Опубликовано в журнале День и ночь, номер 6, 2015
Андрей Бахтинов ворвался в русскую поэзию и сгорел, как комета на небосклоне. Сгорел неожиданно. По трагической случайности в доме, в котором родились поэт, его два брата Михаил, Алексей и сестра Нина и где он жил один после смерти родителей, было газо-печное отопление. Андрея убил угарный газ. Его хоронили холодным февральским днём всем селом. Это случилось в 1993 году. Бахтинову шёл сорок седьмой год. И та трагедия не забывается вот уж почти двадцать лет… Потому что это была не рядовая смерть рядового человека. Потому что не стало поэта…
Его биография похожа на сотни биографий его односельчан. И в то же время не похожа. Она похожа на биографии поэтов. Родился Андрей Дмитриевич Бахтинов 6 сентября 1946 года в селе Труновском Труновского района Ставропольского края. Село известное. До его переименования в честь какого-то героя Гражданской войны село называлось Терновка. С незапамятных времён жизнь в селе всегда была чистой, как вода в родниках. Ключи бьют по руслу всей Терновки. Эти родники питают речку и души односельчан. Не каждому поэту везёт увидеть живьём, как начинается река, опустить ладони в её ключи… Робкий, но сильный родник Терновки бьёт из земли, пробивает себе дорогу и бежит на север, к Азовскому морю. И добегает! Сначала до речки Ташлы, а потом, слившись с её водами, впадёт в степной Егорлык. Воды Егорлыка примет Маныч, а потом сам Дон-батюшка. А там и до моря рукой подать… Своей родной Терновке и её родникам Андрей позднее посвятил несколько стихотворений. Среди них и это:
Твои, Россия, уголки
Страны Муравии чудесной,
Твои, Россия, родники
Поют серебряные песни.
Поют, и светлая печаль
Живой водой в сердца струится.
Поют, как хоры при свечах,
При чуть мерцающих зарницах…
Я столько переслушал их,
Что для меня и в зорях новых
Любовь-родник и боль-родник
От этих песен родниковых…
(«Родники России»)
Рядом с Терновкой лежит село с ещё более звучным названием — Ключёвское. В народе его величают Ключёвка. Вместе с Андреем ходили в школу ключёвские мальчишки и девчонки.
Удивительные по красоте дни выпадали для ребят весной и летом, осенью и зимой. Они вместе катались с зимней горки, вместе ходили по окрестностям, любовались лазоревой сказкой, слушали песню жаворонка, вдыхали полынный запах степи, пили воду из степных родников, а осенью провожали журавлей… А чаще Андрей оставался один наедине с природой, с окружающим его миром.
От его поэтического взгляда не ускользало, как клубятся вечерами туманы над землёй, как наливалось соком яблоко, поспевали хлеба, вырастали стога после покоса… Во всём, что сотворила природа, сотворили ум и руки людей, он видел поэзию. И сам оставался прежде всего поэтом. Он родился поэтом. И стал, как напишет он позднее, поэтом «абрикосового края»:
Задумчивые северные сосны,
Из простенького ситца небеса,
И я давно соскучился по солнцу,
Как мальчиком скучал по чудесам.
А где-то на окраине России,
Взращённые теплом родной земли,
Так молодо, так славно, так красиво
Сегодня абрикосы зацвели…
(«Абрикосовый цвет»)
Однажды (это было в шестьдесят седьмом), глядя на вечерний закат, Андрей запишет в блокноте: «День уходит походкой измученной…» А чуть позже, через тридцать лет, глядя на вечернюю зарю, Андрей напишет: «Двадцатый век в закат устало клонится…»
Ключёвка стала его музой, его вдохновением. Удивительно чистая по красоте поэзия Андрея Бахтинова — негромкая, может быть, неброская, читаемая с затаённой интонацией, сравнимая с исконно русской топонимикой тех мест, где поэт родился,— и сама стала родником. Её притягательность — прежде всего в чистоте чувств, в искренности, в отсутствии фальши…
Дорогой сердцу пейзаж он помнил и в далёкой от родных мест Сибири, когда стоял на берегу Енисея или Ангары, любовался Дивногорском или восхищался привокзальной площадью Хабаровска…
Ночным дождём заботливо омытая,
За краткий миг до пробужденья дня,
В моей судьбе — ещё одно открытие,
Седая площадь встретила меня.
