Опубликовано в журнале День и ночь, номер 3, 2015
Хроника
Ясное сознанье с болью жгучей,
Бессловесный год в параличе…
И придут народы чёрной тучей
Жечь костры, рыдать об Ильиче.
Горевать о том, кто взбаламутил,
Зазывая грабить у воров.
Мир безмолвен и морозно мутен,
Мерзнут слёзы в отсвете костров.
Произносит клятву новый гений,
Хромовые блещут сапоги,
Мертвецы грядущих потрясений
Красный гроб выносят из пурги.
Аул
Давний мир семейных башен,
Родовых селений быт
И приезжим чужд и страшен,
И потомством позабыт.
Только ветру отзвук чести
Никогда не надоест —
Скорбный голос кровной мести,
Плач похищенных невест.
Над расколотым кумганом,
Над каменьями оград
С гулом сиплым и гортанным
Вихри зимние летят.
Но внезапно, как мятежник,
Укрывавшийся во мгле,
Пробуждается подснежник
На оттаявшей скале.
И трава шумит, вставая,
Оплетая всё подряд,
Будто летопись живая
Выселений и утрат.
Словно выводок змеиный,
Вдруг тропинки расползлись,
И вздохнула над низиной
Неучастливая высь.
Издалёка
Никогда уж теперь не доеду,
Но в сиянии их седины
Эти горы и мне, домоседу,
Издалёка сегодня видны.
И холмы неотступные эти,
В неразрывный построившись ряд,
Розовеют на сонном рассвете,
На закате угрюмо горят.
Эта серая крепость самана,
Где, над детством склоняясь, цвела
Беззаботно и благоуханно
Золотая империя зла.
Донбасс
Там, гордясь годами стажа,
Всю-то жизнь бредут впотьмах.
В черноте, густой, как сажа,
Лишь помехой будет страх.
Расскажи, как юность губят,
Хвалят старость, гонят лень,
Как за глыбой глыбу рубят
И выходят в белый день!
В их тускнеющие лица
Въелась угольная пыль,
И в степи она клубится,
И садится на ковыль.
И лежат как на ладони
Эти хатки и дворы…
Ждёт штакетник в Краснодоне
Новой огненной поры.
Заглядевшись на шахтёрок,
Вдруг заметишь: весь горит
Этот край курганных горок,
Терриконных пирамид.
Каску старую оставил
И, нахмурен и жесток,
Резко в сторону отставил
Свой отбойный молоток.
* * *
Ещё вернёшься за своей потерей
И не найдёшь. Лишь вновь увидишь ты,
Как сыплется мозаика империй
И призраки встают из темноты.
Ночь протечёт, кругом заплачут дети,
Заблеет сумрак в глубине кошар,
И если в город выйти на рассвете,
Увидишь бодрый утренний базар.
Кузнечный стук, горячий дух ячменный,
То златодынный, то ковровый ряд.
И не враждебный, лишь недоуменный
Тебя и встретит, и проводит взгляд.
То хижина из глины и соломы,
То школа, то больница близ тюрьмы,
Наркобаронов пышные хоромы,
Окраины пустынные холмы.
Там тишина на брошенных могилах,
А за хребтом, где неба синий край,
Как приглушённый треск чешуекрылых,—
Снующий, шевелящийся Китай.
Два поэта
Рыхлый классик со спиной
негибкой,
Злой и хмурый, в мире знаменит.
Хилый зек с угодливой улыбкой,
Как на «кума», на него глядит.
Оба пьяны, оба в чувстве слитном,
Но ещё недавний лесоруб
Всё каким-то скрытным дышит ритмом,
А начальник глуховат и туп.
Но меж тем остановилось время,
И на снимке праздничном застыл
Вялый опыт карцеров и премий,
Комсомольских строек и могил.
Чашка
Не собрать — всё вдребезги
разбито,
Ничего ты уберечь не смог,
И прошёл, смешавшись, через сито
Мелкий сор мечтаний и тревог.
О, неужто жизнью было это?
Вспомнишь ли, как розовел залив,
Как струился первый луч рассвета,
Наготу заснувшей озарив?..
Но уже и нищенство не тяжко:
В Гималаях благодатный день,
Медная монашеская чашка,
Пустотой наполненная всклень.
* * *
В Ташкенте под куполом звёздным
Не выдохся и не затих
Ахматовой жаром тифозным,
Как вечностью, веющий стих.
Протянется с музой разлука,
Преданием станет война,
Но сила подобного звука
Сильнее, чем все времена.
И лишь современнику надо,
Чтоб издали в горестный час
Забытая пела эстрада
И выживший голос не гас.
Давно опочил пулемётчик,
Не будет с возлюбленной встреч,
Лишь синенький скромный платочек
Искрится и падает с плеч.
* * *
Заселяется чуждое племя,
И кричит во дворах детвора,
Начинается сызнова время,
И ушедшим забыться пора.
Но пейзажем они не забыты,
И внезапно выходят на свет
Незнакомые лица и плиты
В невесомости сдавленных лет.
Эти призраки всё заповедней,
Рядом с ними, как прежде, живи!
Так в любви узнаётся последней
Смутный жар отдалённой любви.
И ещё не истлела поэма,
Только пеплом покрылась она,
Пусть в грядущем минувшее немо,
Словно в землю ушли письмена.
Встреча
Где-то есть мимолётная встреча,
Что с улыбкой сквозь годы прошла
И теперь — ничего, что далече,—
Словно в юности, сердцу мила.
Это — памяти зной и прохлада,
Терпкий вкус молодого вина,
Это первый цветок винограда,
Не набравшая силу весна.
Быстро время моё убывает,
Мчатся вёсны, текут без числа,
Но в кувшине вино закипает
Оттого, что лоза расцвела.