Опубликовано в журнале День и ночь, номер 1, 2016
В первые дни марта 1943 года в Берлине произошло событие, в которое и сейчас трудно поверить. Несколько тысяч евреев, собранных в пересылочном лагере на улице Роз (Розенштрассе, 2–4) для отправки в лагеря смерти, были отпущены на свободу. Более того, двадцать пять евреев, которых уже депортировали в Освенцим, через две недели были возвращены в Берлин и тоже получили свободу. Освобождение заключённых не было результатом тайной операции подпольщиков. Все евреи были освобождены нацистами вполне легально и получили соответствующие справки и удостоверения. Отлаженная машина уничтожения впервые дала сбой, приговорённые к смерти жертвы остались жить. Многие из этих людей увидели конец гитлеризма. Некоторые живы ещё и сейчас.
Своим освобождением спасённые евреи обязаны нескольким сотням простых берлинцев, в основном женщин, которые в течение двух недель выходили на Розенштрассе и требовали вернуть им мужей, отцов и детей. Это был первый и единственный протест немцев против депортации евреев, против расистской политики нацистов. И этот протест увенчался полным успехом. Казавшаяся неумолимой и беспощадной, власть была вынуждена уступить.
Женщины, протестовавшие на улице Роз, несмотря на угрозы вооружённых эсэсовцев, проявили истинное мужество и бесстрашие. Немецкие женщины, вышедшие замуж за евреев, прошли длинный путь испытаний. Долгие годы сопротивлялись они настойчивым попыткам властей добиться их развода с мужьями-евреями. Своей стойкостью эти женщины спасали своих супругов: развод означал для евреев немедленную депортацию и неминуемое уничтожение.
История спасения евреев на Розенштрассе не только уникальна, но и поучительна. Она заставляет задуматься над моральными проблемами, которые не потеряли актуальность и в наши дни.
Операция
«Фабрики»
Ранним утром в субботу 27 февраля 1943 года в Берлине началась операция под условным названием «Фабрики», в результате которой Берлин должен был стать свободным от евреев городом. Эту операцию давно задумал министр пропаганды и руководитель городской организации (гауляйтер) НСДАП Геббельс. Операция задумывалась как особый подарок Гитлеру к его пятидесятичетырёхлетию 20 апреля 1943 года.
Операция проводилась по тщательно разработанному сценарию. На фабрики и заводы, где на принудительных работах были заняты евреи, неожиданно врывались эсэсовцы и загоняли евреев в специально подготовленные грузовики. Людям не давали взять с собой еду или одежду. Евреев свозили в специальные сборные лагеря, откуда их через несколько дней партиями отправляли в лагеря уничтожения. Операция продолжалась ещё две недели, причём евреев стали забирать не только с рабочих мест. Облавы проводились и в жилых домах. Не спаслись и те, кто был болен…
В операции «Фабрики» участвовали отборные части СС, в том числе известный отряд «Адольф Гитлер», для неё были выделены все имевшиеся в Берлине грузовые автомобили. Разработкой деталей руководил специально вызванный из Вены по приказу Адольфа Эйхмана, известный своей жестокостью к евреям Алоиз Бруннер. Он в своё время за несколько месяцев очистил Вену от евреев, чего никак не удавалось сделать в Берлине его коллегам.
Для оценки описываемых событий важно подчеркнуть, что время постоянных побед немецкой армии на фронтах уже закончилось. 31 января 1943 года под Сталинградом капитулировала армия Паулюса: триста тысяч немецких солдат оказались в плену. Впервые у многих простых немцев появилось ощущение, что «тотальная война» вовсе не обязательно означает «тотальную победу». Это ощущение усилилось после сильнейших бомбардировок Берлина, осуществлённых британскими Королевскими военно-воздушными силами в ночь с первого на второе марта. В эту ночь на Берлин было сброшено больше бомб, чем за все бомбардировки, вместе взятые. Берлин стоял в огне и руинах. Погибли минимум пятьсот человек. Тысячи потеряли кров.
Операция против евреев должна была, по мнению Геббельса, поднять моральный дух нации.
