — не более чем физиология или временное помутнение сознания? Что же для него женщина? Она нужна только затем, чтобы у него были еда, чистая рубашка и чтобы дома было убрано? Поговорить с ним о чём-то, хотя бы просто отвести душу (ей с ним) невозможно. Так женщина — необходимость или всё-таки солнышко? Ведь он жене говорит, что (его пассия, лесбиянка) Лена для меня — солнышко. В чём она ему — солнышко? Узнать интересно безумно!!!
Ясно одно: существуют женщины, которые тянутся только к мужчинам, рождённым для творчества. Их избранникам редко дано уложиться в прокрустово ложе общепринятых норм. Так и женщины, которых они выбирают. Либо женщины эти, служа высокому, способны принять все чудеса и отчаяние (Мне и жалко-то его: столько всего перенёс), либо, будоража собою, оригинальные, гордые и непокорные, они сами идут вперёд, оставаясь недостижимыми. Ясно и то, что Ирина создала и сохранила Вениамину дом вовсе не с привидениями, а со своей любовью, с сыном и внуками, в который он в конечном итоге вернулся.
…Ведь если бы не я, Веня точно погиб бы. Значит, я ему тоже пригодилась?..
Я знала, что любовь бывает только раз в жизни… И когда я любила Борю, а ничего у меня с ним не вышло, то решила, что больше уже любви не будет; и когда стала встречаться с Веней — подумала: ну и ничего, что не будет,— зато буду просто служить ему всю жизнь.
Но свято место пусто не бывает; конечно, без любви то служение, которое несла Ирина своему мужу, было бы невозможным изначально.
Однако сказка лубочной видится только со стороны: в её доме он словно родственник. Но это её выбор, её мужчина и её судьба. Тем не менее, лишь в служении упрямая героиня себя растворять не желает.
Но я не хочу быть всего лишь служанкой у мужа, если даже он художник! Ведь я же не машина для исполнения чужих желаний… я живой человек, и у меня есть свои желания, планы, мечты, мне тоже хочется иметь занятия для души!
Кто знает, быть может, только рядом с ним она и может оставаться собой? Во внутренней борьбе с его сосредоточением лишь на себе она и реализуется как личность?
Повесть открывает необыкновенный простор для осмысления, потому что любовь — вечная тема, и каждый её понимает по-своему. У родных душ об одном тоскует душа, и вместе ищут они выход из тисков одиночества и сомнений. Казалось бы, дружба даёт очень многое. Но так уж устроен человек, что только в любви открывается доступ к источнику, к глубоко упакованным внутренним ресурсам, только в ней вырастают крылья и несут вперёд, невзирая на трудности. Образы, которыми любящие, вдохновляясь, наделяют друг друга, не знают предела, нередко стремясь к обожествлению. Но только Бог читает в душах людей. В человеке сильны инерция и гордыня, удел его — бездна материальных проблем, а соответствие чаяниям любимого человека требует непрерывных и взаимных усилий. Более того, лишь равным дана любовь, а не слуге и хозяину. Так что неисчислимо пропастей на пути взаимной любви. Искреннее восхищение-притяжение на всю жизнь редко, как пурпурный единорог, но, конечно же, не заказано. Хотя обитает всё больше в мифах. Размышления о чуде любви не только отрезвляют (в конечном итоге она уникальна и непознаваема), но дают шанс для развития, для более счастливой жизни. А наша героиня, в контексте воспитания детей, приводит в эту тему слова Николая Рериха: «Для того чтобы лодка, пересекая реку, доплыла до цели, нужно грести выше цели».
В повести много всего. Удивительно, сколько неожиданных перипетий ожидает нас. Читаешь — и не догадываешься, что там, за поворотом, в новом абзаце. Тут и безжалостная констатация советского быта: когда сейчас говорят, что в советское время жили лучше,— это неправда. Может, кто-то и жил лучше, но я таких там не видела — все вокруг постоянно считали копейки и еле-еле сводили концы с концами. И философские, простые до гениальности истины, к каждой из которых герои приходят после такого катарсиса, что всякий раз едва ли не гибнут: когда он заболел туберкулёзом, то очень боялся умереть, а когда выжил — стал так радоваться жизни, что всё, что бы он ни рисовал, получалось прекрасно. Тут и страшные судьбы мужчин, которые всю жизнь Ирину любили (Слава, Эдуард), ёмкие и яркие рассказы о хороших людях, которых в жизни героини встречалось немало. Тут и, как снег на голову, болезни мужа (открытая форма туберкулёза с тяжелейшими осложнениями через много лет). И сама героиня с юности получила отравление свинцом на заводе — сказалась работа в химцехе, всё вместе вылилось в постоянные госпитализации, операцию, инвалидность. Но и здесь оптимизм не знает предела — она искренне верит, что болезни посылаются нам затем, чтобы мы благодаря им духовно очищались. Тут и её решение выбирать работу по душе, теряя так необходимые ей деньги, будь они прокляты! Но героиня никогда никого не проклинает, наоборот, не устаёт благодарить. Это читатель от беспокойства сходит с ума, в то время как она продолжает рассказывать историю своей жизни, своей любви. Одно от другого неотделимо.