Шуршит троллейбус, тонким чутким усиком
С лучом звезды на миг сойдясь в тиши;
В холодноватом камне памятника — музыка
Прекрасной человеческой души.
Я восхожу под сине-предрассветные,
Пока совсем чужие небеса,
Но, кажется, вот-вот тугими ветрами
Они мои наполнят паруса.
Нет, не сбылись друзей-врагов пророчества,
Кому я век какой-то не такой,
Что мне, как всем, в конце концов захочется
Когда-нибудь с годами на покой.
Не погасил костров я в сердце пламенных,
Зуд беспокойства в землю не зарыт;
И как живой со мною, а не каменный,
Хабаров через площадь говорит.
(«Хабаровск. Привокзальная площадь»)
В его жизни были и Днепр, и Кама, и Ангара, и Амур, и Тихий океан… Но о Ключёвке, о родных местах Андрей помнил всегда, где бы ни был:
О тебе мне названивал
Дождик в дальних краях,
С родниковым названием
Деревушка моя.
По ночам под ракитами
У деревни чужой
Снились мне огоньки твои
За туманной межой.
И призывными кликами
В синезвёздной дали
О тебе мне курлыкали
По весне журавли…
(«Сказка моя родниковая»)
С таким чистым чуть ли не с рождения взглядом на окружающий мир поэт и прожил свою недолгую, в общем-то, жизнь. Добрая символика поэту видится во всём, что встретилось ему на его пути, на его дороге: пишет ли он о родной стороне, о снегах Сибири, о красноярском лете или когда его взгляд задерживается на Тихом океане…
Над океаном лёг туман…
А жизнь, брат,— тоже океан.
И чьи-то судьбы-корабли
Сегодня в гавань не пришли.
Под гордым флагом, как в бою,
Они в безмолвия краю
Нашли последний свой приют,
Сигнала «SOS» не подают.
А мы на пламя маяка
Ещё дошли издалека
Назло погоде и врагам
К заветным милым берегам.
Ещё с крылатых бригантин
С укором в небо мы глядим
И молимся не за себя,
Над не пришедшими скорбя.
Но не повинны небеса,
Что рвут тугие паруса
Одним — закатные года,
Другим — внезапная беда…
Я знаю, будет и со мной:
К желанной гавани родной
В какой-то час, в какой-то год
И мой кораблик не придёт…
Огня хлебну пусть и воды,
Не допустить бы лишь беды,
Чтоб все на свете корабли
Однажды в гавань не пришли.
(«Океан»)
Его отец Дмитрий Андреевич — ровесник Октябрьской революции 1917 года. Эту особенность в биографии отца поэта любили подчёркивать в советские времена. Старший Бахтинов — участник Великой Отечественной войны, вернулся с фронта инвалидом. Ранение было тяжёлым. Врач госпиталя, ампутировавший молодому солдату ногу, сказал: «Ничего, жить будешь. Если что-то не получится в жизни, то мечты твои воплотятся в твоих сыновьях». Возвратившись в село, Дмитрий Андреевич работал извозчиком. Мать поэта Марфа Михайловна образования не получила, работала в колхозе разнорабочей. Успевала и на работе, и дома. В доме пахло свежеиспечённым хлебом, украинским борщом, пампушками, пирогами, жареной картошкой, пельменями… Односельчане запомнили её добрый нрав и сердечность. Родители никогда не ссорились. В семье всегда было ладно. У всех были обязанности по дому, по хозяйству.
И где бы и кем Андрей Бахтинов ни был — трактористом в Труновском, комбайнёром в Шарыпово, сверловщиком в Днепропетровске, плотником в Игарке, бетонщиком в Дивногорске, бондарем в Дурмине или был простым путешественником на Енисее — он всегда оставался поэтом.
Захолустье, увы, захолустье…
Студит ветер таёжную глушь.
Утром кони склоняются грустно
К зеркалам затуманенных луж.
Облетевшей багряной листвою
Ветерки в закоулках шуршат;
Закатился на небо седьмое
Детским мячиком солнечный шар.
