Опубликовано в журнале День и ночь, номер 1, 2016
Среди старожилов Красноярска немало нашлось людей, которые на вопрос: знали ли вы доктора Крутовского? — ответили: конечно, он был самым известным врачом в Енисейской губернии, редактором нескольких газет и журнала «Сибирские записки»; наконец, его имя упоминалось в ленинской теме. Он был попутчиком Владимира Ульянова в поезде, когда тот следовал в административную ссылку из Петербурга в Красноярск. Всем известно, что только благодаря медицинскому освидетельствованию, проведённому В. М. Крутовским в Красноярске, В. И. Ульянов попал в южную ссылку — село Шушенское.
В январе 2016 года исполняется 160 лет со дня рождения В. М. Крутовского и 78 лет со дня его смерти.
Мой интерес к теме сибирской журналистики в 1980-е годы начался с изучения переписки Владимира Крутовского с учёным и путешественником Григорием Николаевичем Потаниным, присланной из библиотеки Томского университета. Потом была конференция по проблемам областничества в Томске, безуспешные мои попытки опубликовать хотя бы очерк о Крутовском в периодической печати (вероятно, существовал какой-то негласный запрет на тему сепаратистов-областников). В связи с этим хочется выразить благодарность историку П. Н. Мешалкину, который сумел преодолеть негативное отношение к областничеству, сложившееся в период советской истории, и написать блестящий биографический очерк о В. М. Крутовском (П. Н. Мешалкин, «Одержимые. О деятелях культуры Красноярска на рубеже XIX–XX вв.», Красноярск, 1998).
Когда-то Н. М. Ядринцев бросил горький упрёк сибирскому обществу: «Сибирское общество ещё не научилось дорожить писателями и учёными, вышедшими из его среды, уважать их труды и чтить их память. Их могилы остаются заброшенными, забытыми, а имена почти не повторяются. Сибирское общество не имеет биографии Словцова, не знает учеников его, не знает многих и многих второстепенных деятелей сибирских, работавших, мысливших, страдавших».
В. М. Крутовский не был лишён исторической памяти. В воспоминаниях о «незабвенном друге» Н. М. Ядринцеве он написал: «Три года назад мне пришлось быть в Барнауле, и я, конечно, отправился на могилу покойного друга. Что же я нашёл? Печальная картина мерзости и запустения! Сердце сжалось от боли. Вот как чтит память своих лучших сынов их родина Сибирь!» Читать эти строки горько и стыдно. От интеллигенции, дожившей до конца тридцатых годов минувшего века, не осталось даже заброшенных могил.
Прослеживая жизненный путь В. М. Крутовского, невольно поражаешься, как много мог сделать и сделал один человек. Он стоял у истоков всех общественных и культурных начинаний Сибири, всегда и везде — один из первых. В 1881 году начал службу окружным сельским врачом в городе Ачинске. С этой скромной должности началось служение людям во имя интересов родной Сибири. В Красноярске в 1880-е годы складывается круг интеллигенции, которая начала решительную и смелую борьбу за переустройство всех сфер жизни, за формирование гражданского общества, о котором так мечтал Н. М. Ядринцев. Выпускники академий, дипломированные врачи В. М. Крутовский, П. И. Рачковский, П. И. Мажаров, П. Н. Коновалов, П. Д. Сысоев, Я. Л. Гинзбург начали своё благородное дело практически с нуля. Невольно вспоминается герой рассказа А. П. Чехова «Ионыч» — доктор Старцев, молодой земский врач, который в начале служебной карьеры бескорыстен, честен, благороден, гордится своей профессией. Финал этой истории трагичен: «среда заела». Доктор Крутовский гипотетически мог повторить путь чеховского Ионыча, однако он выбрал путь служения народу.
Что же было сделано за каких-нибудь тридцать лет с начала его служения родине-Сибири (1881)? По инициативе небольшой группы медиков было учреждено Общество врачей Енисейской губернии (1886), открыта бесплатная амбулатория для бедных с бесплатной раздачей лекарств и хирургическим бараком при ней, построена аптека Общества врачей (1886), открыта в 1889 году первая в Сибири фельдшерско-акушерская школа, построены больницы, роддома, положено начало бальнеологическому лечению на курорте озера Шира, при городской Думе создан медико-санитарный совет, с 1903 года начала издаваться первая в Сибири медицинская газета «Сибирские врачебные ведомости». До революции образование и медицина были платными, но многие врачи, учителя работали не за страх, а за совесть: отсюда статус сибирской интеллигенции — подвижничество.
В. М. Крутовский неоднократно избирался и президентом Общества врачей Енисейской губернии, и директором фельдшерской школы, секретарём Красноярского подотдела Русского географического общества, исполнял другие, менее престижные общественные нагрузки — библиотекаря, казначея, и при этом все эти обязанности он выполнял бескорыстно. Мы не должны забывать, что первая экспозиция краеведческого музея открылась в доме наследников купца М. А. Крутовского (1889) по Степановскому переулку, ныне это улица Каратанова, 11. Братья Крутовские передали свой наследный дом под коллекции безвозмездно и были первыми научными сотрудниками, собирателями и дарителями музея Приенисейского края.
Таких значимых культурных инициатив на счету преуспевающего врача и признанного общественника было немало: открытие в 1889 году городской библиотеки и музея, в 1901 году его трудами и настойчивостью открыт Красноярский подотдел Русского географического общества, заложен в 1900 году на речке Лалетиной яблоневый сад по просьбе брата, учёного-садовода Всеволода Михайловича Крутовского.
