Опубликовано в журнале День и ночь, номер 5, 2016
*
* *
И с каждым днём становится спокойней.
Что ты на месте — чувствуешь хребтом.
Ты поднимаешь время, как подойник,
несёшь его наполненным ведром.
Ни от кого не пряча суверенно
свои морщины, как свои труды,
ты рад, что наконец — у края сцены,
недалеко от неба, от воды.
И ничего, что, чувствуя бескрылость,
любую жертву можешь ты принесть.
Хотя тоскуешь по тому, что было,
безудержней, чем по тому, что есть.
И вот причины выжить стали вески,
но ты в себя как будто бы ушёл,
где стынет тень твоя под переплески
забвенных лет и невозвратных волн.
*
* *
У любви и вправду путь негодный.
За разгромом следует погром.
Кто волос пожар багрянородный
выстегал бедовым серебром?
Были мы невинны и наивны.
Обелила крылья седина.
Мы не верим россказням старинным:
«Нет такого в наши времена».
Но порой, когда невмоготу нам,
вынесет тебя в такую высь,
что поверишь картам, снам и рунам —
лишь бы их пророчества сбылись.
И тебя спасает в час последний
то, что гнал ты прочь из гордых сил
то, что ты считал уже за бредни
(а тайком молился и просил).
Чтоб потом на сердце новым шрамом
лечь, чтоб душу вытянуть из жил.
Чтоб потом мечтал о том же самом,
чтоб потом ты тем же самым жил.
*
* *
Не процвести, не проясниться,
когда, напраслины боясь,
набрасываешь власяницу
молчанья, нужного сейчас.
Расходоваться начинаешь,
да так, что видишь гальку дна.
И красной костью иван-чая
пошуршивает тишина.
И не получиться воскреснуть
там, где уходит всё на слом.
Харон на донке одноместной
взбивает прошлое веслом.
Под ливнем легковесных строчек
не чувствуешь в бреду истом,
как, вдохновеньем обесточен,
дух покидает тесный дом.
*
* *
Первый дождь после долгой зимы!
Загостился ты в горних высотах.
Ты впиваешься мелко в холмы
И бормочешь неясное что-то…
Заговариваешь семена,
Растворяешь зелёные почки.
И твоя легковесна стена,
И твои сокровенны шлепочки…
Ты по лужам — босым воробьём,
По кистям взбаламученных ёлок.
Не пора ли пойти нам вдвоём
На раскисший от грязи просёлок —
Распугать оголтелых грачей
И скворцов-пересмешников слушать?
Первый дождь, тебя можно прочесть,
Заманить, запустить себе в душу…
Ты пришёл — за тобою Весна!
Повторяй, не забудь моё имя,
Пробуждая поля ото сна
С одуванчиками золотыми…
Смородина
Протяни мне руку
Со смородиной в горсти.
Первобытным звуком
На зубах она хрустит.
Кто там даст мне роздых?
Как сегодня нужен он!
Прядает по звёздам
Круторогий Актеон.
И тропой небесной,
Душу времени продав,
Жёлтый карлик ездит
На злащёных ободах.
Кто родился чудом —
Намолили нас не зря!
И бежать отсюда
Стыдно в лучшие края.
Сердце слабо внемлет,
По-другому не стучит.
В горьком чужеземье
Явь и навь не различить.
Без пустых напутствий
Удержаться б на лету
И в раю очнуться
Со смородиной во рту.
Утро
Уплывает луна
в предрассветную рань.
На Голгофе окна
распинают герань.
Истекает времён
закипающий сок,
но уже озарён
сквозь стекло потолок.
Цветом грязная гжель —
обмирающий сквер.
Отчего-то в душе
обнуление мер,
растворение врат,
распадение сфер…
Сброшен в тлеющий ад
с облаков Люцифер.
Нет, пылающий гость…
Лишь заря мне видна!
Зонтик пурпурных звёзд
в средокрестье окна.
Чей мне голос и знак?
Чей он — пламень и дым,
свет несущий во мрак
и владеющий им?
За фонарным стеклом,
за дубовым столом
кто — добро или зло?
Как — с добром или злом?