Опубликовано в журнале День и ночь, номер 1, 2016
Проповедник сомнения
Голоса неизвестных солдат из
братской могилы
не слышны. Связь между воронкáми и ворóнками
если и помнят, то немногие, причём очень смутно,
зато медь и свинец
сегодня снова в цене.
Заклёпки на панцире цивилизации рвутся,
ноют зубы под
пластиковыми коронками,
чешуя мирных рыб блестит легированной сталью —
видимо, мы соскучились по
серьёзной войне.
Видимо, со дня окончанья последней
сочинили слишком много
стихотворений.
Тонкая плёнка пузырится и лопается
в самых, казалось бы,
неподходящих местах.
А по дорогам, которые не значатся в списках,
навстречу нам идёт
проповедник сомненья,
наблюдая, как вручную переключаются передачи,
как меняются слоганы на деревянных шестах,
как кровеносные ветви берёз вечерами
погружаются в тёплую
марганцовку заката,
как цифры вытесняют собой целлюлозу,
а сфера сознанья теперь
лишь модель
для сборки, и вредоносные вирусы,
возможно, в последнюю
очередь виноваты
в том, что виснут встроенные в нас компьютеры,
но пули охотников всё
чаще бьют в цель.
Он идёт оттуда, откуда в легендарное время
к нам приходили
проповедники веры.
Они пугали, заманивали, давали надежду,
торговались, любили,
приносили дары.
Мы присвоили их себе, сделали персонажами
спектаклей, иных поселили
в пещеры,
но с тех пор если горы куда-то двигались,
то лишь в результате
разломов коры
континентов. И наши молитвы здесь были
ни при
чём — просто без перерыва и предоплаты
всё, что отражается сегодня в жидких кристаллах,
было нервными строчками
написано на роду.
И при таких-то грехах и погрешностях
мы ещё умудряемся
утверждать постулаты
и, убеждённые в том, что ведём поиски истины,
ищем свою правоту.
Господи, во что мы только не верили!..
Какое духовное пиво
только в нас не бродило,
под какими крашеными тряпками мы не строились,
каким только извергам не
присягали навек…
Так что если нам, как пролежням или коросте,
суждено сойти с карты
легко и красиво —
первым, кто утопит роковую кнопку,
безусловно, будет
верующий человек.
Что же может сказать нам проповедник сомненья?..
Тем более — для того,
чтобы кого-то услышать,
надо сначала замолчать как минимум,
у нас же мысли толкаются,
точно камни во рту,
и слова умирают ещё до рожденья,
не успев обрасти
содержаньем, как мышцами,
отчего кислород постепенно превращается
в концентрированную
кислоту.
А он идёт из молчанья. Ему совершенно незачем
усиливать фоновый шум,
поскольку отечество
для него — тишина, и значит, бесполезно пробовать
носить плащи из брезента
или строить мосты,
реализуя себя в этом мстительном космосе,
разделённом на небо и
твердь опрометчиво.
Однако кто-то должен стать голосовыми связками
творящей пустоты.
Кто-то должен спросить тебя: отчего ты думаешь,
что у всех
остальных — миражи и химеры?
Чем питаются корни твоих праведных помыслов?
Действительно ли солнечны
твои города?
Ведь вполне может быть, что все священные вещи
есть не более чем
птолемеевы сферы.
А в этот раз грозятся подешеветь миллиарды,
и жирнее нефти станет
питьевая вода…
Поэтому он тоже говорит, только его проповедь
не имеет в себе ни
крючка, ни грузила:
остановись, не спеши, посмотри внимательно,
как молочные пчёлы
приносят призрачный лёд,
как краснеют спирали над крышами, и всё-таки
усомнись в своей самой
любимой иллюзии,
ибо отныне только твоё сомнение
освободит тебя и спасёт
от мучительных выборов внутри лабиринта,
из которого ни по струне,
ни по канату не выйти.
…А на чёрном бархате проснётся зелёная замша,
затем откроется бумажная
белизна, а вслед
за ней беспроводная система Вселенной
подведёт к тебе ток из-за
горизонта событий,
и вот тогда станет ясно, действительно — ясно,
что, кроме этого, у тебя
ничего и нет.
Деревенские куплеты
В нашей деревне играют на
свадьбе те же, что на «жмуре»,
под Рождество на колёсах лысеет резина,
завтрашний день копошится в толстом настенном календаре,
и преет над лесом хлипкая мешковина.
Мне довелось караулить комбайны, жечь на полу самогон,
быть то серьёзным, как дуб, то пластичным, как липа.
Однажды меня за оврагом, к счастью, не встретил дед Варион,
а если бы встретил, заметил бы что-то типа:
«Экий, милок, торопыга ты… Всё б тебе действовать
сгоряча,
всё б на последних страницах мусолить задачник.
Только запомни: шибко не потешайся над лысиной Лукича,
когда по ней тупо пройдёт асфальтоукладчик».
Услышал бы я его? Вряд ли… Кто тут прислушивался к старикам,
кроме тех бедолаг, что клянчат у магазина?
А Лукич, раскурив козью ножку, шёл в сельсовет, как будто во
храм,
где забивал шелухой кипячёной корзины.
Он ещё та окаянщина — мажет печной золой
потолки,
прячется в свежих зародах, когда на рассвете
ветки крыжовника девки вплетают в праздничные венки
и дарят ему, пока парни тайком ставят сети.
В клубе художник лик чудотворца писал, вырезал, лепил,
а выходит обратно Лукич в разных ракурсах! Впрочем,
мой сосед, разминувшись с любовью,— сто пудов — бы его подстрелил,
если бы он сфокусировался в одной точке.
Что до меня, так и я куролесил, хоть вызывай врача,
путаясь в ворохе дров, горбыльков и прожилин,
а у господской калитки белела лысина Лукича,
только вот плечи под ней были чьи-то чужие.
…Быть может, поэтому в нашей деревне как-то неладно
идут дела,
редьку ли, хрен виртуально берёшь на съеденье.
Тыквы садил я с чистейшей молитвой — ни одна так
и не взошла,
и дровосек, взяв аванс, прогулял мои деньги.
Всё понимаю. Готов проповедовать: жалоба — смертный грех,
а начнёшь вспоминать, так ведь вспомнишь как пить дать
про это…
Кистью черёмухи падаешь в воду — слышишь русалок нездешний смех,
но ни в нём, ни в классических формулах нет ответа:
быль или небыль витает над нами? Отчего залихватский гопак
пляшет на грядках град, словно жемчуг крупный?
Где та развилка, сойдя с которой, что-то пошло не так?
Или как раз так и надо всем нам?.. А вот друг мой
столяр с инициалами маршала, будучи той ещё лисой,
мне до пожара поведал секрет успеха:
«Если полировать лысину Лукича сырокопчёной колбасой —
всё проканает». Правда, тут уже не до смеха.
Тут уж выходит, что лучше в подполье пересидеть злодейку-пургу
и, коль повезёт, дотянуть до скончанья марта,
а там — с богородским ножом за поясом —
вырваться в тайгу,
пока Интернет выдаёт прошлогоднюю карту.