Кем же всё-таки был В. М. Крутовский? Врач-окулист, впервые в Красноярске проведший тысячи хирургических операций, преподаватель фельдшерской школы, чиновник городской администрации, садовод, журналист, редактор газет, журналов? Каждое из этих направлений могло бы составить смысл жизни человека. Сам Владимир Михайлович, кажется, ответил так в своих неопубликованных (сохранил правнук, Иван Всеволодович Воронов.— А. Б.) воспоминаниях «Былое»: «Любовь к родине — Сибири, местный патриотизм заставили меня дать „аннибалову клятву“ — по окончании академии вернуться в Сибирь и посвятить работе в Сибири всю свою жизнь. В это же время я познакомился с Ядринцевым и Потаниным, а впоследствии и сдружился с ними. Ядринцев очень горячо, и на словах, и в печати, проповедовал сибирякам любовь к родине, долг их вернуться в Сибирь и посвятить ей свои знания и силы. Это был красноречивый оратор, яркий публицист, пламенный патриот. Потанин — более скромный, более учёный, чем проповедник, но он действовал на сознание сибирской молодёжи в том же духе, а его высоконравственная личность и прошлое — каторга „за проповедь сепаратизма“ — высоко поднимали его в наших глазах. Я сделался ярым поклонником обоих, и затем нас ещё больше сблизили дружба, единство идей, общность мыслей, общая область работы, в конце концов превратившаяся в идею областничества, которую мы и пропагандировали в обществе и печати. Но идея областничества, как мы понимали её, давалась другим нелегко, может, этим можно объяснить и то, что Ядринцев умер рано, а Потанин при всей своей популярности — всё же был больше учёным, чем проповедником областничества».
К счастью, уцелела небольшая часть когда-то огромного архива В. М. Крутовского. В конце 1980-х годов мне в руки попали первые сорок писем из библиотеки Томского университета. Автор — русский интеллигент, альтруист, доктор В. М. Крутовский — поразил широтой своего кругозора, близким знакомством с известными учёными, литераторами, общественными деятелями девятнадцатого века. Позднее был выявлен значительный корпус эпистолярного наследия В. М. Крутовского — всего сто двадцать девять сохранившихся писем.
Основная часть переписки хранится в Красноярском краеведческом музее, в фонде Г. Н. Потанина. Письма адресованы преимущественно Г. Н. Потанину; собраны были отдельные письма Крутовского деятелям Сибири — В. И. Семевскому, Н. М. Мартьянову, И. И. Попову, А. В. Адрианову, два письма В. Г. Короленко — В. М. Крутовскому. Общий тон писем В. М. Крутовского к Г. Н. Потанину позволяет утверждать, что они были очень близкими, сердечными друзьями. Характер их взаимоотношений выходил далеко за рамки делового сотрудничества по издательской деятельности.
По свидетельству самого Крутовского, их знакомство состоялось в литературном салоне Н. М. Ядринцева в Петербурге в зиму 1884–1885 годов.
В своих «Отрывках из воспоминаний» Владимир Михайлович писал: «Украшением „Четвергов“ на Песках (район Петербурга) был также почтенный Г. Н. Потанин, неизменно посещавший их, когда бывал в Петербурге. Он обыкновенно занимал какой-нибудь уголок кабинета или столовой и был окружён многочисленными поклонниками и поклонницами… Помню: я в ту же зиму принял участие в „Восточном обозрении“, давал туда кое-какие заметки». С 1882 года «Восточное обозрение» стало издаваться в Петербурге, с 1888-го — в Иркутске. Основателем газеты, её редактором был Н. М. Ядринцев, областник, пропагандист новых революционных идей, поэт и публицист. В газете «Восточное обозрение» Ядринцев обосновал, сформулировал и пропагандировал в многочисленных статьях своё понимание целей и задач литературных сил огромного края. Он был лучшим издателем лучшей провинциальной газеты Сибири конца девятнадцатого века.
Для Ядринцева, как идеолога и критика сибирской печати, не существовало никакой локальной сибирской литературы: в своих статьях он рассматривал литературу Сибири как неотъемлемую часть общерусской литературы, подчинённую единым для России общественным и эстетическим закономерностям. Он считал, что гражданские идеи не могут появиться в Сибири, пока среда не заживёт ими: он обращал внимание современников на то, что Сибирь отставала в своём литературном развитии, страдала от постоянного отлива творческой интеллигенции, а оставшиеся на родине — подвергались ожесточённой травле. Ядринцев справедливо утверждал, что в Сибири ничтожен круг образованных людей, что печать здесь делает первые шаги, что общество страдает от недостаточного литературного воспитания и образования.
Именно поэтому газета «Восточное обозрение» стала верной и популярной спутницей сибиряков: газета выходила по четвергам — этот день был выходным. На «Четверги» в Петербурге собирались студенты, «бестужевки», в основном сибиряки и сибирячки, не менее тридцати-сорока человек. Это был своего рода светский литературный салон, где блистала умом и гостеприимством Аделаида Фёдоровна Ядринцева, дочь енисейского золотопромышленника Ф. Баркова. Она резко выделялась из среды столичных женщин отсутствием кокетства, природным остроумием, интеллигентностью, что нередко наблюдалось у сибирячек, очень доброжелательно относилась к Лидии Симоновне и Владимиру Михайловичу Крутовским из Красноярска. На «Четвергах» бывали писатели, поэты, политики: В. Г. Короленко, Н. К. Михайловский, С. Я. Елпатьевский, Н. Ф. Анненский и другие выдающиеся люди.
