О русско-кавказских контактах во второй половине XIII века
Опубликовано в журнале День и ночь, номер 4, 2016
Прямые связи русских земель с государствами Северного Кавказа и Закавказья — от торговых и военно-политических1 до матримониальных2— прервало монголо-татарское нашествие. С утверждением власти Чингисидов русско-кавказские отношения стали опосредованными и устанавливались в рамках Монгольской империи, чьи западные улусы охватили значительную часть Восточной Европы, Передней и Средней Азии. Северокавказские территории, от Тамани до Дербента, отошли к Улусу Джучи, более известному в литературе как Золотая Орда (в ранних русских источниках — Орда). Первым правителем ордынского государства, сложившегося к 1243 году, стал внук Чингисхана Бату — Батый русских летописей. В низовьях Волги, на левом её рукаве — Ахтубé, он основал в начале 1250-х годов свою столицу — город Сарай-Бату. Ко двору ордынского хана съезжались представители всех покорённых им земель. Здесь русские люди могли встречаться с выходцами с Кавказа. А в составе монгольских военных экспедиций бывали и на Кавказе.
Другой внук Чингисхана, Хулагу, завершил монгольские завоевания в Иране и сопредельных странах: в 1256 году уничтожил иранский анклав исмаилитов-низаритов (в Европе их именовали ассасинами), двумя годами позже разгромил халифат Аббасидов, а в 1260 году воевал с мамлюками в Сирии, где потерпел неудачу. В 1261 году великий хан Хубилай признал право Хулагу на захваченные земли и даровал ему титул ильхана — «правителя племени», то есть хана улуса. В отечественной литературе этот улус принято называть государством Хулагуидов, или Хулагуидским Ираном, в западной — Ильханатом. Власть ильхана распространялась на Иран, бóльшую часть современного Афганистана и Туркмении, бóльшую часть Закавказья, Ирак Арабский и восточную часть Малой Азии. Христианская Грузия и ряд средиземноморских земель были вассалами и данниками Ильханата.
В последней трети XIII столетия держава Джучидов и государство Хулагуидов фактически перестали подчиняться великому хану. Но самостоятельность проявили ещё раньше — затеяв междоусобную борьбу в начале 1260-х годов. Сменивший на ордынском троне Батыя и его наследников хан Берке, тоже внук Чингисхана, исповедовал ислам суннитского толка. Ильхан Хулагу характеризуется современниками как приверженец ламаизма и покровитель христиан. Так, древнеармянский источник свидетельствует, что Хулагу находился под сильным влиянием неких «тоинов» (историк и археолог Г. И. Спасский усмотрел в них тибетских лам). «Эти [тоины] — волхвы и колдуны… Они обманывали его [Хулагу], обещая ему бессмертие, и он жил, двигался и на коня садился под их диктовку, целиком отдав себя на их волю… А старшая над его жёнами, Тохуз-хатун, была христианкой. Она хотя и неоднократно укоряла его, однако не смогла оторвать от волхвов; сама же она, поклоняясь богу, защищала христиан и помогала им»3. Казнив аббасидского халифа аль-Мустасима, единоверца хана Берке, Хулагу дал двоюродному брату благовидный повод для развязывания войны. Главной же причиной конфликта явились притязания ордынского хана на Арран, Ширван и другие исторические области на территории современного Азербайджана. Ордынские войска (общей численностью около трёх туменов) участвовали в завоевательной кампании Хулагу, и хан Орды, следуя установленному в империи порядку, предлагал иранскому ильхану поделиться приобретениями. Но пролегавший вдоль западного побережья Каспия торгово-караванный путь из Азии в Европу давал немалые выгоды тому, кто хотя бы частично его контролировал, и Хулагу не хотел терять доходы от транзита товаров. Союзником Берке стал Бейбарс I, мамлюкский султан Египта и Сирии, враг иранского ильхана. Хулагу предстояло воевать на два фронта. В августе 1262 года в его владения по приказу Берке вступила через Дербент тридцатитысячная ордынская конница. Командовал ею джучид Ногай, праправнук Чингисхана4.