Низко стелются серые тучи
Над бревенчатым тихим жильём,
И дожди монотонно-тягуче
Долго плачут о чём-то своём.
Птицы к югу спешат обогреться —
К вечно добрым зелёным садам,
Да железные гулкие рельсы
Убегают к большим городам.
(«Осень в Дурмине»)
И где бы Бахтинов ни был, он с неизменным чувством возвращался в родной дом:
Есть одна заветная дорога,
Сколько б в мире ни было дорог,
Что уводит всё к тому порогу,
Где остался детства уголок…
Отчий дом… Смеёшься или плачешь,
Он, твой добрый друг,— не за горой.
Отчий дом — как много это значит!
Больше, чем мы думаем порой…
(«Отчий дом»)
Дети Бахтиновых были под стать родителям, любили и поддерживали друг друга. Сестра Нина рассказывала, что на музыкальных инструментах в семье никто не играл, а вот петь любили все, особенно старинные русские народные песни. У Андрея был красивый и сильный голос. Когда вечером Андрей шёл на гулянье, про него на улице говорили: «Вот наш соловей идёт». С песней Андрей не расставался всю жизнь. Такие и стихи у него — мелодичные, напевные. Не случайно многие из них, положенные на музыку местными самодеятельными композиторами, стали песнями.
Степь да степь… родимая сторонка.
По судьбе моей — твой дух полынный
От запевки звонкой жаворонка
До щемящей песни журавлиной…
(«Родина»)
Учился Андрей в местной семилетней школе. Окончил её в 1960 году с отличием. И сразу пошёл трудиться. А среднюю школу, как он сам написал в биографии, «окончил без отрыва от производства». После школы поступил в Новочеркасский геологоразведочный техникум. Но из-за болезни, а потом и ранней смерти отца учёбу в техникуме пришлось оставить. Дома оставались неграмотная мама и младшая сестрёнка. Андрей вернулся в село. Надо было помогать маме. Работал грузчиком, плотником, механизатором… И познавал жизнь.
Потом подался на Украину — работал сверловщиком на Днепропетровском заводе металлургического оборудования, в Набережные Челны — работал в управлении строительства «КамГЭСэнергострой».
А потом был Красноярский край. Андрей прошёл его с механизаторами и строителями — от Шарыпово до Игарки. Убирал сибирский хлеб, работал в химлесхозе, на лесопильном участке, на бондарном заводе…
С каждого нового сибирского адреса Андрей посылал деньги маме, а в блокноте у него оставались лишь стихи: «Цвела черёмуха в Шарыпово», «Дивногорск», «Красноярск», «Красноярский вальс», «Встреча друзей в Красноярске», «Зимний вечер в Красноярске»…
Здравствуй,
мой самый желанный вокзал,
Самый красивый мой город!
Город, в котором доходит рассвет
Долго, скупыми шагами,
Словно он целую тысячу лет
Шёл голубыми снегами…
(«Красноярск»)
Какими ветрами Бахтинова и нескольких его друзей занесло в Шарыпово, один Бог ведает. Причём в этом небольшом сибирском городке он бывал как минимум дважды, убирал сибирский хлеб. Стихотворение «Цвела черёмуха в Шарыпово» — это воспоминание о молодости, о времени, которого не вернуть. Но всё такой же, как и много лет назад, остаётся природа и та картинка, которую поэт увидел в первый раз:
В антеннах ветер чуть поскрипывал,
Луна по лужицам плыла;
Цвела черёмуха в Шарыпово,
Ах, как черёмуха цвела!
По лёгким мостикам, по брёвнышкам,
По стёжке, вшитой в талый снег,
Туманной улицей черёмушной
Шагал влюблённый человек.
Шагал он гордо и стремительно,
В улыбке — весь душевный свет,
И улыбались ослепительно
Ему все звёздочки в ответ…
А вот теперь уже не молодо,
Устав от жизни кочевой,
Я прохожу Черненко-городом,
Не узнавая ничего.
Но хоть снегов немало выпало,
Хоть время вспять не повернёт,
Здесь, как тогда, как в том Шарыпово,
Опять черёмуха цветёт.
