Опубликовано в журнале День и ночь, номер 2, 2015
От публикатора-«соавтора»
В военные и послевоенные (особенно пятидесятые — семидесятые) годы имя Николая Каминского было известно большинству красноярцев. Да и не только имя. Многие лично знали этого заслуженного человека, орденоносца, почётного гражданина Красноярска, по роду деятельности тесно связанного с жизнью горожан.
Николай Николаевич Каминский (1904–1984) родился в Орле, в трудовой семье. По окончании индустриального техникума в 1925 году был направлен на Брянский машиностроительный завод «Красный Профинтерн», ставший его судьбой. Летом 1941-го он, тогда начальник УКСа, прибыл в Красноярск вместе с эвакуированным заводом и окунулся в обустройство его в сибирском тылу, а по сути — в создание здесь новой мощной базы тяжёлой индустрии. Уже в ходе строительства завод начал выдавать военную продукцию, в частности — миномёты, затем освоил выпуск паровозов, кранов, металлоконструкций.
После войны Николай Каминский много лет отдал советской работе, в том числе на посту первого заместителя председателя Красноярского горисполкома. Подводя итоги этой работы, он в 1978 году издал книгу «Иду к человеку». Её «литературную запись» (была такая форма соавторства) довелось делать мне. В ходе подготовки книги к печати мы с Николаем Николаевичем расширили её тематику, добавили ряд глав, включая главу о воистину чудесном преображении брянского «Красного Профинтерна» в могучий «Сибтяжмаш» на Енисее. Один из вариантов этой истории сохранился в моём архиве.
Александр Щербаков
…Воскресенье 22 июня 1941 года помнится мне до деталей.
Два часа дня. Кабинет директора завода «Красный Профинтерн» на Брянщине. Командный состав предприятия в полном сборе. Все в рабочей одежде. Обращение Советского правительства к народу уже известно каждому. Лица строги и сосредоточенны. В кабинете тревожная тишина.
Краткое слово секретаря партийного комитета и чёткая, конкретная программа действий, изложенная директором, заняли не более часа. Мобилизационный план предусматривал немедленный переход на выпуск военной продукции.
В первые дни войны десять тысяч заводчан (а всего на бежицком гиганте машиностроения работало свыше двадцати пяти тысяч) ушли на фронт, но не замолчал ни один цех, не остановился ни один станок. Завод напряжённо работал для фронта, для будущей победы. В июле началась эвакуация. Часть заводских мощностей направлялась на Урал, часть — в Сибирь, в Красноярск. В считанные дни разобрать, что называется, до винтика огромнейший завод, погрузить в вагоны и отправить в далёкий путь, в тыл — это кажется невероятным, прямо-таки фантастическим предприятием. Но это было сделано нашими людьми, гражданами молодой Советской страны.
Увозили всё: станки, краны, рельсы, металлические конструкции, кабельные сети, трубы, бронзовую стружку и даже металлолом. И как всё это пригодилось потом в Красноярске!
Работали под бомбами и пулями. Денно и нощно. Без перекуров. Счёт времени шёл на минуты. В темноте июльской ночи проводили в Сибирь первый эшелон, тридцать четыре вагона с оборудованием. Одновременно уезжали триста тридцать рабочих, инженеров, служащих. Прощания, напутствия, слёзы… Начальником того памятного эшелона был назначен мой старый сослуживец Георгий Гогиберидзе. Не раз ещё потом тесно переплетались наши судьбы. Я был свидетелем его трудового пути от помощника мастера в Бежице до замдиректора завода в Красноярске.
Всего из брянской Бежицы было отправлено 7550 вагонов, из них 5934 — в Красноярск. Туда же выехало около пятнадцати тысяч работников завода с семьями. Последним эшелоном ушли в Сибирь богатая заводская библиотека и имущество Дворца культуры.