Начало журналистской карьеры было положено в газете «Восточное обозрение» в восьмидесятые годы девятнадцатого века. Именно тогда В. М. Крутовский сформировался как видный публицист, рецензент, критик. Тематика статей и очерков разнообразна: медицина, история, экономика, культура сибирского края, областничество, земство, освободительное движение, садоводство и плодоводство.
Крутовский помещал свои статьи в «Восточном обозрении» под общим названием «Красноярские письма». Эти публикации вызвали гнев енисейского губернатора Л. К. Теляковского, в них он был выведен «помпадуром» (Салтыков-Щедрин). По доносу губернатора автора скандальных фельетонов выслали из пределов Енисейской губернии на два года. Из-за особой остроты материала фельетоны печатались анонимно, чтобы не подвести редактора «Восточного обозрения», которому грозили суд и нередко тюремное заключение за «злостную клевету».
Приведём образец одного из фельетонов в «Восточном обозрении» (№ 30 за 1884 год): «Целые толпы „жиганов“ расхаживают по улицам с гармониками и песнями, а притоны общественного разврата — дома терпимости, питейные заведения, разные харчевни и полупивные — буквально кишат ими. Люд этот лишён всяких заработков и, понятно, пропивает и разматывает „захапанное“, в чём обыватель нисколько не сомневается. Чтобы убедиться в этом, стоит посмотреть только на питейные заведения по Песочной улице и на Кучках. Там вы можете видеть этих „друзей“ нашей общественной жизни в настоящем их виде: в лохмотьях, полунагих, с хриплыми голосами, с харями, как бы грозящими каждому неповинному обывателю. Тут открыто совершаются акты самого наглого непотребства, под аккомпанемент циничного хохота и непечатных возгласов одобрения, не говоря уже об игре в орлянку, о кровавых драках и т. п. Губернское начальство не принимает никаких репрессивных мер к обузданию этой сволочи, полагая, по заверению полиции, что всё обстоит благополучно. Но обыватель об этом „благополучии“ судит вернее по указанным притонам: когда ночь обошлась без преступления, то притоны пусты и торговля не идёт вовсе; когда же кого-нибудь обворовали, придушили, ограбили — притоны снова оживляются, и начинается дикая оргия за счёт обворованного и ограбленного обывателя,— это своего рода барометр».
Уже в первых публикациях наметились основные черты В. М. Крутовского как журналиста: активная гражданская позиция, освещение больных и значимых вопросов, волнующих горожан, широкий диапазон интересов и глубина их исследования. Такова была школа жизненного опыта, накопления литературного мастерства, наработка связей — прежде чем созрело окончательное решение издавать свою собственную газету или журнал. Около тридцати лет шёл «неисправимый областник» к своему журналу.
Так, летом 1887 года в Иркутске была закрыта газета «Сибирь». Именно это обстоятельство стало решающим шагом при переводе «Восточного обозрения» из Петербурга в столицу Восточной Сибири — город Иркутск. Однако были желающие возобновить опальное издание в любом другом городе. Заветная мечта Крутовского — иметь свою газету — была в условиях жесточайшей цензуры, бюрократии практически недосягаема. Однако в достижении своей цели он проявлял завидную целеустремлённость и настойчивость.
В. М. Крутовский через связи Г. Н. Потанина, признанного авторитета в литературных кругах, начинает хлопотать о переводе «Сибири» из Иркутска в Красноярск. Потанин не только вёл переписку с бывшим редактором газеты М. В. Загоскиным, но и имел конфиденциальную беседу с графом Игнатьевым, министром внутренних дел, по поводу «Сибири».
В письме к Г. Н. Потанину Крутовский сообщает: «Если не согласны в Иркутске, то потрудитесь, Григорий Николаевич, устроить всё дело и научить нас: как и кого мы должны просить о переводе газеты в Красноярск, как представлять редактора и всё прочее. Мы здесь ничего этого не знаем. Нельзя ли это ходатайство возбудить из Иркутска для скорости? Здесь будут задерживать, так как вообще недружелюбно относятся к затеваемой газете».
Хлопоты не увенчались успехом. Неудача только подстегнула желание иметь свою собственную газету. Крутовского, считавшего газету действенным средством борьбы с косностью сибирской администрации, очень беспокоило падение престижа «Восточного обозрения». По его мнению, газета стала неинтересной, не отвечала злобе дня, не отстаивала интересы Сибири, а больше писала о революционном движении рабочих Европы и Америки. Он же забил тревогу по поводу содержания российских газет, где появлялись время от времени корреспонденции из Сибири и о Сибири, как выражался Крутовский, «самого гадкого или даже паскудного свойства» (умел же Крутовский ввернуть острое словцо, его считали скандалистом и боялись). Особенно злобствовала томская газета «Сибирский вестник», где взяли силу литераторы из России, осуждённые за уголовные преступления, Корш и Полянский, а также такие столичные издания, как «Гражданин» и «Новороссийский телеграф».
