Опубликовано в журнале День и ночь, номер 1, 2015
«В Красноярске скончался писатель-фантаст Михаил Успенский» — из новостной строки телеканала РБК.
Сообщение шло долго-долго, неоднократно повторяясь, перемежаясь с другими новостными сообщениями, в основном политическими и экономическими. Я лихорадочно защёлкал пультом, перескакивая с канала на канал,— нет, только РБК.
Позвонил в Красноярск, сначала своему сыну. Он живёт в Академе, а Успенский — в Студенческом городке, и Ладимир часто встречал его, когда ходил по делам к тёще, их дома там рядом. Не слышал ещё. Тогда набрал номер своего давнего друга и нашего с Михаилом общего знакомого Сергея Кузнечихина. Усталым и грустным голосом (а каким же ещё?) тот подтвердил: «Да, умер. Во вторник похороны…— и как-то невесело пошутил: — Мины рвутся всё ближе и ближе». Мы с Сергеем почти одногодки, и Миша далеко не ушёл, он родился в 1950-м. По нынешним меркам не скажешь, что стар, но под среднестатистический возраст ухода уже подходим все трое… И я вспомнил его молодого, на семинаре поэзии в Красноярске. Тогда в альманахе «День поэзии-67» про Успенского было написано: «Ученик десятого класса Красноярской школы. Стихи публиковались в газете └Красноярский комсомолец“, передавались по краевому радио». Упомянут он был Р. Солнцевым и В. Назаровым и в предисловии, а стихи — об испанском поэте Лорке, о модной тогда теме физики и литературы:
А в голове моей колышется
Всё — от Адама до ядра,
Но эта слабость — на минуты,
И вот когда она минует
(О, эти долгие мгновенья!) —
К Эйнштейну и Хемингуэю…
От стихов он позднее перешёл к прозе и хорошо писал. Когда я бывал наездами в Красноярске, мы встречались с ним. «Я один из немногих красноярских литераторов,— не то просто констатировал, не то похвастал Михаил,— которые живут литературным трудом». Правда, недавно, когда мы с сыном встретили чету Успенских на Красноярской книжной ярмарке, его жена Нелли, словно припоминая давнишний разговор, заметила: чтобы получить гонорар, нужно книгу написать, а с ней года три провозишься. И добавила: мол, тяжёл этот труд. Я тогда не очень-то обратил внимание на её сетование, ярмарка проходила в начале ноября, а вот сегодня — эта беспощадная новостная строка в телевизоре…
И опять вспомнилось: когда я попал под следствие по совершенно надуманным «следаками» предлогам и они мотали меня с тюрьмы на тюрьму, в конце концов отказавшись от своих инсинуаций, Миша Успенский вместе с другими литераторами горячо взялся меня выручать, а встретив вскоре после моего освобождения на очередном литературном семинаре, затащил к себе, как-то совсем по-дружески, по-человечески предложил: «Приходи сегодня к нам с Ладимиром (сын тогда везде сопровождал меня, словно бы оберегая от чего-то неожиданного), бери коньячок, а я манты сооружу».
Вечером мы пришли к Успенским, да и проговорили допоздна. Тогда-то он и предложил, чтобы его друг Дима Быков, известный московский литератор и корреспондент «Собеседника», написал обо мне большой очерк; статью в мою защиту Дмитрий уже опубликовал в центральной прессе. Позднее прислал телеграмму с предложением встретиться у Миши Успенского в Красноярске, он прилетит из Москвы, а я из Хакасии. Надо сказать, что здоровьишко моё слегка расшаталось, и я угодил в больницу, так и не встретившись с Быковым. Но с Михаилом связи не терял. Встречаясь, разговаривали больше о делах литературных, благо в Красноярске всегда находилась тема для разговора. Был он в беседах всегда остроумен, наблюдателен, точен и бодр. Никак не укладывается в голове этот его скорый уход. Вот и на книжной ярмарке (КРЯКК-2014) под эгидой Ирины и Михаила Прохоровых мы тоже побродили среди книжных развалов, перекидываясь редкими фразами, да и суета вокруг книг, людей, флэшмобов, инсталляций как-то не настраивала на серьёзный лад. Я там со многими давними друзьями встречался и даже успел подарить свою книгу самому Прохорову. Кстати, и тот, и другой Михаилы — довольно-таки простые и незазнаистые люди. Только, в отличие от куратора выставки, бодрого, ростом с Петра Первого гиганта, Успенский выглядел слегка усталым. Я тогда не обратил на это внимание, не верилось, что вижу своего давнего товарища в последний раз, и даже сфотографировались вместе, не предполагая, что, возможно, это была последняя наша совместная фотография.
Смотрю теперь и на снимок, и на книги, которые он мне дарил,— в частности, на ту, которая написана в соавторстве с Андреем Лазарчуком, её Михаил подписал с известной долей юмора, так ему присущего: «Лёше Козловскому с радостью от встречи, ½ автора. Михаил Успенский». Что можно добавить к этому? Наверное, и Андрею горько узнать о том, что на красноярской земле одним хорошим человеком стало меньше.