Мне, начальнику заводского УКСа с группой товарищей было поручено на двух автомашинах выехать в Москву. Оформив пропуска, разрешающие передвижение в прифронтовой полосе, в последний раз я забежал домой. В комнатах полный порядок, но ни души. Наши семьи уже выехали в Красноярск. При отъезде они могли взять только самое необходимое. Нашёл чемодан и сумку, в которые жена уложила мою одежду, бельё, обувь. Показалось — многовато, и поскольку на дворе была тёплая осень, выбросил всё зимнее. Багаж полегчал. Прежде чем ступить за порог дома, постоял с минуту в раздумье. Потом вынул альбом, снял со стен портреты родичей, друзей и сжёг на кухонной плите. Потом зачем-то полил цветы и вышел
Ехали без остановок. Шофёры за рулём сменяли друг друга. Скоро прибыли в столицу, по-фронтовому суровую, ограждённую парящими в воздухе аэростатами. Наркомат уже был эвакуирован в Свердловск. В Москве остался лишь небольшой аппарат уполномоченного, у которого мы получили необходимые документы и направление в Сибирь, в Красноярск.
…Голое поле. Пустырь, четыре барака. Совхозная конюшня. Небольшой деревянный дом станции Злобино. Такой оказалась новая площадка для размещения переселенца-завода «Красный Профинтерн». Здесь накануне войны планировали поставить завод тяжёлого машиностроения, но строительство его начато почти не было.
Близилась суровая сибирская зима. Тысячи прибывших людей размещались на квартирах в городе, в окрестных деревнях, часть осталась жить прямо в заводских вагонах. Передвигались по улицам правобережья на так называемой «матане». Это был рабочий поезд из товарных вагонов с деревянными скамьями для пассажиров. Многие ходили на работу пешком, издалека, но опозданий не было. По иной мерке вёлся тогда счёт дням и часам. Забыта была усталость. На пустынном берегу, между станциями Енисей и Базаиха, шла круглосуточная разгрузка вагонов и платформ, прибывавших с громоздким многотонным оборудованием. Кранов почти не было, всё приходилось делать вручную. На ходу придумывали примитивные приспособления, брали где числом, где умением. Частенько помогало и дружное русское: «Раз-два — взяли!»
Сейчас даже трудно представить, как всё это вынесли наши люди, как это всё им оказалось под силу. Ведь бывали дни, когда требовалось немедленно разгрузить более трёхсот вагонов. На помощь приходили горожане-красноярцы. Порой одновременно на разгрузке собиралось до трёх и более тысяч человек. А ведь в то же время надо было срочно строить жильё, цеха и уже в ходе строительства налаживать выпуск боевой продукции, чтобы завод быстрее начал помогать фронту.
31 августа 1941 года народный комиссар тяжёлого машиностроения СССР П. С. Казаков приказал в течение сентября и четвёртого квартала построить хозяйственным способом пятьдесят бараков для размещения в них около четырёх тысяч человек. Руководить этим строительством поручили мне.
Эвакуированные люди прибывали ежедневно. Расселять их было всё труднее, а на дворе уже сентябрило. Стали искать выход, хотя бы временный. Решили использовать армейский опыт сооружения зимних брезентовых палаток, накопленный во время войны с белофиннами. Десять палаток с двухъярусными нарами, оборудованные железными печками, к октябрю были нами поставлены. Срочно требовались рабочие чертежи для строительства более основательного жилья и заводских цехов. Чтобы дать возможность проектировщикам и конструкторам немедленно встать за кульманы, подобные палатки соорудили и для них.
Известно: любая стройка начинается с земляных работ. Дело это нескорое и весьма трудоёмкое. Здесь решение должно было быть одно: навалиться всем миром. За лопату, за лом и кайлу взялись буквально все: инженеры, рабочие, служащие, члены их семей — старики, женщины, дети, Тысячи и тысячи кубометров земли были подняты вручную. Костры согревали людей и землю, твёрдую, как гранит, скованную морозами. Не хватало воды — сами рыли колодцы. При необходимости каждый становился и плотником, и каменщиком, и бетонщиком, и печником.
Эта первая красноярская зима была для нас поистине великим испытанием. Я видел полуголодных людей с руками в кровоточащих мозолях, с обмороженными лицами, но они не отступали перед трудностями. Я не раз слышал от них: «В Гражданскую войну хуже было, а ведь ничего — выдюжили и победили. Теперь — тем более выстоим. Теперь все знают, что такое Советская власть для народа. Всё перенесём, а победа будет нашей».