Крутовский отстаивал право на защиту чести и достоинства сибирской интеллигенции от политических спекуляций и оскорблений, от этакого поверхностного взгляда на проблемы Сибири, которым грешил даже такой гуманист, как А. П. Чехов, который в 1890–1891 годах так описал сахалинскую каторгу, что русское общество содрогнулось от негодования. В апреле 1892 года в письме к Г. Н. Потанину Крутовский в резкой форме выражает своё возмущение по поводу статей А. П. Чехова из Сибири.
Путешествие Чехова через всю Сибирь, перепись всего населения острова Сахалин, страстный протест против уголовной каторги и ссылки были восприняты обществом как гражданский подвиг писателя. Но мог ли даже такой гуманист, как А. П. Чехов, за столь короткий срок увидеть и понять глубину трагедии сибирской интеллигенции: каторга и ссылка, отсутствие университетов, недостаток учебных заведений, постоянный отток с окраин в центр, в Россию, самого талантливого, самого энергичного элемента? По поводу этих бед областники били во все колокола.
Томский университет открылся через год после его постройки, в 1889 году,— правительство боялось социалистов и революционеров-террористов. Был открыт только один факультет — медицинский, второй факультет — юридический — принял первых студентов через десять лет. Задолго до открытия университета в печати нагнеталась истерия. 25 января 1886 года влиятельная газета «Московские ведомости» опубликовала «письмо из Томска», в духе нападок «червонных валетов». Анонимный корреспондент усердно озабочен проявлениями сибирского патриотизма, который проповедуют сибирские газеты: в Петербурге — «Восточное обозрение», в Иркутске — «Сибирь», а в Томске — «Сибирская газета». Цитируем: «Тенденции их везде одни и те же: самобытное развитие страны, возможная независимость колонии от метрополии, которая так безжалостно эксплуатирует богатый край, и т. п.». Газеты эти финансируют сибирские купцы, а за ними прячутся ссыльные поляки, нигилисты и социалисты, которым попустительствуют местные чиновники. А ведь именно с появлением поляков, утверждал анонимный автор, началась в Сибири проповедь местного патриотизма, именно они посеяли зёрна «сибирской национальности». Тогда же, напоминая о деле «сибирских сепаратистов» 1865 года, появились первые статьи «о самобытном и независимом от метрополии развитии Сибири». В 1870-е годы им на смену явились ссыльные нигилисты и социалисты. В этих условиях открываемый в Томске университет неизбежно станет своего рода штабом для социалистов: «Под маской местного патриотизма прячутся наши старые знакомые — нигилисты и социалисты. В Томске образовался целый штаб социалистов, собранных со всех концов Сибири. Кружок политических ссыльных постоянно старается вербовать молодёжь. Революционные кадры уже готовы. Ожидается только прибытие новобранцев в виде томских студентов, а может быть, профессоров».
Статья была замечена Победоносцевым, обер-прокурором Святейшего Синода, послан царю донос и требование остановить опасность. Остановиться было уже невозможно. Слишком много сил сибиряки потратили на свой университет, и всё общественное мнение России было на их стороне. Осенью 1889 года первые студенты вошли в аудитории. Зато «Сибирская газета» в Томске была закрыта цензурой.
Как на образец полемики о судьбах Сибири и сибиряков в те годы сошлёмся на статью Г. Н. Потанина «Сибирские областники о пришлой и краевой интеллигенции». Потанин, отдавая должное «пришлой» интеллигенции, которой Сибирь была обязана всплеском многих культурных начинаний, всё же считал её случайным элементом местной жизни. По мнению Потанина, только появление своей «туземной интеллигенции» может служить признаком, что затронута масса, что она начала выделять свою интеллигенцию и может отстаивать свои интересы. Сибири нужна боевая общесибирская газета, общественно-политическая трибуна, наподобие «Сибири», «Сибирской газеты» или «Восточного обозрения» времён Н. М. Ядринцева.
Даже народоволец И. И. Попов, руководивший «Восточным обозрением» с 1892 по 1904 год, не устраивал областников. Попов позволял себе выпады в адрес сибиряков в духе «червонных валетов». 11 декабря 1901 года Крутовский сообщает Г. Н. Потанину: «Я написал Ивану Ивановичу ругательное письмо по поводу его передовой статьи в № 262 „Восточного обозрения“. Статья полна бахвальства, что сибиряки ничего не сделали в газетном деле и не дали капиталов, а российские „пришлые“ люди сумели и газеты поставить, и капиталы найти, и пр. Статья гадкая, несправедливая и даже глупая. Как вы относитесь к этой статье?»
Вероятно, секрет политики, запретительной на свободное слово на окраинах, и кроется в том, чтобы не давать прессу в руки самих сибиряков, готовых защищать интересы этой окраины не щадя живота своего. Временного редактора проще скрутить репрессивными мерами, цензурой и подкупом, временный редактор не будет отстаивать чуждые идеи как свои собственные. Что касается Крутовского, то он был готов взять газету в свои руки в любое время (1887, 1890, 1900, 1904). Лейтмотивом всей переписки с Г. Н. Потаниным звучит потребность в издании своей собственной газеты. Эта мечта осуществилась нескоро — не прошло и тридцати лет, как Владимир Михайлович смог возглавить свой собственный журнал «Сибирские записки» (январь 1916 — декабрь 1919 годов).
С самого начала журнал был задуман как областнический, с целью пропаганды и привлечения внимания общественности к истокам областничества и современным проблемам. Это был первый в Сибири общественно-политический и литературный журнал, с широкой и интересной программой в духе столичного издания. В глухой провинции это стало возможно только благодаря огромной энергии, трудолюбию и навыкам профессионального литератора, приобретённым ранее в «Восточном обозрении».