Когда национал-социалисты пришли к власти, в Берлине жили, согласно переписи населения 16 июня 1933 года, примерно сто шестьдесят тысяч человек иудейского вероисповедания. Это составляло около трети всех верующих евреев Германии, которых всего насчитывалось чуть менее полумиллиона. К 1939 году это число уменьшилось наполовину: согласно переписи 17 мая 1939 года, верующих евреев было двести восемнадцать тысяч. Кроме этого, имелось ещё около двадцати тысяч евреев по происхождению, принадлежавших к другим религиям или являвшихся атеистами. Подобной классификации перепись 1933 года ещё не знала. Тогда еврея, перешедшего в христианство или не исповедующего вообще никакую религию, официальная статистика евреем не считала.
К эмиграции подталкивали многочисленные запреты и предписания, предельно ограничивавшие евреев в правах и делавшие их жизнь невыносимой. В период между «Хрустальной ночью» и началом Второй мировой войны 1 сентября 1939 года было опубликовано свыше двухсот таких указов; иными словами, каждые полтора дня появлялся новый запрет. Евреям запрещалось сидеть на общественных скамейках, еврейским детям — посещать общественные школы, для всех евреев вводились обязательные дополнительные имена: Израиль для мужчин и Сара для женщин… Садистской изобретательности нацистских властей не было предела.
Сопротивление
сердца
2 марта 1943 года комендант Освенцима Рудольф Хёсс получил телеграмму от берлинского начальства, в которой сообщалось, что с 1 марта началась отправка в лагерь около пятнадцати тысяч здоровых и работоспособных евреев, до того работавших на фабриках и заводах, выпускающих военную продукцию.
Операцию «Фабрики» нацистам не удалось провести в полной тайне. В своём дневнике (запись 11 марта 1943 года) Геббельс жалуется, что минимум четырём тысячам евреев удалось узнать о предстоящей операции и скрыться. Всего в Освенцим было отправлено в период с 1 по 12 марта почти восемь тысяч евреев. Больше повезло тем, кто был связан с немцами тесными семейными узами. Гонения на евреев касались этих немцев непосредственно. Не считаться с мнением такой части немецкого общества власти не могли. Поэтому евреи в смешанных браках не были так беззащитны, как большинство евреев, не породнённых с арийцами. Известны примеры того, как арийская родня заступалась за преследуемых родственников-евреев.
Браки немцев и евреев угрожали важной цели нацистов изолировать евреев от арийцев. Поэтому власти принимали все меры, чтобы заставить немок развестись со своими еврейскими супругами. В ход шли и угрозы, и посулы. Если смешанный брак распадался, то «еврейская половина» практически мгновенно исчезала — нацисты безбоязненно отправляли жертву в лагерь уничтожения. В тех же случаях, когда наперекор властям смешанный брак сохранялся, расправиться напрямую с евреями власти не решались. Вызвать недовольство даже части немецкого населения означало поколебать одну из важнейших заповедей тоталитаризма — «нерушимое единство партии и народа».
Проблема смешанных браков много раз рассматривалась на совещаниях нацистского руководства. Фашисты не собирались мириться с легальным существованием евреев. Наличие немецкого супруга сводило на нет многие запреты и ограничения, предусмотренные для евреев. Например, евреям запрещалось на территории Третьего рейха читать любые газеты, кроме специальной «Юдише нахрихтенблатт». Но кто мог запретить немецкому супругу или супруге купить немецкую газету или подписаться на неё?
По принципиальному вопросу уничтожения всех евреев у руководителей рейха было полное единодушие. Но в отношении евреев в смешанных браках существовали серьёзные разногласия между Гиммлером и Геббельсом. Шеф государственной безопасности Гиммлер, его заместитель Гейдрих, Адольф Эйхман и другие настаивали на немедленной и решительной депортации всех евреев, даже если их немецкие супруги не были согласны на развод. Предлагались насильственные разводы, стерилизация супругов, а также совместная депортация немцев и евреев, состоящих в браке.
Напротив, Геббельс, а впоследствии и Гитлер склонялись к тому, что возможные акции протеста со стороны немецких родственников евреев крайне нежелательны и опасны. Было решено сначала добиться «окончательного решения еврейского вопроса» в оккупированной Европе, а потом вернуться к проблеме смешанных браков в «старом рейхе». Это и дало женщинам на Розенштрассе возможность добиться успеха и спасти своих мужей. Однако для этого было нужно проявить немалое мужество и стойкость.
Американский историк Натан Стольцфус назвал протесты женщин против депортации их родственников «сопротивлением сердца». Очень многих женщин заставила выйти на Розенштрассе любовь к своим мужьям. Это чувство прошло множество испытаний и у многих сохранилось на долгие годы, часто на всю жизнь.