Как и на фронте, в тылу звучал суровый призыв партии: «Коммунисты, вперёд!» Именно самоотверженный труд коммунистов в первую очередь вспоминается мне сегодня. На горячей стройке жилья работал в те дни опытный коллектив деревообделочного цеха. Ядро коллектива, его движущую силу составляли коммунисты, старейшие работники завода, мастера своего дела Д. М. Поляков, С. И. Чистихин, П. Н. Савельев и многие другие. С большим почтением встречался я всегда с замечательным человеком, лучшим столяром деревообделочного цеха Павлом Илларионовичем Гусаком, рядом с которым все военные годы работала за верстаком его жена Ольга Ивановна. За свой самоотверженный труд отличнейший мастер по дереву был позднее награждён орденом «Знак Почёта». В послевоенные годы он избирался депутатом Красноярского городского совета и на этом поприще сумел проявить свою широкую и щедрую душу советского рабочего человека.
Незабвенными друзьями для меня остались старейшие деревообделочники — столяр (и прекрасный баянист) В. П. Спиридонов, мастера А. В. Давыдов, Т. Ф. Аксёнов, пильщица Т. Ф. Копылова. Почти полвека в этом цехе проработал строгальщик А. А. Чумичёв. Пять его сыновей и дочь погибли на фронтах Великой Отечественной войны. Но он не пал духом, продолжал трудиться и растить младшего, Евгения Чумичёва, который пошёл по стопам отца, работает поныне на заводе (начальник заводской телефонной станции), а внук Николай Чумичёв, отслужив в рядах Советской Армии, тоже нашёл своё место в заводском коллективе, трудится шофёром. Подобных рабочих династий на заводе немало. Мне хорошо знакомы их «корни» и «ветви».
На том месте, где стоит ныне Дворец культуры завода «Сибтяжмаш» и зеленеет тенистый парк, деревообделочники в те трудные дни в самые кратчайшие сроки возвели два деревянных производственных корпуса и дизельную электростанцию. Не ожидая окончания строительства корпусов, смонтировали под открытым небом и пустили в ход лесопильную раму и деревообрабатывающие станки. Тут же в «засыпушке» разместилось и управление строительства завода. Здесь работал и я со своими помощниками.
Дирекция и партийный комитет будущего завода размещались в бараке. Это был полевой штаб огромного строительства. К нему тянулись нити со всех объектов. Самой первой и неотложной задачей дня были дороги — к стройплощадкам, складам и подсобным предприятиям. Все прекрасно понимали, что если не сделаем хотя бы упрощённых дорог на зиму, то утонем весной, не сумеем развернуть предстоящие работы.
На наше счастье, под всей строительной площадкой оказался слой природной гравийно-песчаной смеси. Он нас и выручил. Заложили карьеры, из них вручную, на тачках, а позднее — и с помощью ленточных транспортёров стали выдавать гравий. Потянулись желтовато-серые ленты дорог. Более того, естественная гравийно-песчаная смесь по итогам лабораторных исследований оказалась вполне пригодной для изготовления бетона. Таким образом, «находка» значительно облегчила, ускорила и удешевила многие работы. Успех придавал людям силы и уверенность.
С первых дней строительства мы постоянно чувствовали связь с центром. Оттуда поступали не только категорические приказы, но и необходимые советы и своевременная помощь.
Одним из первых посетил нас начальник главного управления нашего наркомата И. С. Доценко, простой и мудрый человек, старый большевик-политкаторжанин, близкий соратник Серго Орджоникидзе. После Октябрьской революции он был первым председателем Государственного объединения машиностроительных заводов Советской России (ГОМЗА). Работал на различных постах до глубокой старости. Умер после войны в самолёте, возвращаясь из служебной командировки. Могу с гордостью сказать о своём многолетнем знакомстве с этим замечательным человеком. Именно ему я обязан своим выдвижением в тридцатые годы на руководящую работу на заводе. Позднее И. С. Доценко вместе с наркомом Н. С. Казаковым не раз бывал в Красноярске. Но мне особенно запомнился его первый приезд. Тогда он попросил меня сопроводить его в памятные для него места — на бывший Сибирский тракт. Когда-то он прошёл его по этапу в кандалах, под конвоем препровождаемый в сибирскую каторгу.
