Опубликовано в журнале День и ночь, номер 4, 2015
* * *
Помню, учили меня быть надёжным
и смелым.
Всё поменялось с тех пор, но иду я к тебе,
Роща, где дед закопал навсегда парабеллум,
Центр села, где висел его брат на столбе.
Кажется мне, я иду по киноварному полю,
Прадеда кто-то уводит к расстрельному рву.
Сон не обманешь, он рвётся пытливо на волю,
Я его власть только с первым лучом оборву.
Снова под утро тревожат скупые просветы,
Наши свиданья с роднёй обречённо редки.
Грозным Смоленском в стальное подымье
одеты
Мельница, сад и наш дом у истока реки.
* * *
Ночь со мной говорила
отчуждённо и веско,
Я оставил мечты на страницах письма,
А в зелёном раздолье насекомого треска
Убывала в лучах просветлённая тьма.
Рощи гибких берёз так нежны и невинны,
Засиял на траве позолоченный пот,
Жёны в поле справляют Земли именины,
Купол мира к себе мои взгляды влечёт.
Души в каплях дождя опустились на ветки,
Водяница поёт в поспевающей ржи.
В освящённый родник я кидаю монетки.
Дух, сошедший с небес, о любви расскажи.
* * *
Ты выберешь, конечно, не меня.
Доверишь пожеланья глупой свечке,
И поплывёт венок с огнём по речке,
Расслабленную душу полоня.
И хвороста горящие бугры,
Вздымая огнедышащие крохи,
Развеют привороты, порчи, вздохи
Влюблённых, стариков и детворы…
Дымятся туч сиреневых развалы,
Русалок в глушь ведут полевики.
А мы с тобой, как прежде, далеки,
И свет зажат в ладонях у Купалы.
Дорогобуж
Со дна июньских тёплых луж
Тянуло мёдом, льном и кожей,
И вечер, вежливый прохожий,
Нас пригласил в Дорогобуж,
Где дождь, задумчив и покоен,
Кропил торговые ряды,
И большегрузные следы,
И дух усопших маслобоен,
Полки́ канатной конопли
И залежи пластичной глины,
Мещанских домиков руины,
И плинфы кривичей в пыли,
И колченогих стариков
У перекошенной ограды,
Их опалённые награды
За Сандомир и Кишинёв.
Дождь лил, слоняясь по дворам,
Передохнул в тиши сарая,
Кусты и грядки освежая,
Ушёл к блестящим куполам,
Где жизнь доверчива, мудра,
Щедра, смиренна и упряма,
Сокрыта от Москвы и гама,
Где дремлет солнце возле храма
Петра и Павла,
Павла и Петра.
* * *
Дожди смывают сглазы,
Шумят наперебой,
И слушает рассказы
Осенний сухостой.
По Ярославской трассе,
Гонимый пеленой,
Уходит восвояси
Крещёный Листобой.
Объяты бездорожьем
В заснеженной грязи
На капище Сварожьем
Две веры, две Руси.
Старица
Расписная косынка,
Свет в глазах не померк,
Не старушка — тростинка,
А брала Кёнигсберг.
Говорит: «Знаешь, сколько
В равелинах ребят:
И Серёжа, и Ольга,
И Егорыч лежат…
После минного взрыва
Меня вынес майор»,—
И пошла горделиво
На обедню в притвор.
Память годы полощет,
Превращая в дымок.
В этой яростной мощи
Всей Руси оселок.
Макошино полетье
Вот и осень подоспела —
Лета вольная сноха,
Облепили её тело
Листьев алых вороха.
Пронеслась она над светом,
Завертела листопад,
И потоком разогретым
Дни её меня слепят.
Не хватает ей чего-то:
Может, мне она верна?
Или в день солнцеворота
Она тайно влюблена?
В тишине усталых вишен,
Вспоминая святодни,
Голос Велеса ей слышен.
Осень, время растяни!
Возврати на миг полетье,
Праздник Спаса на холсте.
Но сегодня — двадцать третье
На оторванном листе.
Взгляд её монгольский карий
С поцелуем дождевым
Превращает мир в гербарий
И мечты — в румяный дым.