Опубликовано в журнале День и ночь, номер 3, 2015
* * *
Мы спим, прижавшись
спинами друг к другу,
Как на гербе.
Луна притихла в центре полукруга
Моих гербер.
Февраль и сам устал от снегопада,
До сна охоч.
За все мои метания награда —
Такая ночь.
Два человека в чёрно-белом цвете,
Наоборот.
Но, как желанье, сбудется в рассвете
Твой поворот.
* * *
Крумки-крымз,
крумки-крымз.
Пёс был зол и цепь погрыз.
Убежал он со двора.
Было то ещё вчера.
Ночь хозяева не спали,
Всё в округе обыскали,
Но собаку не нашли
И печально спать пошли.
Нынче холодно зимой!
Где ты, пёс? Вернись домой!
Вот уж вечер за окном.
Очень чутко спит весь дом.
Звук из форточки возник:
Рыу-рык, рыу-рык…
Это пёс вернулся к нам!
Вот же счастье! Шум и гам!
Все собаку привечают,
Пёс на ласку отвечает.
Чтоб его не потерять,
Цепь покрепче надо взять.
Лишь теперь спокойным сном
Очень крепко спит весь дом.
Месяц в облаке повис.
Крумки-крымз, крумки-крымз…
* * *
Неба почти не стало,
Будто всегда гроза.
Дети живут в подвалах.
Видят во тьме глаза.
И по рассказам братьев
Знают, что наверху
Липы в зелёных платьях
И тополя в пуху.
Здесь же горшки и тряпки,
Воздух густой, как дым.
Дети играют в прятки,
Только водить не им.
* * *
Было бы утро,
Кухня была бы в чаду
и разгаре.
Были бы двери,
Смело в какие войду —
и оставят.
Были бы зимы,
Щупал бы сосны мороз
втихомолку.
Было бы слово,
Данное только всерьёз
и надолго.
Было бы время
В том повиниться,
что натворила.
Было бы тело
Вольно, как птица,
и многокрыло.
Было бы право
Ветреному прощать
и худому.
Было бы сердце
В силах и жить, и стучать
по-другому.
Очень страшная тишина
Я сегодня без тела:
Чужие и пальцы, и пятки.
Не встают в предложения даже простые слова.
Это просто — признаться:
Я не в порядке.
Не в порядке моя голова.
Снова ливни бесстыжие хлещут. И небо убого.
И весна своих песен и игр лишена.
Что за день?!
Я как будто сегодня без Бога.
Очень страшная тишина.
Где-то пьют сыровары игристое в честь воскресенья
И, скупясь, достают несхватившиеся сыры.
Только здесь
Нет от ливней спасенья.
Да и там — до поры.
И в досуг каждый верен себе и при деле.
Шоколадники чистят какао-бобы.
Их одежда, их волосы, их постели
Пахнут детством: попробовать и забыть.
Там весна. И зá зиму не остыло
Солнце.
Тычет веснушками им в лицо.
Здесь постыло,
постыло,
постыло,
постыло.
Нет весны
Уж, кажется, лет пятьсот.
Мне не жить у моря,
Не есть лангустов
И не стать большим знатоком вина.
Лишь бы только сердцу не стало пусто
И вокруг него не клубилась густо
Очень страшная тишина.
* * *
Солнце светило нехотя, вполнакала,
Город совсем не гладило, не любило,
Тучки у горизонта припарковало,
Томно ленилось, плющилось до овала,
Даже туманов хлипких не пригубило,
Тонким лучом подсматривало причастно,
Думало: «Нет, пожалуй, не нужно жáра.
Повременю, а в сумерки станет ясно,
Будет ли завтра снова больна Варвара».
Curiosity
Под ногами
будто не земля.
Ты один. Ты молчалив и слажен.
Этот день случается не с каждым.
Лишь тебе видны его поля.
Не покинут кем-то дорогим,
Ты не побеждён, и ты не изгнан.
Ты — как будто звук, который издан
Тем, кто был несчастен и томим.
Скорость звука. Скорость бытия.
Всё уже другое в новой тверди.
Может, есть спасение от смерти
Под ногами где-то у тебя.
Человек с любовью, и с тоской,
И с расчётом выбросил в созвездья
Свой привет — тебя. И ждёт известья,
Как гудка работник заводской.
Дух твой лёгок, хоть металл тяжёл.
Но, узнав ответы, сняв оковы,
Прежде точный и на всё готовый,
Промолчишь о том, что ты нашёл.
* * *
— О чём молишься ты, счастливец,
спокойный, удачливый человек?
Странно среди тревожных и скорбных лиц прихожан
видеть твой твёрдый и светлый взгляд,
устремлённый в образ.
Не обижала тебя судьба,
будто по списку даруя
здоровье, семью, успех.
Не было боли.
Зло проходило мимо.
Будто бы ангела ты приручил. И всё же
вид твой задумчив.
Мысли полны молитвой.
Так расскажи: о чём она?
— О других.