Я показал ему сначала мемориальную доску на стене одного из цехов завода «Красмаш», указывавшую, что именно здесь проходил каторжный путь. Потом мы выехали за черту города. Около станции Базаиха, за железнодорожным переездом, остановились. Иван Сергеевич медленно поднялся на бугор, снял шапку и долго молча стоял, склонив свою седую голову. Потом вернулся, глубоко вздохнул и тихо сказал: «Вот так-то, Николай. Поехали обратно». И больше — ни слова. Расспрашивать его, о чём он думал в эти минуты, я не решился, а сам он хранил глубокое молчание, размышляя о чём-то своём, сокровенном.
Иван Сергеевич не только умом понимал значение нашей стройки для будущей победы, но сердцем болел за неё. Это мы чувствовали по его реакции на каждый наш успех или промах.
Велика и неоценима была помощь и со стороны местного руководства — краевого, городского, районного.
Исключительная значимость создания завода в Красноярске подчёркивалась и тем, что уполномоченным Государственного Комитета Обороны СССР по строительству был назначен первый секретарь краевого комитета партии Аверкий Борисович Аристов. Это был очень деятельный человек, наделённый острым умом и кипучей энергией. На стройке его знали все. Не проходило и недели, чтобы он не бывал у нас. Нам дороги были его дальновидные советы, его оперативная помощь.
В военные годы заместителем председателя горисполкома был Пётр Фёдорович Трошев, известный человек в Красноярске. Его деятельность тоже тесно переплеталась с заботами строителей «Сибтяжмаша». Он оказывал нам постоянную поддержку. Из его рук мы не раз получали Красные знамёна победителей в соревновании.
Вскоре установились у нас и прямые связи с трудовыми коллективами красноярских предприятий. Только с помощью местных лесников, речников, железнодорожников, мобилизуемых краевым и городским комитетами партии, могло успешно осуществляться ускоренное строительство нашего завода. Каждому из нас это было яснее ясного. До сих пор, встречаясь с одним из бывших руководителей краевого управления Главснаблеса М. Е. Кавериным или с бывшим директором ДОКа, ныне доцентом технологического института И. М. Сенькиным, мы неизменно вспоминаем трудные дни строительства завода и ту тесную рабочую спайку, которая была у лесников Красноярска с брянскими машиностроителями.
Всегда с теплотой вспоминаю долгие годы работавшего начальником Енисейского пароходства Ивана Михайловича Назарова. Это был широкой натуры, интересный, талантливый человек и толковый руководитель. Он умел находить выход из самых сложных положений. У него всегда можно было найти товарищескую поддержку. Благодаря его предприимчивости, находчивости Енисей со своим флотом много раз приходил на помощь нашей стройке. Радостно сознавать, что светлая память об Иване Михайловиче сохранена и увековечена. Ныне мощный теплоход «Иван Назаров» бороздит воды могучей сибирской реки. А на книжных полках читателей остались прекрасные книги рассказов и очерков писателя Ивана Назарова о дорогих его сердцу речниках Енисея.
Близко дружили мы и с железнодорожниками. Запомнился мне двадцатипятилетний начальник станции Красноярск Борис Иванович Тростенцов. Коренной сибиряк, начавший свою трудовую биографию в 1931 году, он прошёл путь от рядового телеграфиста станции Заозёрной до заместителя начальника Красноярского отделения Восточно-Сибирской железной дороги. В годы войны он был тесно связан с коллективом нашего завода. С готовностью приходил на выручку. Не хватало вагонов, платформ. По железной дороге курсировали наши собственные поезда, так называемые «вертушки», со своими бригадами. Им всегда давалась «зелёная улица». А сделать это было не так-то легко в те напряжённые дни. Требовалось особое внимание железнодорожников и в первую очередь самого начальника станции Б. И. Тростенцова, понимавшего огромное значение нашей продукции для разгрома врага. Это был удивительно энергичный молодой человек, настоящий коммунист и патриот. Недаром уже тогда его грудь украшал орден «Знак Почёта».