(«Цвела черёмуха в Шарыпово»)
Когда Бахтинов впервые увидел город энергетиков Дивногорск и самую большую в мире Красноярскую гидроэлектростанцию, то его поразили не масштабы стройки. В блокноте Андрей записал:
Идут в спецовках «короли…»,
Надменно, лихо кепки сдвинув,
Чьи руки пахнут, как мои,
Железом, пашнею и дымом;
Чьи скулы вновь опалены
До черноты свирепо-жаркой
Колючей яростью зимы
И отблеском электросварки;
Чьи губы лопаются в кровь
От злых ветров, от пота соли,
Кто простирает над костром
Ладонь озябшую в мозолях…
(«Идут в спецовках „короли“…»)
В Хабаровском крае Андрей Бахтинов прожил, если судить по записям в трудовой книжке, около трёх лет, с 1988 по 1991 год. Потом были Дальний Восток, Охотское море… Андрей добрался до самой дальней точки России — до Шикотана.
И улыбнётся хмурый капитан.
И за волной откроется красиво,
Как изумруд, зелёный Шикотан —
Окраинная капелька России.
(«На Тихом океане»)
Чем дальше Бахтинов забирался на восток от родных мест, тем больше в его блокноте оставалось стихов о далёком крае: «Хабаровск. Привокзальная площадь», «На берегу Амура», «Осень в Дурмине», «Скорый фирменный „Россия“», «Дальний Восток», «На Дальнем Востоке — весна», «На Тихом океане», «Пока судьбы грохочет поезд», «Океан», «Смерть меня подождёт», «Мой поезд», «Счастье разных дорог»… Однажды Андрей запишет:
Я жизнь люблю и сладкую, и с перцем,
Чтоб только бурной пенилась рекой.
А врач сказал: «У вас больное сердце»,—
И прописал безоблачный покой.
С врачами спорить нынче мало толку,
В столице это иль в каком селе…
Что ж, я смогу спокойным быть, но только
Когда меня не будет на земле.
(«Я жизнь люблю…»)
Когда Андрея Дмитриевича не стало, то оказалось, что после него остался на земле след, как после той кометы на ночном небосклоне. В одно мгновение для односельчан, разбирающихся в поэзии и не разбирающихся в ней, он стал как свет далёкой звезды, как летящие в небе журавли… Бахтинов сам о себе писал: «А я родился с сердцем журавля». Односельчане стали понимать, что им не хватает их поэта, его выступлений на клубной сцене, его песен, его улыбки. В селе Труновском о нём так и говорили: «Наш поэт».
Андрей начал писать стихи рано, ещё в школе. Он щедро дарил школьным друзьям то, что писал. Уже тогда по рукам одноклассников, как среди лицеистов времён Пушкина, ходили листки в клеточку из школьной тетради с написанными Андреем стихами. Андрей щедро дарил то, что писал. И практически не заботился о том, чтобы сохранить написанное. Написал — и забыл. Так, до сих пор не найдено его стихотворение о Гагарине, хотя помнят: «Да, было, Андрей писал о первом космонавте Земли». И где-то внутри в тебе затаённая мысль: «А вдруг оно сродни великой песне: „Знаете, каким он парнем был…“?» Листаю газеты за 1961-й, 1962-й, 1963-й… Время первых полётов в космос, когда мы знали всех космонавтов по именам, и кто за кем летал, и когда, и их позывные… Да, стихи о космонавтах газеты печатали, но стихотворения Бахтинова среди них нет. Скорее всего, написал, подарил и забыл о нём…
Как оказалось, к своим взрослым сорока семи годам Андрей Дмитриевич Бахтинов создал более трёхсот стихотворений. Библиографию им он не вёл. Сегодня односельчанам известно двести пятьдесят семь его стихотворений в разных вариантах. Это сейчас. А тогда, когда Андрея не стало, односельчане, знакомые с авторским правом или только слышавшие о нём, всё чаще задавали друг другу вопросы: «А как же стихи Бахтинова? Пропадут?»
О судьбе своих стихов Андрей особо не заботился. Печатали его мало. У редакторов тех газет, в редакции которых Андрей посылал стихи, голова болела совсем о другом — о соревновании, о выполнении планов… Им было не до стихов какого-то дарования из Терновки, то бишь из Труновского. Да и Андрей особо не ходил по редакциям, чтобы узнать о судьбе своих стихов. Поэтому большинство из того, что написал Андрей, осталось в списках, альбомах, тетрадях, блокнотах, самодельных книжках друзей, знакомых. Но кое-что печатали. В районной газете «Заря коммунизма» того времени изредка выходила «Литературная страница», где печатали стихи местных авторов.