Хочется обратить внимание читателя на годы издания «Сибирских записок»: 1916–1919 годы. Это драматическое время, сплошь в белых пятнах и неразрешимых противоречиях; значение «Сибирских записок» с этой точки зрения будет возрастать. Это подлинный документ истории, протокольно запечатлевший классовую борьбу в Сибири в период революции и Гражданской войны, являющийся бесценным свидетельством той эволюции, которую прошла сибирская интеллигенция в один из самых переломных моментов истории, да и сам редактор тоже. Издание «Сибирских записок», периодического полноценного журнала, в условиях революции, Гражданской войны, интервенции, дороговизны печатного дела, всеобщего хаоса, разрухи было своего рода подвигом одного человека, который, к тому же, был ещё и активным политическим деятелем.
Начиная издание журнала, Крутовский рассчитывал на помощь и практические советы старшего друга Г. Н. Потанина, жившего тогда в Томске. 27 февраля 1916 года он делится с Потаниным впечатлениями по поводу выхода в свет первого номера «Сибирских записок»: «Дорогой Григорий Николаевич! Спасибо Вам за письмо и за помощь, которую Вы мне оказываете и думаете оказать. Первая книжка у нас здесь идёт очень хорошо. Вызвала в публике большой интерес, и об ней всюду говорят и спорят. В общем, находят её чересчур серьёзной, а некоторые прямо называют периодическим журналом. В разные книжные магазины Сибири я посылаю до 200 экземпляров, но пока ещё не имею сведений, как они расходятся там. Знаю, что собратья не помогают и не поддерживают… Рукописи присылают, но много макулатуры и барахла; вся контора, редакция и состав ея журнала — это я один. Я и секретарь, я и сторож, и разносчик, и экспедитор, и писатель, и редактор. Советами и просмотрами рукописей по сибирским делам мне большую помощь оказывает Н. Н. Козьмин, в плане организации я нашёл в нём драгоценного помощника. Все другие оказались никуда не годными и бесполезными. Ваше участие, дорогой Григорий Николаевич, конечно, очень мне дорого. Пишите и присылайте, что у Вас найдётся. Все Ваши замечания принимаю к сведению и руководству».
На первых порах большую поддержку журналу оказали политические ссыльные, но в дальнейшем, по мере отъезда из Красноярска после октября 1917 года, они утратили связь с редакцией, поэтому приходилось рассчитывать только на свои силы. Наиболее деятельными и преданными помощниками редактора был талантливые журналисты Н. Н. Козьмин, Е. Е. Колосов, М. П. Плотников (Хелли); они работали бесплатно, напрягая физические и душевные силы. Благодаря обширным связям и авторитету в литературных кругах, Крутовскому удалось привлечь к изданию виднейших сибиряков: И. Г. Гольдберга, В. Я. Шишкова, Г. Д. Гребенщикова, К. В. Дубровского, В. М. Бахметьева, Г. А. Вяткина, Ф. Ф. Филимонова, не говоря уже о Г. Н. Потанине. В «Сибирских записках» печатались историки Н. Н. Козьмин, А. М. Гневушев, Н. К. Ауэрбах, Н. Н. Бакай, А. Я. Тугаринов, экономисты Н. Я. Быховский, Г. Жерновков, ссыльные В. А. Ватин-Быстрянский, А. В. Прибылёв, Л. Ф. Пантелеев, С. Я. Елпатьевский, А. И. Иванчин-Писарев, И. И. Попов. Большинство авторов тяготело к областничеству. С целью привлечения внимания к истокам областничества на страницах журнала публиковались материалы, посвящённые пионерам сепаратистского движения А. П. Щапову, П. А. Словцову, Н. С.Щукину, П. П.Ершову. Наиболее удачные очерки пускались отдельными оттисками. Центральное почётное место в журнале было отведено незабвенному другу Н. М. Ядринцеву (умер в 1894 году).
Владимир Михайлович ставил себе в заслугу публикацию писем Н. М. Ядринцева к Г. Н. Потанину периода ссылки в Шенкурске (1873 год), а также отдельных фельетонов, статей и стихотворений. «Сибирские записки» № 2 за 1919 год были полностью посвящены 25-летнему юбилею со дня смерти Н. М. Ядринцева. Кроме того, весной 1919 года в Красноярске вышло отдельное издание произведений Н. М. Ядринцева — «Сборник избранных статей, стихотворений и фельетонов» (приложение к журналу «Сибирские записки»). После выхода сборника (24 мая 1919 года) Крутовский писал Г. Н. Потанину: «…Я много лет знал Ядринцева, был с ним близок, но я никогда не ценил его так, как теперь, когда познакомился с его письмами. Он вырос в моих глазах, и жаль, что его так мало знают сибиряки… Мне думается, что сибирское дело нужно начинать почти снова, и издание этой книжки Ядринцева, думается, хорошее начало. Это будет широкая пропаганда его идей».