В этом же году во Владимире, Суздале, Ростове, Переславле-Залесском, Ярославле и ещё нескольких городах Северо-Восточной Руси вспыхнули восстания против бесермен — хивинских купцов, взявших на откуп монгольскую дань и чинивших при её сборе беззакония. Злые «мытари» были изгнаны, а частью перебиты. Свидетельствует Лаврентьевская летопись: «В лѣто 6770 (1262). Избави Богъ от лютаго томленья бесурменьскаго люди Ростовьскія земля, вложи ярость въ сердца крестьяномъ не терпяще насилья поганыхъ, изволиша вѣчь и выгнаша из городовъ из Ростова, изъ Володимеря, ис Суждаля, изъ Ярославля, окупахуть бо ти оканьнии бесурмене дани и от того велику пагубу людемъ творяхуть, роботяще рѣзы (порабощая за ростовщические проценты.— А. В.) и многы души крестьяньскыя раздно ведоша… егда же люди на врагы своя двигшася, на бесурмены, изгнаша, иные избиша…»5
Северо-восточные русские земли контролировал владимирский великий князь Александр Ярославич Невский. Согласованность выступлений в городах говорит о том, что стихийными они не были. В поздних летописных сводах появляется сообщение, будто бы сопротивление народа организовал сам Александр, разослав по городам соответствующий указ: «В лето 6770. Бысть посечение на бусорман по всем градом руским… И прииде на Устюг грамота от великого князя Александра Ярославича, что тотар побивати…»6 В древних списках такого известия нет, и большинство историков считает его позднейшим домыслом. Призыв к истреблению сборщиков дани, даже если они явились, как полагал А. Н. Насонов, не от хана Берке, а от «царя Кутлубия», то есть от монгольского императора Хубилая, противоречил взвешенной политике Александра, старавшегося оградить Русь от карательных акций Орды. Истинный организатор восстаний назван в Лаврентьевской летописи: вече, собрание полноправных горожан. До прихода монголов именно вечевые постановления легитимировали княжескую власть в обособившихся русских землях. Для хана же в зависимой от него земле законным властителем был князь, получивший ханский ярлык на великое княжение. Князь и отправился к ордынскому «царю» держать ответ за свой мятежный народ. Не единожды езженным путём, в сопровождении небольшой свиты («малой дружины»), Александр ехал в Сарай-Бату. Там, в тысяче вёрст от Владимира и в пятистах верстах от Дербента, граничной точки ордынского господства на Кавказе, решались в ту пору судьбы Восточной Европы.
Попробуем рассчитать возможное время прибытия Александра Ярославича в ставку хана. Новгородская первая летопись о поездке князя в Орду сообщает сразу же после известия о совместном походе новгородцев, полочан и литовцев на город Юрьев, захваченный ливонскими рыцарями ещё в 1224 году. Северорусские полки («без числа», то есть неизвестной летописцу, но большой численности) возглавили родственники Александра — сын Дмитрий, брат Ярослав и зять Константин; полоцко-литовский отряд в полтысячи мечей привёл полоцкий князь Товтивил7. В житии Александра Невского сообщения об этом походе и визите великого князя в Орду также соседствуют8. Из летописи известно, что поход состоялся в 1262 году «въ осенинѣ», то есть осенью. Вероятнее всего, Александр Ярославич выехал в Орду тотчас после начала подготовленного им выступления на Юрьев. Сменяя лошадей, тысячевёрстный путь из Владимира в Сарай всадники преодолевали за две недели. Даже если поход на Юрьев начался на исходе осени, то не позже середины декабря Александр мог прибыть в ставку Берке. В это время хану было уже не до русских мятежников.
В ноябре — декабре 1262 года, разгромив Ногая, Хулагу взял Дербент и продвинулся на север, за Терек. Преодолев начавшуюся панику, Берке собрал войско, лично возглавил его и 13 января 1263 года нанёс Хулагу сокрушительный ответный удар. В итоге операции были возвращены занятые неприятелем территории, включая Дербент. Закономерен вопрос: в этом походе не сопровождал ли ордынского «царя» владимирский великий князь? Вассал не мог уклониться от приглашения сюзерена, чьей милости ждал. Новгородская первая летопись прямо утверждает, что Берке не отпускал Александра: «удержа и́ (его.— А. В.) Берка, не пустя в Русь; и зимова в Татарѣхъ, и разболѣся…»9 Как видим, «зимовка» князя в Орде пришлась на время контрнаступления ордынской армии, чей предводитель «не отпустил» своего подчинённого. Недуг, постигший Александра, также мог быть связан с его гипотетическим участием в каспийском походе Берке.