В своей творческой биографии Андрей Дмитриевич написал, что его первая публикация была в газете «Заря коммунизма» в 1964 году. Перелистав все номера этой газеты, сохранившейся в фондах Ставропольской краевой универсальной научной библиотеки имени М. Ю. Лермонтова, я, к сожалению, не обнаружил стихов Андрея Бахтинова ни в 1964-м, ни в 1965-м…
Зато в выпусках газеты «Заря коммунизма» за 1966, 1967, 1968 годы кое-что из творчества Андрея Бахтинова тех лет напечатано.
В 1966-м — «Белые розы» («Тёплыми дождями напоённые…»), «Весенние ливни» («Тревожат, шагая…»), «Письмо другу» («Привет тебе, товарищ, мой далёкий…»), «Родина» («В чистом пруду отражается…»), «Светлана» («Голубой косынкой туман…»), «Тебя я встречу всё равно» («По палубе ветер гуляет упругий…»), «Удивительный день» («Тротуар — заколдованный круг…»).
В 1967-м — «Весёлый дождь» («В разрывах туч лазурь небес мелькает…»), «Вечерний пейзаж» («День уходит походкой измученной…»), «Истоки» («Начинается утро светом…»), «На рассвете» («Костёр догорал. Догорала звезда…»), «О любви» («В безветренный день к земле провода…»), «Раздумье» («Змеится тропа во ржи…»).
В 1968-м — «А ты ждала» («Весна цвела…»), «Буревестник» («Не ветер в то утро носился игриво…»), «В горах» («Не близок тот край…»), «Верю в грядущее» («Я верю в это время…»), «Горит закат над гладью озерца…», «Жил мальчишка в селе…», «Зовут, зовут дороги» («Когда зеленеет трава…»), «Исповедь» («Чего бы я хотел для себя…»), «На вокзале» («Не успел…»), «На Украине» («Пахнет пашнями, дымом горьким…»), «Нам с родиной нашей вовек не расстаться…», «Реет вечер над дорогами…», «Северный Кавказ» («В чужих краях тоска вам душу гложет…»), «Нежность» («В русских душах, в дороге порой огрубелых…»), «Юность моя» («Шёл солдат дорогою степною…»), «Я читаю тебе стихи» («Душный вечер. На тёплых крышах…»).
Но односельчане вряд ли знали в те годы, что автором перечисленных выше стихотворений является их земляк Андрей Бахтинов. Возможно, знал об этом узкий круг окружавших Бахтинова людей. Все опубликованные им в «Заре коммунизма» стихи подписаны псевдонимом Д. Коршун, Дмитрий Коршун. С Дмитрием понятно. Это имя отца. А вот откуда взялся Коршун? И почему? Любимая птица Андрея — журавль.
Все ранние стихи Андрея Бахтинова остались без внимания составителей сборника «Журавлиное сердце». Исключение сделано лишь для стихотворения «Сибирь, Сибирь…» («Заснеженные ели…»). В сборнике «Сказка моя родниковая» нет ни одного раннего стихотворения поэта.
О ранней поэзии Бахтинова говорили и говорят, что она подражательна, что у автора ещё нет собственного голоса. Насколько верно это утверждение, не знаю. Поэтому я просто перечитал всё, что Андрей Дмитриевич написал в юности. И могу смело утверждать, что его стихи украсили бы любой поэтический сборник, что своим творчеством Бахтинов продолжает лучшие традиции русской поэзии — поэзии Есенина, Рубцова…
Хранителем творческого наследия поэта стала сельская библиотека. Она — за парком, рядом со школой, в которой учился поэт. В эту библиотеку ходили Андрей Бахтинов и его сверстники. Новое поколение школьников ходит в ту же библиотеку, но с 2008 года она теперь уже его имени. В центре читального зала, на видном месте, портрет Бахтинова кисти художника Фёдора Николаевича Долженко. В библиотеке села Терновского собран материал о земляке. В папках с завязками — газетные вырезки с опубликованными стихами Бахтинова, статьи о нём и его творчестве. Публикует их в основном районная газета «Нива».