Чувство, руководившее женщинами, не всегда можно было назвать любовью. Супруги Хайнц и Анна Ульштайн уже несколько лет не жили вместе и собирались официально развестись. Свидетельство о разводе было уже почти готово, однако в последний момент Анна взяла своё заявление назад и тем спасла жизнь Хайнцу. Когда Хайнца забрали в лагерь на Розенштрассе, Анна делала всё, чтобы помочь своему бывшему мужу. Они развелись через несколько лет после войны. Хайнц Ульштайн посвятил своей бывшей жене главу из книги воспоминаний. Глава называется «Германия… Анна, это ты!».
Жить не
по лжи
Первое письменное сообщение о событиях на Розенштрассе появилось в берлинской женской газете «Она» сразу после окончания войны. А затем целых пятьдесят лет ни историки, ни журналисты не вспоминали о том, что происходило на улице Роз. Только в девяностые годы появились первые монографии, статьи, документальные фильмы об этих событиях. К их пятидесятилетию по проекту художницы Ингебор Хунцигер, по распоряжению руководителя ГДР Хонеккера, был создан мемориальный скульптурный комплекс, но он был открыт уже после падения Берлинской стены и объединения Германии.
Что могло означать столь долгое молчание о таком, казалось бы, необыкновенно привлекательном для историков и писателей событии, как спасение человеческих жизней в условиях безжалостной тирании?
Успех демонстраций на Розенштрассе позволяет несколько по-иному посмотреть на события прошлого, и в частности — на ответственность немецкого народа за преступления нацистов. Распространённое оправдание звучит так: «Мы ничего о лагерях уничтожения не знали». Действительно, планы нацистского руководства «окончательно решить еврейский вопрос» держались в тайне от народа. Но люди видели, что преследование евреев становится всё более жёстким. Прямому уничтожению предшествовали выделение евреев среди других людей (опознавательные знаки — шестиконечные звёзды) и их изоляция и концентрация (еврейские дома, гетто, концлагеря). Только после этого следовало уже собственно физическое уничтожение.
Выступления на Розенштрассе показывают, что если бы евреи не были изолированы от немецкого общества, их уничтожение оказалось бы сложной проблемой для властей. А подавляющее большинство немцев не возражало против выделения и изоляции евреев. С 1933 года практически не было протестов немцев против расистских законов и распоряжений нацистов. И это развязало руки фашистским преступникам. Тотального геноцида евреев можно было бы избежать, если бы не пассивность и молчаливое одобрение немцами действий своего правительства.
Знаменитый философ Карл Ясперс сказал в своём первом публичном заявлении после войны: «Мы, выжившие немцы, не искали смерти. Нас не арестовывали, как наших еврейских друзей, не выгоняли на улицы, не казнили. Мы предпочитали остаться в живых с таким слабым оправданием, что наша смерть всё равно никому не может помочь. То, что мы живы, и есть наша вина!»
Есть ещё одна причина, почему о событиях на Розенштрассе не говорили как об антифашистском Сопротивлении. «Сопротивлением» в послевоенной литературе называли вооружённую борьбу с фашистским режимом. В странах соцлагеря к этому обязательно добавляли руководящую роль коммунистов. К Сопротивлению относили действия партизан и подпольщиков, но никак не мирные демонстрации на городских улицах. Демонстрации — типичное оружие диссидентов, инакомыслящих.
Об угрозе, которую инакомыслящие представляют для правящего режима, лучше других сказал Вацлав Гавел, когда он сам как «опасный диссидент» был под надзором органов госбезопасности социалистической Чехословакии: «Если опорой системы является „жизнь по лжи“, то неудивительно, что основная угроза этой системе исходит из „жизни по правде“». Гавел говорил о коммунистической системе. Коммунизм как тоталитарную систему роднит с нацизмом стремление подчинить весь народ идеологии правящей партии. Большинство людей принимает эту идеологию или делает вид, что принимает. В последнем случае приходится действовать вопреки своей совести, «жить по лжи». Тоталитаризм подавляет правду и индивидуальность. «Жизнь по правде», по мнению Гавела, создаёт основу для оппозиции, столь невыносимой диктаторским режимам.
Выступления на Розенштрассе были для людей, которые в них участвовали, вершиной нелёгких лет жизни в соответствии со своей совестью. Этот протест был направлен против расистской идеологии нацистского режима. Люди пытались «жить не по лжи» и тем представляли опасность для тоталитарной системы не меньшую, чем вооружённые партизанские отряды.