Лес баржами и эшелонами шёл на стройку завода непрерывным потоком. Из него изготовлялись строительные детали для жилых бараков и временных производственных цехов: стойки и обвязки, стеновые и кровельные щиты, стропила, балки, окна и двери. Всё это сразу монтировалось на площадках, как примерно сейчас монтируются сборные конструкции многоэтажных каркасно-панельных зданий из железобетона. Военное время, суровая необходимость вызвали к жизни своеобразную «индустриализацию» деревянного строительства. Инициаторами этого были мои старейшие товарищи по труду, прорабы и мастера А. И. Мужило, А. Д. Никишев, Г. И. Лукунин, Т. Н. Безруких и многие другие.
Остро необходимое жильё было построено в установленные сроки. Торжественно справили первое новоселье. Правда, на особые удобства рассчитывать не приходилось, селились по две семьи в комнате, но люди не роптали: в тесноте — не в обиде. Главное — была над головой крыша. Одновременно открывали каркасно-засыпные столовые, клуб, детсадики, магазин, а чуть позднее даже сдали в эксплуатацию пионерский лагерь на берегу речки Базаихи под Такмаком. Худо-бедно, но всё же рабочие получили возможность плодотворно работать, отдыхать, набираясь сил для очередной многочасовой смены, растить детей. Словом, жить.
До сих пор те, кто воспитывался в детских садиках, помнят своих «мам» военного времени Л. Г. Бизюкину и А. А. Каблукову, которые на саночках сами подвозили топливо, воду и продукты питания для детей.
Важнейшим моментом в жизни стройки было завершение монтажа и пуск временной заводской электростанции. Районная ТЭЦ тогда ещё только строилась. И вот благодаря нашим собственным усилиям пошла энергия для стройки, заводских станков, для освещения рабочего посёлка. Навсегда потухли керосиновые лампы, самодельные коптилки и свечи. Окна осветились, как нам казалось, ярчайшим, радостным светом, хотя мощь электрических лампочек была ограничена шестнадцатью свечами.
И наконец ночную тишину разбудил хрипловатый, но пронзительный заводской гудок.
Ветеран завода, старейший инженер И. П. Дрейшев так вспоминал позднее о том первом заводском гудке, раздавшемся в конце октября 1941 года: «Шло совещание у директора. По телефону с заводской площадки сообщили, что на первом установленном котле временной электростанции поднят пар и будет дан гудок. Все участники совещания вышли на крыльцо. Было темно и безлюдно. Через несколько минут мы услышали гудок… Он звучал как сигнал к восстановлению устойчивой трудовой жизни, в нём слышался призыв к быстрейшему возрождению завода, к продолжению его героической истории».
Завод строился, цеха разворачивались, и нужно было позаботиться о тех, кто будет хозяином в них, прежде всего о подготовке инженерно-технических кадров. Ведь многие специалисты ушли на фронт. И вскоре в одном из временных зданий открылся эвакуированный из Бежицы машиностроительный техникум…
Время не позволило ждать окончания строительства цехов. В мастерских школы ФЗО было организовано производство ручных гранат. Неподалёку от стройки, в совхозной конюшне, смонтировали станки и приступили к изготовлению ротных миномётов. Большим торжеством был отмечен день испытания первых образцов и сдачи их военпреду. Нам казалось, что на этом условном полигоне за городом мы сами ведём огонь по ненавистному врагу.
Вопросы, связанные с изготовлением военной продукции, с первого дня решались предельно оперативно. На столе директора завода был установлен аппарат прямой телефонной связи с Москвой. Однажды поступило задание срочно организовать массовое производство важных изделий. И огромное впечатление произвело на коллектив то, что на следующий день чертежи на новый вид продукции были доставлены на самолёте прославленным лётчиком, Героем Советского Союза М. М. Громовым. Уже этим актом подчёркивалась особая значимость правительственного задания. В считанные дни была изготовлена поточная линия, и заказанная продукция без задержки пошла на фронт.
К маю 1942 года были построены первые шесть временных цехов. Но заработали, повторю, они ещё раньше, в ходе строительства. Первая военная зима была на редкость лютой. Однако люди работали на станках под открытым небом, согреваясь у костров, разведённых рядом, и работали не по принуждению, а по велению сердца, по чувству долга, сознавая, что бойцам на фронте во сто крат труднее.
