Опубликовано в журнале День и ночь, номер 1, 2016
Грибоедов
Он въехал в кирху, спешился и
вдруг
Сел за оргáн. И вот
под купол с лёта
Невероятный устремился звук —
Российское весёленькое что-то…
Когда друзей рассеяла картечь
И щуплые актрисы надоели,
Воспомнил он, стихи бросая в печь,
О подлости былой и о дуэли.
И созидал империю свою,
В глазах грузинки утонув, как в море,
Пируя в винодельческом краю
И Эривани представляя «Горе».
И в Тегеране, разъярив народ
И радуясь пылающему лету,
Глядел с усмешкой, как толпа растёт,
И повторял: «Карету мне, карету!»
Мерзлота
Там, где холод струится
вселенский,
Убивающий птиц на лету,
Замерзавший в Сибири Флоренский
Успевал изучить мерзлоту.
Эту стылость он трогал руками,
Выбракованный, квёлый на вид,
И не знал, что ещё Соловками,
Диким камнем судьба наградит.
Столько дум на великом погосте,
Где всевластно раскинулась та
Поглотившая мамонтов кости
И ушедшая в сон мерзлота!
Что-то строить на ней бесполезно,
Все посевы, увы, не взошли,
И незыблема твёрдая бездна,
Заслонившая душу Земли.
И, когда прерывалась дремота
И внезапно теплело вокруг,
Растекалось большое болото
И цвело в ожидании вьюг.
Русланова
Как Русланова «Валенки» пела,
Как ходило, охлопав бока,
В сарафане вертлявое тело,
Зазывавшее с грузовика!
Как улыбка лицо озаряла,
Как бойцам агитпроп надоел!
Стыли слёзы в глазах генерала,
Забывался особый отдел.
На горелых обломках рейхстага
Это пела Россия сама,
Но до вьюги отсюда полшага,
За которой сума и тюрьма.
Вихри снежные в зоне носились,
Била крепко простудная дрожь,
Да и валенки эти сносились,
Не подшиты и стареньки всё ж.
Сибирячка
Оттаявшая сибирячка.
Измученно-счастливых глаз
Нетерпеливая горячка
И доверительный рассказ.
Какой-то свет от скул раскосых,
Как будто утра свежий пыл,
Блеснув на енисейских плёсах,
Тебя внезапно ослепил.
Здесь жизни жар, порыв природы,
Любви, нахлынувшей, как стих…
Подобных лиц не старят годы,
Хотя немало было их.
А сердцем — девочка всё та же,
Всё те же делает круги,
Бредёт во мгле своих мирáжей,
Аукаясь среди тайги.
Но силы нет ответить зову,
И вихрей снежных предо мной
Уходит страсть в первооснову,
За снежной скрывшись пеленой.
Крым
Всеобщий ликующим летом,
Ничейный пустынной зимой
И нежащий издали светом —
Всё тот же, единственно мой.
Целебней, чем славные грязи,
Над цепью холмов облака
И нитка невидимой связи,
Пронзившая дни и века.
Елец
Г. Мальцевой
Елец какой-нибудь, в котором
Шиповник, осыпая сад,
Вслепую тянется к узорам
Тяжёлых кованых оград.
Где отдалённых войн раскаты
Гроза напомнит иногда,
И всё скрипит забор дощатый,
Своё лепечет лебеда.
Петух взывает утром рано,
Приходит ветер ветви гнуть,
Где Богоматерь Тамерлана
В обратный проводила путь.