Стихи Бахтинова нашли приют на страницах альманаха «Литературное Ставрополье», в журналах «Южная звезда», «Сельское Ставрополье», в газете «Ставропольская правда»… Однажды подборку стихов Бахтинова напечатала «Сельская жизнь». Редакция главной сельской газеты страны, напечатав стихи «Память», «Борозда», «Накануне», от души пожелала их автору «хорошего хлеба и высокого слова».
Из двухсот пятидесяти семи стихотворений, собранных сегодня земляками, как установлено библиографами и уточнено мною, большинство напечатано в ставропольских изданиях: двадцать девять — в газете «Заря коммунизма» (город Изобильный), десять — в альманахе «Литературное Ставрополье», два — в его предшественнике альманахе «Ставрополье», четыре — в «Молодом ленинце» (Ставрополь)… Больше всего — девяносто стихотворений — опубликовано в газете «Нива» (село Донское Труновского района Ставропольского края). Остальные впервые увидели свет в двух его поэтических сборниках, вышедших в 2006 и 2011 годах.
Три его стихотворения я нашёл в «Сельской жизни». Два стихотворения Андрей Бахтинов напечатал в газете «Серп и молот» (город Шарыпово Красноярского края). Их обнаружили библиотекари Красноярска. По моей просьбе поисками творческого наследия Андрея Бахтинова занимались библиотекари и краеведы Днепропетровска, Набережных Челнов, Красноярска, Шарыпово, Игарки, Иркутска, Хабаровска, Дурмина, Владивостока…
За двадцать лет после гибели Андрея ни одно солидное российское издательство не обратило внимания на то, что сделали односельчане для сохранения памяти о своём земляке. К счастью, стихи Бахтинова переросли районный и краевой масштаб.
В районном музее села Донского, музее села Труновского есть уголок с материалами о поэте-земляке.
Их собирали бывший директор музея Фёдор Николаевич Долженко, бывший главный редактор газеты «Нива» Николай Николаевич Гвоздев, преподаватель Труновской средней школы Тамара Рандольфовна Трофимова, местная поэтесса Татьяна Николаевна Худоконенко, библиотекари Труновской сельской библиотеки имени А. Д. Бахтинова Мария Ивановна Подольская, Ирина Алексеевна Романова, Юлия Сергеевна Вакуева, сестра поэта Нина Дмитриевна Кофанова (Бахтинова), их добровольные помощники. Продолжает работу по сохранению творческого наследия поэта А. Бахтинова библиотекарь Надежда Викторовна Позднякова.
Первая выставка о Бахтинове поразила односельчан тем, что они так мало знали о своём поэте и о его творчестве. Так началось новое познание его поэзии. Осенью 2011 года на родину поэта приехали актёры Ставропольского академического драматического театра имени М. Ю. Лермонтова и представили литературно-музыкальную композицию на стихи Андрея Бахтинова. Восторг неописуемый! Чтение актёрами стихов поэта-земляка было потрясением даже для тех, кто хорошо знал его поэзию.
Я побывал в Труновском и Ключёвском морозным февральским днём. И подивился, сколько примет этих сёл вошло в стихи Бахтинова. Вон холм, с которого он увидел всю Россию и воскликнул: «О Родина! Отцов моих земля!» А вот «маленькая речка Тугулук», она «по-прежнему течёт неторопливо». И вдруг почувствовал, как, вернувшись на родину из далёкой Сибири, Андрей увидел другую Ключёвку, «как опустело и прежде невеликое село».
Стихотворение про Ключёвку в селе знает едва ли не каждый школьник. Тут всё — и исповедь, и сыновний поклон:
Неужто же однажды ночью вьюжной
В окне не вспыхнет ни в едином свет?
Неужто было прошлое ненужным?
Выходит, что и будущего нет?..
Нет, не по мне конец такой печальный!
Я заклинаю, боли не тая:
Пожалуйста, прошу, ты не кончайся,
О сказка родниковая моя!