В заводском коллективе родилось движение: «Работать не только за себя, но и за товарища, ушедшего на фронт». По инициативе комсомольцев создавались молодёжные бригады. Одну из них, помню, возглавлял комсомолец Виктор Шевелёв. Он заменил своего учителя, бригадира Сергея Родионова, ушедшего на фронт. Стараясь больше дать продукции, Виктор закрепил за каждым членом бригады определённую операцию на потоке. Сменные задания стали выполняться на двести и более процентов. Вскоре из бригады В. Шевелёва выделилась бригада В. Сенченко. В честь XXIV годовщины Красной Армии оба коллектива обязались вдвое перевыполнять ежедневные задания, а также помогать другим бригадам бороться за звание фронтовых.
Красноярский крайком комсомола поддержал эту инициативу. Призыв «Давать в два раза больше продукции с меньшим числом рабочих» был подхвачен не только на «Сибтяжмаше», где «фронтовыми» стали сорок четыре бригады, но и на других предприятиях Красноярска, Черногорска, Канска. За работу по-фронтовому вожаки передовых бригад отмечались наградами.
Время не стёрло из памяти имена таких молодых энтузиастов, как Леонид Мохов, работавший на трёх станках и выполнявший до пяти норм в смену, бригадир Д. Р. Сериков, сдававший продукцию только отличного качества, без проверки ОТК. Комсомольская бригада А. С. Володкевича за каждый рабочий час выдавала детали для одного миномёта, хотя графиком на это отпускалось пятнадцать часов. Это ли не трудовой героизм?
Фрезеровщик Иван Максименков до войны отработал на заводе тридцать два года. Когда фашисты вторглись в пределы нашей страны, он четверых сыновей отправил на фронт, а сам встал один за четыре станка. Отмеченный орденом Красной Звезды, Иван Степанович вместе с ветеранами В. Л. Касаткиным, М. Д. Баталевым и другими через газету «Красноярский рабочий» выступил с таким патриотическим почином: «Мы, старейшие рабочие завода, обязуемся выполнять ежедневные задания не менее чем на двести процентов. Каждый из нас свой опыт и мастерство передаст десяти новичкам и к концу года подготовит из них квалифицированных рабочих».
Огромную роль в жизни завода играли наши славные женщины. Заменив у станков своих мужей и братьев, ушедших на фронт, они трудились самоотверженно, нередко выполняя самые тяжёлые, «мужские» работы. Например, Н. Т. Новикова организовала и возглавила первую бригаду женщин-кузнецов. В конце войны эта мастерица была награждена орденом Трудового Красного Знамени. Машинистом компрессора работала Е. Н. Ермишева, машинистом паровой турбины — Л. В. Зименкова, а Дорофеева М. И., овладев тремя профессиями — шлифовальщицы, строгальщицы и сверловщицы, постоянно выполняла не менее двух норм в рабочую смену…
С чувством глубокого уважения вспоминаю и о «главнокомандующих» наших — опытных руководителях: директоре завода Н. С. Чумичёве, главном инженере завода М. Н. Раздобаркине, управляющем стройтрестом В. А. Поликанове, главном инженере треста А. Н. Вахере и других.
Несмотря на то, что большинство коммунистов ушло на фронт, партийная организация в годы войны росла и крепла. К Дню Победы в её рядах состояло шестьсот пятьдесят человек. Коммунисты трудились на самых трудных и ответственных участках. Первыми помощниками их были комсомольцы, которых в заводской организации насчитывалось полтысячи. Действенная помощь краевой и городской партийных организаций обеспечивала досрочный ввод новых цехов, наращивание мощностей завода.
Одновременно с нашим в Красноярске рождался комбайновый завод, зажигались печи цементного, строилась районная ТЭЦ. Коллективы предприятий оказывали помощь друг другу, приходили на выручку в трудную минуту. Для всех нас главным моральным стимулом было сознание того, что фронт неотделим от тыла, что ратные подвиги «на передовой» зависят от трудовых подвигов в тылу. И это сознание впрямь становилось могучей силой. Вот один из характерных примеров в подтверждение тому.
Как уже сказано, одновременно со строительством цехов монтировали станки. Но запуск их тормозила нехватка электроэнергии. Отдел нашего УКСа срочно устанавливал локомобильную электростанцию японской фирмы «Хитачи». Возглавлял дело опытный инженер С. Т. Салата. Запустить станцию никак не удавалось. Создалось острое положение. Некоторые нетерпеливые руководители предлагали «сделать выводы» и наказать «волокитчиков». Я собрал участников монтажа. Разъяснять им ничего не стал. Все отлично понимали обстановку.