Когда-то в семье Крутовских хранилась частная переписка Лидии Симоновны Крутовской с Н. М. Ядринцевым. Тот факт, что она была близко знакома с В. Г. Короленко, Н. К. Михайловским, Г. Н. Потаниным, Н. М. Ядринцевым, Н. А. Морозовым, В. В. Лесевичем, И. П. Белоконским, Л. П. Семиренко и другими, свидетельствует о незаурядности этой женщины. Крутовские обвенчались ещё в Петербурге, в сентябре 1884 года, когда Лидия Симоновна закончила высшие Бестужевские курсы. Через год вместе с женой Владимир Михайлович вновь уезжает в Санкт-Петербург в отпуск, где сближается с революционерами-народовольцами. Есть свидетельство, что квартира Крутовских в столице была местом конспиративных встреч членов «Народной воли»; здесь же печаталась и хранилась нелегальная литература. В 1885 году В. М. Крутовского арестовали и «по Высочайшему повелению» выслали в Енисейскую губернию под полицейский надзор. В марте 1885 года санкт-петербургский градоначальник отправляет секретное письмо на имя енисейского губернатора с уведомлением о воспрещении лекарю Владимиру Михайловичу Крутовскому и его жене Лидии Симоновне жительства в Санкт-Петербурге и в пределах Санкт-Петербургской губернии.
С тех пор дом поднадзорного лекаря и в Красноярске был открыт для всех гонимых. Врач В. В. Хворов вспоминал: «Двери дома доктора Крутовского всегда и для всех были гостеприимно открыты… ни один ссыльный, побывавший в Красноярске, не обошёлся без каких-либо услуг с его стороны…» Практически до самой революции 1917 года Крутовские состояли под гласным надзором, но продолжали служить общественным идеалам, выполнять аннибалову клятву, данную в юности.
Лидия Симоновна, как секретарь первого сибирского журнала, самостоятельно вела переписку с Потаниным, она была достойной подругой Владимиру Михайловичу и была в курсе всех его дел. Г. Н. Потанин просит Лидию Симоновну написать воспоминания о Ядринцеве как о близком друге и человеке. Лидия Симоновна ответила Г. Н. Потанину: «Мы начали переписываться с ним после смерти Аделаиды Фёдоровны. Вы знаете, в какой он был ностальгии. Писал он почти каждый день. В письмах, записанных под впечатлением минуты, благодаря его страшно нервному состоянию, наверно, было много преувеличено, но зато это была полная исповедь, всё, что было пережито и на что он ещё надеялся в будущем». Н. М. Ядринцев находился в тяжёлой депрессии, которая закончилась трагической смертью: он страдал манией преследования и просил Лидию Симоновну уничтожить всю их переписку, что она по его просьбе и сделала. Крик исстрадавшейся, отчаявшейся души понять может только человек тонкой душевной организации. Такой страждущей душой обладала Лидия Симоновна, когда отвечала на письма, когда успокаивала, как мать — своё дитя, Николая Михайловича, когда своими советами подбадривала слепого, немощного Г. Н. Потанина, когда шла в тюремный замок, собирая вкусную снедь среди сочувствующих для очередной партии ссыльных, прибывшей в Красноярск. «Л. С. кормит студентов: она собирает куличи, пасхи, яйца, окорока — возит всё это в острог. Благодаря ей студенты по праздникам сыты. Их здесь осталось ещё более 50-ти человек».
Для сибирской интеллигенции имя Потанина было символом бескорыстного, страстного служения людям, знакомство с ним открывало любые двери, его авторитетом многие пользовались как тараном. Он был выдающимся организатором сибирской науки, долгие годы занимал пост правителя дел ВСОРГО и в то же время оставался признанным идеологом сибирского областничества. Несмотря на свой колоссальный общественный статус, он был доступен, человечен, а главное — активен в своей доброте. В Красноярске с особым уважением относились к «сибирскому дедушке» и в феврале 1916 года избрали его почётным гражданином Красноярска. Газета поместила ответ Потанина на избрание: «Приношу глубокую благодарность за честь, оказанную мне избранием меня в почётные граждане Красноярска, за учреждение стипендии моего имени при Красноярской высшей школе и за ассигнование ежегодно 300 рублей на пополнение отдела моего имени при Красноярском музее. Г. Н. Потанин» («Вестник красноярского городского общественного управления», 17 февраля 1916 года).
Известно, что Г. Н. Потанин по нескольку месяцев, а то и целый год, как это было в зиму 1901 года, жил у Крутовских на квартире, а летом на даче. Он стал как бы членом их семьи, очень полюбил дочерей — Лену и Лёлю, потом присылал им дорогие книги, игрушки, за что его упрекала Лидия Симоновна: сам Григорий Николаевич был «гол как сокол». Супруги Крутовские поддерживали Потанина, когда его постигло горе — смерть жены Александры Викторовны Потаниной, скончавшейся в сентябре 1893 года во время путешествия в Китай. В последние годы, особенно в период издания «Сибирских записок» (1916–1919), были в курсе всех перипетий семейной драмы Потанина, поддержали его морально, заботились о его материальном положении, здоровье. Несмотря на тяжёлое финансовое положение журнала «Сибирские записки», статьи Григория Николаевича оплачивались незамедлительно.
После выхода Григория Николаевича из Томской госпитальной клиники В. М. Крутовский писал 31 июля 1919 года: «Вторая книжка вышла как раз тогда, когда мы Вас ждали сюда, и поэтому не было смысла её посылать. Затем получилось известие о Вашей болезни и думалось, что Вам теперь не до чтения. Вот как вышла задержка. Я всегда первую книжку, получаемую из типографии, посылаю Вам. Мы рады все Вашему выздоровлению и были крайне опечалены болезнью. Хорошо, что кончается хорошо. И местные областники с глубокой радостью и великим чувством облегчения услыхали об Вашем выздоровлении. Будьте здоровы, живите дольше, Вы — наш дорогой учитель, наша совесть и наш путеводитель». В. М. Крутовский очень высоко ценил поддержку в деле издания «Сибирских записок» со стороны Г. Н. Потанина.