Её способность из самого факта жизни извлекать радости впечатляет. Более того, повествуя о том, что куда ни кинь, везде клин, текст насквозь пропитан неиссякаемым оптимизмом, но никак не бравадой. В раннем детстве радость — кукольный театр в глухой деревне, устроенный мамой для пяти детей.
Теперь мы с моей сестрой Галей рассуждаем так: несмотря на многие беды, вся наша жизнь была сплошной радостью; заселились в кооперативную квартиру — радовались… выплатили через пятнадцать лет кооператив — опять радость!
В перестройку радости ещё прибавилось: мыла не было, а достанешь кусок — радуешься; цыплёнка купишь — радуешься.
Жизнь Ирины полна чудесами и тайнами. Чудес не будет, если не будет тайн. Её любовь к мужу так и останется неразгаданной. Но как бы ни было сильно возмущение его «увлечениями», его самолюбием, но им, его талантом и душевными качествами она восхищается неизменно: он великий труженик, и я благодарна ему за то, что он полюбил меня — а ведь я тоже не идеал.
Конечно, сохранить семью в конечном итоге помогло их взаимное уважение и доверительное отношение друг к другу. Кредит доверия в этом месте не знает меры — верный признак любви, мудрый удел которой — прощать. Когда пришло время пережить любовь жены к Эдуарду, тоже иррациональную, несущую мук много больше, чем радостей, но которой суждено было перешагнуть даже смерть, Вениамин на высоте оказался тоже недосягаемой. Редкая женщина не оценит такого бережного к себе отношения, как бы кощунственно в данном контексте «бережность» ни звучала. Но так уж устроено: лишь через личные страдания дано познать не только себя, но мировую скорбь.
Ирина из тех женщин, которые не предают любовь, просто в её большом сердце много места, ведь она тоже творческий человек. Имея с детства сильнейшую тягу к музыке, ей так и не суждено было выучиться играть. Но она слушала. Всю жизнь.
Что ещё спасало меня в жизни — так это музыка. Иногда сижу дома, слушаю её и плачу. То есть она распахивает мне душу, а в душе столько слёз накопилось! Но это слёзы утешения и облегчения.
Много я её переслушала, особенно в трудные моменты, когда Веня десять лет подряд ездил и я жила как Сольвейг,— только одна музыка мне тогда и помогала: слушаю, а душа ликует, и тревоги уходят. Наслушаюсь, наплачусь — и побежала на работу…
Красивая повесть, повесть как музыка о любви, о русской женщине, которую судьба провела через советское время, не дав ей в наследство ничего, кроме чувства. Остальное добывалось в поте лица своего, с перерывами на сон в несколько часов.
Ушёл в прошлое советский период. Мы все помним огромные панно и барельефы с изображением советской женщины: босая великанша в косынке и платье, серп — аксессуар неизменный. И художественно-модернистские вариации образа скорее бабы — не женщины. А в быту она вечно с авоськами, в битком набитом автобусе, электричке. Нет, никогда не в автомобиле, не в самолёте — в них передвигались дамы из какого-то другого мира, из другой жизни, словно бы не советской. В городе днём — на конвейере, вечером — в огород, поливать морковь-огурцы. Выходные у большинства — огород неизменно, потому что ягоды-овощи нарастить надо, картошку выкопать, капусту насолить, варенье наварить. Ничего не поделать, жизнь есть жизнь, в условиях безденежья и дефицита она диктует своё. Впрочем, от земли русские люди никогда не отрывались.
Однако А. И. Астраханцев в своей повести камня на камне не оставляет от расхожего архетипа. Который и баба, и бык, и лошадь, и мужик. Которому, кроме работы, казалось бы, ничего и не надо. И рожает она между сменами. А детей воспитывают школа и детская комната милиции. А ещё дети растут, по русской традиции, как трава подзаборная.
Нет, нет и нет! Потому что это всё не более чем взгляд
на улицу, но не в сердце. Да, советская женщина всегда болела за коллектив, как
за семью, но никогда в массе своей не выносила на люди страдания души. Той, что
тянется к красоте и гармонии и к простому женскому счастью — к любви и согласию
в семье. Её внутренний мир, несмотря на отсутствие такого желанного образования,
негасим и богат. И самая большая ценность в этой жизни для неё, конечно, любовь.
Она живёт, пока любит сердце. Пусть мужчина терзается в поисках смысла, ловит удачу
и вдохновение — женщина просто любит своего «небесного ангела», бережёт для него
дом, воспитывает детей. И другого не надо. Его крылья — ей радость, свет и тепло.
Так она для себя решила.