«Как вам помочь?» — спросил я монтажников. Этот спокойный вопрос благотворно подействовал на взвинченных людей, ожидавших разноса. Состоялась деловая беседа. Стало ясно, что эти надёжные специалисты не могли допустить брака, а вот качество заводской сборки агрегатов (японской!) никто гарантировать не мог. Решили разобрать машины, тщательно проверить и снова собрать. По нормам сроки операций примерно выглядели так: при двенадцатичасовой смене десять человек должны проработать трое суток. Но в создавшейся обстановке мы не могли позволить себе столь медленных темпов. Я попросил товарищей высказать любые предложения, которые могли бы сократить сроки вдвое. Тогда монтажники здесь же, в кабинете, подобрали бригаду из семи самых лучших мастеров. Бригадиром взяли начальника отдела С. Т. Салата. Мне было выдвинуто два требования: во-первых, у ворот станции установить вооружённый пост и никого, кроме членов бригады, в помещение не пропускать; во-вторых, организовать питание и доставлять к месту работы. Я принял эти условия.
То экстренное совещание закончилось в десять часов вечера. Но люди сразу, не заходя домой, отправились на работу. Минули тревожные первые сутки. Я очень волновался. Тем более что никаких сигналов не поступало. А в пять утра следующего дня ко мне на квартиру прибежал посыльный и кратко доложил: «└Хитачи“ работает!»
Я немедленно собрался и поспешил на завод. Ещё на подходе к электростанции услышал шум её ритмичной работы. Вошёл. У агрегатов спокойно похаживал сменный машинист. Здесь уже присутствовали главный энергетик завода В. Ф. Гаврилов-Подольский (будущий секретарь крайкома КПСС) и главный механик В. И. Бредов.
Как позже выяснилось, работала всё-таки не только «великолепная семёрка». На помощь ей негласно, после окончания своих смен, добровольно приходили самые умелые. Что и говорить, работа была жаркой. Я увидел, как прямо на полу, сваленные мёртвым сном, лежали чумазые, в замасленных куртках монтажники. Они беспрерывно трудились двадцать девять часов, не считая того, что прежде уже отстояли одиннадцатичасовые смены. Сорок часов ломовой работы! Разве это не геройство?
Наши заводчане с первого дня пребывания в Красноярске помогали фронту не только боевой продукцией. Как все советские люди, они посылали на фронт посылки, делясь с бойцами скудным пайком, одеждой. Они отдавали последние сбережения в фонд победы. Они писали солдатам подбадривающие письма. Особенно тесными были связи с брянскими партизанами-земляками. К нам в Красноярск приезжали партизанские делегации. Выступали на собраниях. Рассказывали о своих боевых делах, интересовались, как мы куём оружие для победы над фашистами. Такая дружба помогала им громить врага, а нам ещё упорней трудиться.
Незабываемым торжеством заводчан стал пуск чугунолитейного, сталелитейного, прокатного и кузнечно-прессового цехов, первые плавки чугуна и стали, выдача стального проката и кузнечных поковок. Первую мартеновскую плавку вели ветераны завода — сталевар А. И. Абрашкин, инженеры-металлурги Ф. Н. Гаврилов и П. Г. Сафонов. На пуске печи присутствовал начштаба партизанского отряда И. И. Евтеев. Об этих событиях в декабре 1943 года сообщала газета «Правда».
Ровно через год после решения правительства о создании на заводе цеха паровозостроения над Енисеем раздался зычный гудок магистрального паровоза «О» («Серго Орджоникидзе»), рождённого на красноярской земле. Первый паровоз после торжественного митинга отправился в Москву. От заводского коллектива его сопровождал заслуженный ветеран, орденоносец, слесарь шестого разряда Георгий Петрович Попов.
Не раз наши паровозы водили на запад эшелоны с сибирским хлебом, оружием и подарками для фронтовиков.
В историю Великой Отечественной войны вошёл изготовленный в начале 1944 года паровоз с номером СО—17-1613. Он был построен на средства коллектива фронтовой колонны № 7 паровозов особого резерва Народного комиссариата путей сообщения СССР и вручён для эксплуатации знатному машинисту колонны, Герою Социалистического Труда А. Г. Смирнову.