С первого номера редакция «Сибирских записок» настойчиво проводила идею сибирской областной автономии. Убеждённый областник, В. М. Крутовский считал, что только независимая в политическом и экономическом отношении Сибирь может стать действительно счастливой и свободной. Не будет преувеличением считать Крутовского наиболее последовательным решительным наследником старшего поколения областников, принявшего областное знамя бело-зелёного цвета из рук Ядринцева и Потанина и достойно продолжившего их дело. Журнал «Сибирские записки» в руках Крутовского был трибуной областной идеи. В каждой книжке «Сибирских записок» обязательным было «Областное обозрение», которое писалось самим редактором под псевдонимом «В. К.». Время от времени «Областные обозрения» пересылались в петроградскую газету «Вольная Сибирь». Помимо различных вопросов, касающихся истории областничества, эти очерки в хронологической последовательности запечатлели разворот кровавых событий классовой борьбы на всей территории Сибири, отразили позицию союза областников по отношению к Советам и большевикам. При дефиците правдивой информации об этом непростом времени «Областные обозрения» Крутовского просто уникальны с точки зрения истории.
Из номера в номер перед нами разворачиваются потрясающие картины грабежей и реквизиций имущества населения, без различия социальной принадлежности. В «Областном обозрении» («Сибирские записки» № 2, 1919 год) развёрнута картина сибирской Вандеи: «Пожары, повальные грабежи, истребление интеллигенции деревни: учителей, священников, военных, чиновников и инакомыслящих крестьян,— имеет массовый характер. Всё это сопровождается жестокими пытками, истязаниями, издевательствами. В Каратузе священника сбросили живого с колокольни, в Енисейске замораживали в погребах и топили в прорубях, в Красноярском уезде разрывали лошадьми и т. д. После того, как Щетинкин со своими бандами захватил северную часть Ачинского уезда Енисейской губернии и своими заставами преградил туда дорогу, никаких сведений из этого района не сообщалось. Кое-кто пробрался, и передают следующее о работе этой банды. 14 февраля группа Щетинкина заняла с. Перовское, разоружила милиционера, разгромила волостную земскую управу, сожгла все бумаги, затем арестовала священника, вывела за село и, сняв шубу (чтобы не испортить), расстреляла. При аресте священника заставили его жену лечь на кровать и поднять руки, а затем глумились над несчастной женщиной».
И всё это проделывалось под святыми лозунгами свободы личности, слова, печати, неприкосновенности жилища. Позвольте, скажет читатель, всё это клевета, происки классовых врагов: можно ли верить эсеру, областнику и его буржуазным домыслам? На что можно ответить словами Крутовского: «Свобода слова понимается тоже своеобразно, свобода слова лицам партии, имеющим за своей спиной толпу или солдат, или красногвардейцев, вполне обеспечена. Им разрешается кричать что угодно и о чём угодно. Но всякое возражение, устное или печатное, господствующему течению ведёт к избиению, аресту или другим неприятностям. Зажимание рта противнику широко практикуется. Он объявляется контрреволюционером, противником нового строя и делается уже вне закона. С ним не церемонятся». Свобода «была понята как свобода от всего, особенно в деревне» («Областное обозрение», В. К., «Сибирские записки» № 4–5, 1917 год).
М. В. Шиловский в статье «Областничество в прошлом и настоящем», опубликованной в «Сибирской газете» (Томск, 1990), поясняет: в современной исторической литературе «областники предстают в виде двуликого Януса, у которого, с одной стороны, безупречное лицо учёных-подвижников, а с другой — буржуазно-либеральная физиономия общественных деятелей, пришедших в конце жизненного пути в лагерь контрреволюции».
В истории областничества В. М. Крутовский, наряду с Г. Н. Потаниным, занимал видное место. В эпоху Государственных дум он выдвинулся как политический деятель радикального направления. Первые лозунги и программные требования сибиряков-шестидесятников были исключительно земские, местные, культурно-экономические. В 1905 году на Сибирском съезде в городе Томске требования сибиряков вылились уже в политическую программу «За областную Сибирскую думу» с правом на самостоятельный областной бюджет. Будучи председателем Красноярского областного союза, гласным городской Думы в течение трёх десятилетий, Владимир Михайлович Крутовский активно пропагандировал идею самоуправления Сибири в местной печати под общим названием «К вопросу о самоуправлении Сибири в Государственной думе».
После победы Февральской революции красноярским обществом Крутовский единогласно избирается председателем Совета общественной безопасности, а из центра назначается комиссаром Временного правительства в Енисейской губернии. Казалось бы, какое дело учёному, врачу, общественнику до политики? Вполне естественен, логичен порыв честной трудовой интеллигенции — послужить на благо России. Усталый, но счастливый — таким видели шестидесятилетнего В. М. Крутовского в мартовские дни 1917 года. Вот как описала эти дни Лидия Симоновна: «Владимир Михайлович утомился ужасно, спит мало, иногда 3–4 часа в сутки, и целый день и ночь в Думе и в напряжённой работе председателем в этом Комитете. Сначала были выборы председателя только на три дня. При новых выбрали опять его единогласно, он хотел отказаться, взять себе что-нибудь полегче, его стали упрекать, и он опять остался… Он здорово похудел, побледнел, но душой цветёт» (из письма Г. Н. Потанину в Томск 9 марта 1917 года).