В контексте этого предположения особый смысл обретает историческая параллель: спустя 460 лет после каспийского похода ордынского «царя» состоялся одноимённый поход императора всероссийского — Петра Великого, который глубоко чтил Александра Невского. Экспедиция Петра также увенчалась, помимо прочего, взятием Дербента — главных ворот Кавказа. Символично и следующее сближение событий: вернувшись из Каспийского (он же Персидский) похода, Пётр I организовал торжественное перенесение мощей святого Александра Невского из Владимира в Санкт-Петербург. Устроители и участники этой церемонии живо сознавали, что подвижнический путь Александра и деяния Петра суть звенья одной цепи. Архимандрит Гавриил (Бужинский), в ту пору советник Святейшего Синода и настоятель Троице-Сергиевой лавры, в своей проповеди «В день празднования св. Александра Невскаго и вместе с тем освящения в его монастыре церкви во имя Благовещения Пресвятой Девы Марии» (1723) напомнил соотечественникам о хождении Александра в Орду, о том, что князь «восхоте един за всех послужити… нежели Россию в злоключении видети». В этой связи таллиннский исследователь М. А. Сморжевских-Смирнова отмечает: «Деяния Александра Невского и Петра схожим образом пересекались и здесь: если князь Александр отправлялся в Орду, желая предотвратить разорение русских земель татарами, то Пётр I в 1722–1723 гг., закрепляя позиции России на южном направлении, осуществил поход, результатом которого стали: обеспечение безопасности юго-восточных границ России, завоевание прикаспийских провинций Персии и союзный договор с Персией против Порты»10.
В ходе боевых действий 1262–1263 годов Орда понесла значительные потери. Для продолжения войны требовалось пополнить армию. Александр Ярославич надеялся, что убедит Берке не набирать ратных людей в Северо-Восточной Руси. Вот как пишет об этом автор «Повести о житии Александра Невского»: «Бѣ же тогда нужда велика от иноплеменникъ, и гоняхут христианъ, веляще с собою воиньствовати. Князь же великый Александръ поиде к цареви, дабы отмолити людии от бѣды тоя»11. Агиограф не уточняет, когда и куда «гнали христиан иноплеменники», но это легко понять, сопоставив сроки последней поездки князя в Орду и время развёртывания военного конфликта на Кавказе. Других войн в ту пору Орда не вела.
Насколько можно доверять приведённому сообщению? Произведения житийной литературы содержат немало легендарных сведений и лишь с оговорками могут рассматриваться как исторические источники. Но дошедшая до нас «Повесть о житии Александра Невского» основана на рассказах очевидцев описываемых событий, подлинность которых подтверждают другие документальные свидетельства. Первую редакцию «Повести о житии…» принято относить к началу 1280-х годов. Существует аргументированная гипотеза, что «древнейшая редакция Жития Александра Невского была написана… в конце 1263–1265 гг., т. е. сразу после смерти Александра»12. Согласно более осторожной оценке, «Житие Александра было составлено в ближайшие десять лет после его смерти… Памятник целиком или частично был включён во многие летописи, в том числе и в отразившую раннее летописание Лаврентьевскую летопись»13. Иными словами, летописцы рассматривали житие князя как вполне надёжный источник.
Чем же мог обосновать Александр Ярославич своё прошение? Людские ресурсы были нужны ему для продолжения борьбы с Ливонским орденом, которую русский князь вёл совместно с князем литовским Миндовгом. Орден являлся врагом Орды, русские ратники противостояли ливонским рыцарям (о чём, в частности, свидетельствовал только что состоявшийся поход на Юрьев), и такой расклад устраивал хана. Сыграло свою роль и законное опасение, что насильственная мобилизация людей в стране, только что подвергшейся грабительским поборам, вызовет новые восстания. Берке, отягощённый войной с Хулагу, не располагал силами для их подавления. Так или иначе, но до конца 1270-х годов летописи умалчивают об участии русских ратей в монгольских походах. (О возможных добровольцах речи не идёт: во все времена и в любом краю находились люди, отбившиеся от мирной жизни. Не берутся в расчёт и те выходцы из Руси, кто укоренился на западном побережье Каспия. Например, известно, что в XII веке освободившийся от власти турок-сельджуков Дербентский эмират привлекал для ведения военных действий алан, хазар и русов14. Кто-то из русских ратников мог осесть в Дербенте или его окрестностях. В 1239 году Дербент покорился монгольским завоевателям. Известный исследователь дагестанских древностей историк А. А. Кудрявцев отмечает: «Сейчас неясно, на каких условиях город был сдан монголам, но Дербенту удалось избежать судьбы многих крупных средневековых городов Закавказья. При археологических раскопках в культурных слоях города первой половины XIII в. не отмечено следов катастрофического разрушения и массового истребления жителей»15. Несомненно, одним из условий сдачи Дербента было сохранение жизни его защитников. Гарнизон крепости, разумеется, пополнил ордынское войско.)