(«Ключёвка»)
Стихи Бахтинова читают на утренниках воспитанники местного детсада. Вопрос «Творчество нашего земляка А. Д. Бахтинова» включён в экзаменационные билеты по литературе для девятых и одиннадцатых классов трёх школ села Труновского.
Вглядываясь в судьбу своего народа, однажды Бахтинов запишет в блокноте:
Пусть толкут без меня
По Москве горделиво-спесивой
Митинговую пыль
Чьи-то нервные пары штиблет.
Всё ж большая Москва —
Слава Богу, ещё не Россия,
И не в звёздах Кремля —
Самый чистый и праведный свет.
(«Вечный свет»)
В стихотворении всего шесть восьмистиший. Но за ними судьбы миллионов, что «веками хранит деревенская горькая Русь».
Бахтинов пробивался к читателю трудно и долго. Первый сборник его стихов, «Журавлиное сердце», вышел в 2006 году, через тринадцать лет после его смерти. Его издали на народные деньги. Сдавали деньги кто сколько мог. Второй, «Сказка моя родниковая», издан в 2011-м. И оба сборника вышли благодаря стойкости и мужеству тех, кто почти двадцать лет защищал память о поэте. Смерть Бахтинова была тяжелейшим испытанием для тех, кто знал Андрея, кто слушал его песни, кто читал его стихи… Поэт ушёл на взлёте, с неосуществлённой мечтой. А мечтал он о сборнике стихов. Это он придумал ему название «Журавлиное сердце». В «Сказке моей родниковой» опубликован цикл стихов под названием «Журавлиная верность». Среди них стихи «Дорогие мои журавли», «Любовь журавлиная», «Когда курлычут журавли», «Журавли».
И опять, долго век не смежая,
Я смотрю на верхи тополей,
Будто в осень всю жизнь провожаю
Говорящих во мне журавлей…
(«Журавли»)
Небольшая группа энтузиастов из Труновского (мне всё время хочется написать историческое название села — из Терновки), Ключёвского и Донского бережёт поэзию Андрея Бахтинова. И пока она бережёт, есть надежда, что о Бахтинове услышит вся Россия. Так хочется в это верить. В 2011 году издательство «АГРУС» Ставропольского государственного университета и его ректор Владимир Иванович Трухачёв издали по всем правилам книгоиздательской практики полноценный сборник стихов Андрея Бахтинова «Сказка моя родниковая», уже получивший признание не только среди почитателей творчества поэта. Тираж небольшой: триста пятьдесят экземпляров. В его создании принимали участие Ставропольский литературный центр, Ставропольское отделение Литературного фонда России, Ставропольское отделение Союза писателей России. Первый шаг в сохранении творческого наследия поэта сделан. Это главный итог восемнадцатилетней работы. Обращаясь к землякам, Бахтинов писал:
Пусть я не был большим поэтом,
Но, моих не читавши строк,
Лжёт молва, что сгорал без света,
Что согреть никого не смог.
Пусть был путь каменист и труден
И опасен в крутой момент,
Я любил вас до боли, люди,
Ничего не прося взамен.
Было что-то во мне от неба —
От высокой его судьбы,
Пусть я славным поэтом не был,
Но поэтом я всё же был!
Проклинаемый яро, злобно
Не умеющими летать,
Я тянулся к далёким звёздам,
Чтоб их свет вам из рук отдать…
И за страстную жажду эту
Высоты до последних дней
Наградите меня… посмертно
Доброй памятью обо мне.
(«Высота»)
Перечитывая стихи Бахтинова, статьи о его творчестве, беседуя с односельчанами, знавшими Андрея Дмитриевича, много размышлял над тем, в чём состоит феномен его поэзии, но точного ответа так и не нашёл.
Побывав на родине поэта солнечным и морозным февральским днём, понял, что односельчан Андрея Бахтинова можно лишить работы, годами не платить им зарплату, обложить их непомерными налогами, дать им маленькую пенсию… Но у этих людей невозможно отнять талант! Свет поэзии Андрея Бахтинова, несмотря на сложную жизнь в современной деревне России, всё равно им светит.
За всю историю сёл Терновки и Ключёвского эта земля впервые дала России поэта такого масштаба! Как Михайловское — Пушкина, как Константиновское — Есенина, как Никольское — Рубцова!
А Терновка с Ключёвским — Бахтинова!