Опубликовано в журнале День и ночь, номер 3, 2015
* * *
Пойми уже, мечты своей
заложник,
Что никому давно не по зубам
Остаться тонким человеком там,
Где вовсе оставаться невозможно.
Печалями измеренные вирши.
Кому ты нужен со своей тоской?
Переиначь себя, раз ты такой,
Что ровня никому и с ними иже.
И прекрати судить, рядить, а боле
Навязывать словесные круги —
Хватило бы протянутой руки,
Твоей руки всем страждущим от боли.
Песнопевцы
Песнопевцы они да цари —
Не алмазы, а ртутные руды.
Каждый стих будет лёгким. А трудным
Будет путь от зари до зари.
Возопившие камни земли
Окровавлены собственным эхом.
Это больно — уметь говорить,
Не умея забыться при этом.
Осиянная светом иным,
Тем дороже им будет победа,
Этим жаждущим правды поэтам,
Выходящим под небо за ны.
* * *
Какой-то опасный мыс.
Там твой человек бредёт.
То жизнь потеряет смысл,
то заново обретёт.
То всё прогорит стократ,
то вдруг устремится вспять.
Здесь каждый чуть-чуть Сократ
в каких-нибудь двадцать пять.
Становится смерть лютей.
Ужели нельзя сберечь
хоть чьих-то родных людей,
по ком просвистит картечь?
* * *
…На свете смерти нет.
Бессмертны все…
Арсений Тарковский
Жизнь, жизнь
Помнишь, я тебя нерядовым
навсегда в свою жизнь приняла?
По могилам своим родовым
лишь тебя одного провела.
Так могли мы себя превозмочь:
мы с тобой поднимались вдвоём
над лесами, полями и проч.,
оставался внизу водоём,
оставались все люди внизу.
Потому не грусти, не грусти.
Будет встреча, когда принесу
тебе новую радость в горсти.
Ты со смертью моей полужив,
но мужайся, мужайся, майор,
полевые цветы положив
на притихшее сердце моё.
* * *
По своим же словам опознан
(Говорил — бормотал — зачах),
Ну какой из тебя апостол? —
Только слабость в твоих речах.
Мне б уйти, отряхнувши прах,
Не теперь, а на тех порах,
Когда всё ещё было просто.
Но, любительница прироста
Боли внутренней, затяжной
(Кто страдает — ещё живой),
Я очнулась на самом крае,
Под ногами овражный гравий —
Россыпь камушков перед бездной.
…Не пытаясь сойти на нет,
В нашей общей ночи беззвездной
Воет жуткий протяжный ветр.
………………………………………………………………………………………………………………………………………….
* * *
Мы живём, над собою не чуя
небес.
Наш дурдом состоит из нечистых невест
И довольных собой женихов.
К небесам не возносим стихов.
Одинокости нашей не видно границ,
Проступает она с электронных страниц,
Не порвать их, не сжечь их дотла.
Пей до дна! Пей до дна! Пей до дна!
Мы обмануты, верно. Ты чувствуешь, друг,
Как мы замкнуты в тесный калечащий круг,
Так похожий на ада круги,
Как наколоты мы — дураки?
На охотника, видно, и птица летит.
Поколенье поживших сполна и в кредит,
Мы навряд ли годны для небес.
И смеётся не Сталин, а бес.
* * *
Это ты повзрослел и осунулся,
отчим домом весь мир заменив.
Тем и будешь, видать, знаменит,
что толпу не любил и не сунулся
всё на свете скорее отведывать,
утопая в других, как в чаду.
Перед тем как уйти за черту,
лишь себя призывал ты ответствовать,
потому и стерпел положение,
отстоял своё право на взгляд,
устремлённый в века, и навряд
ли уступишь его без сражения.
…Вой толпы, одичалой вдвойне,
и протяжные выдохи зуммера
всё ещё проверяют безумием
сокровенное сердце твоé.