Опубликовано в журнале День и ночь, номер 5, 2015
* * *
А время летит — всё так же — неумолимо,
И годы уходят, пожары сменяя стужей.
Я помню твой запах, и это невыносимо.
Я помню твой голос, и, кажется, это хуже.
Ты в каждом прохожем, и в каждой случайной фразе,
И в книгах, и в фильмах, и в песнях, и в поворотах.
Ты снишься мне часто — больнее от раза к разу,
Ты снишься мне часто — всё чаще от года к году.
Ты снишься и мельком, и даже полнометражно,
И все эти сны пора представлять к наградам,
Ведь время летит — неистово, быстро, так же,
И годы уходят, но ты остаёшься… Рядом?
Ты в каждом прохожем, машине, окне, витрине,
В единственной туче и через дорогу луже.
Везде и нигде. И это невыносимо.
Но если б не так, то было б намного хуже.
* * *
Лето вползает в город — слепой шпион.
Судя по сводкам, будет ещё таиться,
Прятаться по канавам, по веткам длиться,
На проводах искриться, взмывать как птица —
Стоит лишь припугнуть, и сорвётся вон.
Лето сидит в засаде — пока ходи,
Кутаясь в шарфы, кофты, его толстовку,
Прячься от урагана за остановку,
Между дождинок прыгай — изящно, ловко,
Грейся, само собой, у огня — в груди.
Лето крадётся тихо — едва-едва,
Снег рассыпает — просто, на всякий случай,
И не торопится, сколько его ни мучай…
Знаешь, ещё успеем узнать получше,
Кто из нас круче и в чём ты опять права.
Знаешь, ещё успеем, смотри, вот мы,
Вот остальные, дышат и душат… Дышат?
Ты улыбаешься, ветер гремит над крышей.
Лето вползает в город — совсем неслышно.
Лето ещё не знает: ты ждёшь зимы.
* * *
Свет мой, зеркальце, скажи
Да всю правду доложи:
Он скучал по мне хоть каплю,
Хоть на глубине души?
Он искал меня по блюдцу
В чужеземных городах?
Он просил меня вернуться
В полуночных горьких снах?
Он не спал и не обедал,
Отказавшись от всего,
Пока кто-то не поведал,
Как развеять колдовство?
Он сумел разведать тайну?
Он ведь спас меня? Он сам?
Я спала в гробу хрустальном,
Шла в лохмотьях по лесам,
Я была морскою пеной,
Зверем диким — просто жуть.
Свет мой, зеркальце, наверно,
Ты напутало чуть-чуть?
Как он мог смеяться, кушать
(с чудо-блюдца!), сладко спать?
Свет мой, зеркальце, послушай,
Как он мог не вспоминать?
Как он мог забыть и выжить,
Пережить — и не спасти?
Свет мой, зеркальце, но ты же —
Только правду… Что, прости?
Как он мог — и как он может? —
Сам меня заколдовать?
Свет мой, зеркальце, ну что же,
Я прошу тебя не врать.
Свет мой, зеркальце, ты правду,
Только правду доложи.
…Свет мой, зеркальце, не надо.
Эта правда — хуже лжи.
* * *
Страшно смотреть в окно и в календари:
Время летит быстрее, чем ты хотела.
Вот тебе десять, а вот уже двадцать три —
И двадцать шесть, да только душа внутри
То ли моложе, то ли старее тела.
Время летит, в ладонях шурша песком:
Вот ты идёшь в свой первый — цветы, косички,
Вот ты в десятом — объект нелюбви физички,
Вот в универе вставляешь в глазницы спички,
Чтобы к утру домучить четвёртый том.
С каждой страницей — время идёт, идёт,
Неумолимо, линейно и безвозвратно.
Горькой полынью и привкусом жвачки мятной
Пахнешь, парфюмом «Дольче» и сладкой ватой,
В венах твоих — и плачется, и поёт.
В венах твоих бушуют вино и чай,
Смесь коньяка с какао — какая гадость!
Детская непосредственность и усталость
Самых разбитых взрослых тебе достались
Одновременно.
И нелюбовь скучать.
Страшно смотреть в окно и в календари:
Время летит быстрее, чем мысль о лете.
Вот тебе десять, а вот уже двадцать три —
И двадцать шесть, и что-то щемит внутри.
…Вечный ребёнок,
Ты старше, чем все на свете.
Судьбе
Нелегко быть куклой в твоих руках.
Вместо глаз — кресты, вместо сердца — прах,
Не душа — опилки и старый хлам,
Вместо вольных крыл — две руки по швам.
Вместо ста друзей — сто таких же в ряд.
Все крестами смотрят, и все — молчат.
Я за редкий дар пред тобой в долгу —
Ведь одна из всех говорить могу.