Успех в переговорах с Берке дался Александру Ярославичу нелегко. В некоторых вариантах жития, относящихся к XVI веку, указано время пребывания князя в ставке хана. Так, список редакции псковского агиографа Василия-Варлаама сообщает, что «блаженный князь Александръ отидѣ въ орду къ царю Беркаю и тамо бывшу ему 6 мѣсяцъ…»16. Вся поездка длилась около года, поспешный путь в Сарай — пару недель, значит, обратная дорога заняла несколько месяцев. Болезнь обострилась; Александр Ярославич был вынужден остановиться сначала в Нижнем Новгороде, затем в Городце на Волге, в Богородице-Феодоровской обители. Здесь он получил духовную поддержку и, возможно, врачебную помощь. Известно, что в ряде средневековых русских монастырей были устроены больницы17. Городец располагался на пути военных и торговых походов, и наличие в нём лечебницы представляется вполне вероятным. Как бы то ни было, побороть недуг не удалось. Перед кончиной великий князь принял иноческий постриг, а следом — великую схиму. Смерть наступила 14 ноября 1263 года.
В этом же году был убит сородичами союзник Александра Невского Миндовг, основатель сильного литовско-русского государства на землях нынешних Литвы и Беларуси. Ненадолго пережили князей-союзников рассорившиеся внуки Чингисхана: Хулагу умер в 1265 году, Берке — в 1266-м, заболев в очередном закавказском походе. Уход из жизни государей двух соседних монгольских держав не разрешил противоречий между ними, хотя прямые столкновения на время прекратились.
Сопротивление исламизации продолжалось при дворе Хулагуидов менее полувека. Подданные ильханов были большей частью мусульмане, госаппарат составляли преимущественно шииты-иранцы, и в начале XIV столетия в державе, основанной почитателем Будды и другом христиан, государственной религией стал ислам шиитского толка. Меж тем вражда Джучидов с Хулагуидами разгоралась. Но её огонь поддерживали не конфессиональные разногласия суннитов и шиитов, а всё те же экономические интересы и политические противоречия. (Эта борьба продолжалось до 1357 года, когда в Орде после гибели хана Джанибека наступила смута, которую русские летописцы назвали «Великой замятней».)
Остаётся открытым вопрос: случайно ли в сфере влияния Улуса Джучи совпали во времени начало его конфликта с соседом на юге и волнения подданных на севере? Кто, помимо ненасытного духа наживы, стоял за бесерменами, спровоцировавшими восстания в городах Владимирской Руси? Это могли быть те, кто намеревался ослабить власть хана Берке,— его соперники в самой Орде и недруги за её пределами, действующие в интересах ильхана Хулагу. Если так и было, то следует признать: затея врагов Берке удалась. Как уже отмечалось выше, опасение хана вызвать новые возмущения в русских землях могло явиться главной причиной отказа от насильственного набора их жителей в ордынское войско (выражение летописца «гоняхут христианъ, веляще с собою воиньствовати» ни в коей мере не свидетельствует о доброй воле новобранцев).
