Опубликовано в журнале День и ночь, номер 6, 2014
* * *
Алексею Башкатову
Когда земля простужена насквозь,
И небом заморожены дождинки,
И ветер пустословит без запинки,
И мир оставлен Богом на авось,
Когда сгорают в небесах пласты
Блудливых туч, а облака суровы,
И плавят чернокнижников оковы
Святых соборов вещие кресты —
Поверь мне, друг, я оттепель верну,
Избавлю свет от ледниковой воли,
И ангелы взовьются на престоле
И разнесут славянскую весну.
* * *
Арсению Замостьянову
Ты говорил — и таяли снежинки —
О времени, с которым рвётся связь,
О смерти, что сквозь годы пронеслась,
О нашем постаревшем фотоснимке
Ты вспоминал, отчаянно смеясь.
Ты говорил, что нам всего под сорок,
И требовал признаний от меня,
И прошлого скупая воркотня
Нас уводила в будущего морок,
Безвестностью решительной маня.
Мы шли чеканно — мы же одногодки,
Дух вечности из мрака прорастал,
Всё слышал заметённый краснотал,
И лунный свет от сталинской высотки
Две наши тени в подворотню гнал.
* * *
Я сын громадных вековых трущоб,
Рождённый под «Прощание славянки»,
И методом ошибок, чёрных проб
Я собираю ветхие останки
Страны, которой больше не вернуть —
Господь навек детей её оставил.
И разъяснит грехопадений суть
В своём Послании апостол Павел.
Мне снятся Красноярск, Смоленск и Ржев…
Могильник, затаённый в снежной чаще…
От горькой яви утром ошалев,
Я понимаю сон мой настоящий…
* * *
Из туч окровавленных вышли
Навстречу ветрам
Погибшие в Перемышле
Архип и Харлам.
Прижали надёжно винтовки,
Примкнули штыки.
Застыли на тёмной Покровке,
Где дремлют ларьки.
Их лики впитают витрины,
Подхватят такси,
О них вспоминают долины
Червонной Руси.
Два унтера, два страстотерпца —
Единый дозор,
Два русских нетлеющих сердца
С архангельских гор.
* * *
Кто от судьбы не требовал
поблажек —
Ни тысячи, ни сотни, ни одной,
Кто был отпущен в муках на покой —
Ты помнишь их, озябший Сивцев Вражек,
Прикрывший ночь рассветной пеленой?
Ты, особняк ампирного декора,
На опустевшей чётной стороне
Расскажешь мне о мире и войне,
Припоминая графа и комкора,
Не извлекая прошлого извне?
Твои дома доходные, жилые
Что скрыли от пылающей души,
О чём молчат подъезды, этажи,
Квартиры, антресоли той России,
В которой все мы — только миражи?
* * *
Ты пожелал семь футов мне под
килем,
Но я уверен: буду не один
Среди песков, хребтов, степей и льдин —
Мы вместе это плаванье осилим.
Нас обдувал хабуб и баргузин…
Мы, каждый вместе и поодиночке,
Изранены забвением эпох
И каждого мгновенья слышим вздох:
В нём запятые неподвластны точке,
Мы веруем, что нами правит Бог.
Пустым сомненьям не было предела,
Но расходились эхом голоса,
И наша звуковая полоса
Не исчезала, в небесах редела,
Всем оставляя наши адреса.
* * *
На улицах Великого Ростова,
Где прошлое встречается подчас
И вопрошает каждого из нас,
Где память боязливо не готова
Принять дождей верительный рассказ —
Я вспоминал о Глебе и Борисе,
Былое мне шептало на ушко
О Горясере, Торчине, Ляшко,
И гневались торжественные выси,
Вздыхая в полусвете нелегко…
Не верил я, что прошлое — потеря,
На храмы опустились облака,
И расплылись осенние снега
В лесах, где обитали весь и меря.
Ночь поджидали древние века.
* * *
Устроила весенние смотрины
Сугробам краснобокая заря.
Под утро возле дома Грабаря
Объятья мне раскинули русины,
Союзом братским истово горя.
Они к Руси метелями прижаты,
Их требами обнесены хребты,
И буковые стерегут кресты
Часовни одноглавые и хаты,
О них пророчат времени мосты.
Тепло меняет минусы на плюсы,
Околыш солнца — верный доброхот —
Зимы виденья к облакам влечёт,
И оставляют мне карпаторуссы
В поникших лужах единенья год.
Аксинья
Аксинье Васильевне Сёминой
Куры бегают и свиньи:
Охватил переполох!
Раскрасавицы Аксиньи
Обречённый слышен вздох.
Принесли ей утром рано
Фронтовых два письмеца —
Про Акима и Ивана —
Новости из Осовца.
Встали мёртвыми из дыма:
Что им немцы, что им газ?!
Смерть Ивана и Акима —
За Россию, за всех нас.
Ой ты, русская пехота,
Православные полки!
Тыщи пуль летят из
дзота —
Только ты идёшь в штыки.
Из геройских всех историй
Мне завещана одна.
К сердцу я прижал Егорий —
Жизни пращура цена.