Как председателя первого областного съезда, проходившего в Томске в октябре 1917 года, В. М. Крутовского избрали в состав Сибирского областного временного правительства, где он назначается министром здравоохранения и министром внутренних дел. Крутовский — признанный сибирским обществом лидер областничества, в руках которого своя политическая трибуна — «Сибирские записки». На страницах журнала поднимается вопрос об областной сибирской автономии, основанной на идее областной сибирской федерации с высшим органом управления — Сибирской областной Думой. Крутовский писал: «…Сибирский союз независимых социалистов-федералистов будет наряду с этим вести неуклонную борьбу за независимое культурно-правовое и экономическое самоуправление областей государства, и в частности Сибири, на основах демократической, федеративной республики по типу Северных Американских Соединённых Штатов. А накануне воцарения диктатуры пролетариата, с логически вытекающей отсюда диктатурой над экономической жизнью, в духе социалистического командования производством, распределением и потреблением всей географически необъятной Российской республики, мы, социалисты-федералисты, поднимем решительную борьбу против ненужной, стеснительной для области и общин, трудно выполнимой диктатуры властного социалистического центра над экономической жизнью всей республики, во имя раскрепощения экономической власти и за свободное творчество, строительство и самоопределение народной жизни, земли и народной воли» («Сибирские записки» № 3, 1917 год, «Областное обозрение», В. К.).
Особенно современной, созвучной нашему времени является программа сибиряков в области аграрных отношений с правом самим устанавливать нормы и формы землевладения и землепользования, вплоть до единоличного хозяйствования. По мнению историка М. В. Шиловского, областники были родоначальниками идеи регионального хозрасчёта и местного территориального самоуправления. Эти идеи пытались взять на вооружение политики девяностых годов двадцатого века (ассоциация «Сибирское соглашение»).
На первом областном съезде в Томске в январе 1917 года областники приняли декларацию о необходимости борьбы с большевиками. Г. Н. Потанин в августе 1919 года призывал к оружию: «Граждане! Банды большевистские у ворот!» Но сил на борьбу с большевиками у правосоциалистических партий явно не хватало. Областники — это «культуртрегеры», а не военные люди, они не умели бороться с оружием в руках! Главное направление их деятельности — это служение интересам Сибири, их неподдельная любовь к ней, активная созидательная работа. Политические воззрения В. М. Крутовского как лидера областников повлияли на оценку в целом журнала «Сибирские записки». Однако историческое и культурное значение «Сибирских записок» и его содержание шире политических платформ и установок: значение первого сибирского журнала нельзя свести к одному областничеству.
Несомненной творческой удачей Крутовского как редактора был литературный отдел: в журнале печатались романы, повести, рассказы, стихи, литературная критика и отзывы. Крутовский оказался хорошим организатором. Ему удалось собрать целое созвездие талантов, дать возможность печататься маститым литераторам: В. Бахметьеву, И. Гольдбергу, Г. Н. Потанину, А. Прибылёву, А. Иванчину-Писареву, поэтам П. Драверту, Г. Вяткину,— и неопытным, начинающим, вошедшим в большую литературу через журнал «Сибирские записки»: Ф. Лыткину, А. Гастеву, В. Пруссаку, Д. Глушкову-Олерону, М. Плотникову, В. Калашникову (Кручинину), В. Шишкову. Опыт журнала был уникальным. Высокая культура издания, широкий круг сотрудников, большинство из которых отличалось несомненной литературной одарённостью,— всё это способствовало популярности журнала, приковывало внимание к нему. Многие произведения, впервые появившиеся на страницах «Сибирских записок», с успехом могли бы украсить любой столичный журнал.
В 1907 году Общество врачей Енисейской губернии отметило 25-летний юбилей врачебной и общественной деятельности В. М. Крутовского и оценило эту его многостороннюю деятельность как идеальное служение интересам родной Сибири. Особо отмечен был факт создания им первой медицинской газеты «Сибирские врачебные ведомости», которая, по словам коллег, «стала центром духовного единения врачей и завершила до некоторой степени тот идеал, который Вы поставили себе как врачу и общественному деятелю». Без всякого сомнения, Владимир Михайлович Крутовский стоял и стоит в одном ряду с выдающимися деятелями Сибири — Г. Н. Потаниным, Н. М. Ядринцевым, А. П. Щаповым, П. А. Словцовым, М. К. Сидоровым, С. В. Востротиным, Д. П. Давыдовым, Г. И. Гуркиным, С. С. Шашковым и другими.
В 1938 году В. М. Крутовский был арестован органами НКВД как агент пяти иностранных разведок, создатель контрреволюционной организации в Сибири. 9 декабря 1938 года умер, по официальной версии — от сердечной недостаточности, а на самом деле — от старости и трагического осознания крушения всех идеалов и ценностей. Захоронение на Николаевском кладбище Красноярска в общей могиле не сохранилось или потеряно навсегда.
P. S. Полностью статья опубликована в книге А. В. Бродневой «Кто Вы, доктор Крутовский?» (Красноярск, 2014).