Косвенным подтверждением этой догадки может служить тот факт, что спустя пятнадцать лет после описанных событий подобный сценарий был разыгран на южной окраине Орды. В борьбу Джучидов с Хулагуидами оказались втянуты сохранившие самоуправление горцы Северо-Восточного Кавказа и аланы Восточного Придарьялья. К неповиновению верховной ордынской власти их подстрекали агенты Ильханата и зависимой от него Грузии. (Аланы — «ясы» русских летописей — исповедовали, как и грузины, православие, а грузинская знать была связана родственными узами с аланской элитой.) Упреждая возможное выступление кавказских данников, ордынский хан Менгу-Тимур в 1277 году велел вассальным русским князьям совместно с монголами осадить аланский город Дедяков, располагавшийся, по мнению большинства историков, близ Дарьяльского ущелья18. 8 февраля 1278 года город был захвачен. Вот как описал это событие летописец: «Въ лѣто 6785… Князь же Ростовскiи Глебъ Васильевичь съ братиничемъ своимъ съ княземъ Константиномъ, князь Феодоръ Ростиславичь, князь Андрѣи Александровичь (третий сын Александра Невского.— А. В.) и инiи князи мнози съ бояры и слугами поѣхаша на воину с царемъ Менгутемеромъ, и поможе Богъ княземъ Русскымъ, взяша славныи градъ Ясьскыи Дедеяковъ, зимѣ мѣсяца Февраля въ 8… и полонъ и корысть велику взяша, а супротивныхъ безъ числа оружiемъ избиша, а градъ ихъ огнемъ пожгоша…»19
Не этого ли опасался, помимо собственных потерь, владимирский великий князь Александр Ярославич? Проливать русскую кровь за чуждые интересы он не желал. Но также не хотел, чтобы русские люди избивали своих единоверцев, вовлекаемых в монгольские междоусобицы.
1. История народов Северного Кавказа с древнейших
времён до конца XVIII в. М., 1988. С. 144–151.
2. В частности, сын Андрея Боголюбского Юрий был женат на грузинской царице
Тамаре, а «ясыня» (аланка) Мария Шварновна стала супругой Всеволода Большое Гнездо и
матерью многочисленного потомства. Подробнее см.: Бутков П.
Г. О браках князей русских с грузинками и ясынями, в XII веке // Северный архив. 1825. № IV.
С. 328–329.
3. Киракос Гандзакеци. История Армении.
М., 1976. С. 238.
4. См.: Арсланова А. А. Причины войн Улуса Джучи с Хулагуидским Ираном // Нижнее Поволжье и Исламская
Республика Иран. Исторические, культурные, политические и экономические связи.
Материалы науч. конф. Саратов, 2004. С. 41–56; Рашид ад-Дин. Рассказ
о происшествии разногласий между Хулагу-ханом
и Беркеем… // Сборник
летописей. М., Л., 1946. Т. 3. С. 58–60.
5. ПСРЛ. Т. 1. Лаврентьевская летопись. М., 1997
(репринт издания 1926–1928 гг.). Стб.
476.
6. ПСРЛ. Т. 37. Устюжские и вологодские летописи
XVI–XVIII вв. С. 30.
7. ПСРЛ. Т. 3. Новгородская первая летопись старшего и
младшего изводов. М., 1950. С. 83.
8. Повесть о житии и о храбрости благоверного и
великого князя Александра // Памятники литературы Древней Руси. XIII век. М.,
1981. С. 436.
9. ПСРЛ. Т. 3. Новгородская первая летопись… С. 83.
10. Сморжевских-Смирнова
М. А. Перенесение мощей Александра Невского: «водный путь» в имперском
церемониале // Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение. VII
(Новая серия): К 80-летию со дня рождения Зары Григорьевны Минц; К 85-летию со дня рождения Юрия Михайловича
Лотмана. (38–59). Тарту, 2009.
11. Повесть о житии… С. 436.
12. Кучкин В. А. Монголо-татарское иго в освещении древнерусских книжников (XIII —
первая четверть XIV в.) // Русская культура в условиях иноземных нашествий и
войн. М., 1990. Вып.
1. С. 14–21.
13. Конявская
Е. Л. Образ Александра Невского в ранних летописях // Древняя Русь.
Вопросы медиевистики. 2009. № 2 (36). С. 55.
14. Кудрявцев А. А. Дербент — древнейший
город России. Махачкала, 2015. С. 141–142.
15. Там же. С. 144.
16. Мансикка В. Житие Александра Невского:
разбор редакций и текст. СПб., 1913.
Приложение: текст. С. 46.
17. Подробнее см.:
Вершинский А. Н. Русская
Александрия. Средневековая Русь и Александр Невский. СПб., 2008. С. 40–47.
18. О причинах похода и мотивах участия в нём русских
князей: Нарожный Е. Н.
Русско-ордынский поход против «Славного ясского
города Дедякова» в
контексте политической обстановки на Северном Кавказе // Золотоордынская
цивилизация. Сб. статей. Выпуск 2. Казань, 2009. С. 154–162.
19. ПСРЛ. Т. 18. Издание 1-е. Симеоновская летопись. СПб., 1913. С. 75.