Тысячи километров пути прошёл наш паровоз по нелёгким военным дорогам. Много раз попадал под бомбёжки, но остался целым. Живучий «Сибирячок», как ласково называли его фронтовики, был верен наказу, полученному в Красноярске: «Вперёд, на запад!»
Не раз его экипаж успешно выполнял самые ответственные задания.
16 июля 1945 года «Сибирячок» с достоинством подошёл к пассажирскому перрону Потсдамского вокзала. Он был одним из паровозов, доставивших советскую делегацию на историческую Потсдамскую конференцию.
В мирное время наш паровоз, прошедший путь от Красноярска до Берлина, работал на родине коммунистических субботников, в депо станции Москва-Сортировочная. Затем неутомимый труженик с Енисея был поставлен на вечную стоянку в посёлке железнодорожников Днепропетровска, где проживал прославленный герой-машинист А. Г. Смирнов.
До окончания войны ещё было далеко, но уже в августе 1943 года партия и правительство приняли постановление «О неотложных мерах по восстановлению народного хозяйства в районах, освобождённых от оккупации». Вскоре были очищены от врагов Брянск и Бежица. Туда из Красноярска двинулись эшелоны с оборудованием. Часть коллектива старого «Красного Профинтерна» тоже возвращалась домой, оставляя на берегах Енисея своего ещё молодого, но набиравшего силы сына — завод «Сибтяжмаш».
16 февраля 1945 года коллективы завода и строительного треста рапортовали председателю Государственного Комитета Обороны о свершённом. В рапорте, в частности, говорилось: «В Сибири, на берегу Енисея, создана крупная база тяжёлого машиностроения — завод по выпуску мощных магистральных паровозов, металлургических кранов и других машин для промышленности. Построено 15 производственных цехов общей площадью 72 тысячи квадратных метров, обеспечивающих полный технологический цикл для изготовления паровозов и металлургических кранов».
А через два дня мне позвонили из редакции «Красноярского рабочего» и прочитали текст следующей телеграммы: «Красноярск, завод «Красный Профинтерн», товарищам Чумичёву, Поликанову, Бутузову, Виссонову, Вахеру, Каминскому, Полякову, Подымову. Поздравляю рабочих, инженеров, техников и служащих Красноярского машиностроительного завода «Красный Профинтерн» Наркомтяжмаша и строителей треста № 26 Наркомстроя с большой производственной победой — окончанием строительства первой очереди завода. Родина не забудет ваш самоотверженный труд по созданию в военное время крупной базы тяжёлого машиностроения в Сибири, имеющей большое значение для восстановления и развития железнодорожного транспорта и всего народного хозяйства. Желаю вам дальнейших успехов в деле быстрейшего окончания строительства завода и освоения проектной мощности по выпуску паровозов и металлургических кранов. И. Сталин».
Через час правительственная телеграмма была у нас в руках. Состоялся многотысячный митинг заводчан и строителей.
11 июля 1945 года Указом Президиума Верховного Совета СССР завод был награждён орденом Трудового Красного Знамени, а сто шестьдесят два наиболее отличившихся рабочих, инженеров, техников и служащих — орденами и медалями СССР.
Начались мирные дни строительства, дальнейшего развития и становления моего родного орденоносного завода «Сибтяжмаш». Много было сделано славным коллективом для того, чтобы завод стал одним из крупнейших предприятий тяжёлого машиностроения Сибири и всей страны.
Но завод делал не только паровозы, оборудование для нефтяных и цементных предприятий, гигантские краны, он ковал ещё и человеческие характеры, человеческие судьбы. В этом горниле суждено было получить прочную рабочую закалку и автору этих заметок.
Жизнь сложилась так, что мне пришлось расстаться с родным заводом. Но до сих пор самым дорогим для меня остаётся трудовой коллектив теперь уже трижды орденоносного «Сибтяжмаша». Я и поныне там частый гость. И каждый раз, встречаясь с заводчанами, невольно отыскиваю седые головы моих соратников и сослуживцев, моих старых товарищей, с которыми многие годы я делил и радости, и горести.
Красноярск, 1977
Записал Александр Щербаков