Опубликовано в журнале День и ночь, номер 6, 2014
Ночь без Караяна, но зато с Калояном
«Ночь в опере». ХНАТОБ. 8 ноября 2014 г . Постановка Армена
Калояна
…Можно выстроить самый красивый и самый современный театральный зал. Можно взять на работу самых лучших певцов, танцоров, музыкантов. Можно самому быть самым лучшим дирижёром мира. И один из оркестров пусть играет на сцене, а второй внезапно возникнет на третьем ярусе. А ангельский хор можно разместить ещё выше — будто на небе. Но если это будет отстранённый от зрителя, да и от исполнителей театр одного гениального дирижёра — в этом непревзойдённом, богоравном Театре-Мифе зрителю-слушателю будет торжественно и холодно, и дух фон Караяна вечно будет витать в этом мире Вагнера, столь точно описанном в романе Фейхтвангера «Братья Лаутензак».
Харьковский национальный театр оперы и балета в редакции Армена Калояна — театр тёплый, всецело обращённый к зрителю. Второй оркестр расположен не в третьем ярусе, а в фойе. Сам постановщик, неузнаваемый, в маске, во время антракта разгуливает среди зрителей под руку с Мисс Мира. Зрители пьют вино в прекрасном баре, хор незаметно смешивается со зрителями и тоже вкушает божественный напиток. И только когда становится совершенно непонятно, где хор, а где — зрители, оркестр в фойе начинает играть «Травиату». Несравненный Золотаренко поднимает бокал и в самой гуще зрителей, перекрывая мощнейшим тенором всё, что происходит в фойе, начинает знаменитый дуэт. Но где же Виолетта? Вот она, божественная Вакулович, только что спевшая фрагмент из «Пиковой дамы» на большой сцене, идёт сквозь расступающуюся толпу, состоящую из хора и зрителей. Становится рядом с Золотаренко, они поют, и ты стоишь совсем близко, и участвуешь в спектакле, и можешь спеть вместе с хором, если захочешь и смелости хватит.
А в большом зале тебе подмигнёт Козлов, исполняя арию Тореадора, как будто из своих партий в «Летучей мыши» и «Цыганского барона», слегка сближая жанры оперы и оперетты.
И когда во время «Набукко» на фоне демонических декораций Швец на сцену вылетает настоящая летучая мышь и долго кружится над оркестром — начинаешь понимать, что окончательно выбрался из магических сетей театра фон Караяна и предпочёл ему новый миф, миф Армена Калояна, мир любимого Харьковского театра оперы и балета.
Тоня Радиевская танцует Чайковского
ХНАТОБ, 13 ноября 2014
От «Спящей красавицы» с Тоней Радиевской не отказался бы ни Ведерников, ни Гергиев. Радиевская придумала совсем иную героиню. Всегда танцевали так: от девочки скрывают её судьбу. Она наивна, весела, и укол для неё случаен. У Тони героиня проницательна и знает, что должно произойти в роковой день. Девочка старается не показать близким, что ей известно предсказание, и входит в Танец смерти осознанно и ответственно, как античная героиня. Думаю, так и хотел Чайковский, во всяком случае, судя по событиям его 6-й симфонии.
За Танцем смерти следует танец превращения в спящую красавицу.
Пока фея Сирени — истинное воплощение Рока — колдует, Тоня продолжает танцевать. Она лежит на сцене слева, не в центре, но внимание зрителя по-прежнему приковано к ней. Грудь вначале ещё полна жизни, страстности, дыхания, вдохновения. Постепенно дыхание становится тихим, покорным Судьбе, и Тоня засыпает.
В последнем действии Тоне предстоит расстаться с детством и стать королевой.
Это сыграно блистательно.
Тоня просыпается ещё той самой маленькой девочкой, которую мы так помним (век не забыть!), с богатейшей мимикой, имеющей своё собственное — ни с кем не сравнимое — лицо.
Этому лицу суждено превратиться в античную маску торжествующей правительницы.
Тоня расстаётся навеки со всеми милыми образами детства — все сказочные персонажи, полные жизни, гораздо более живые и настоящие, чем то, что ждёт героиню на троне, пришли попрощаться.
Маска взрослой женщины надевается окончательно. Выражение лица героини не изменяется.
Движения приобретают церемониальный характер. Быть женщиной — это и быть женой. И нам показывают соперничество мужского и женского начала в танцевальном споре с будущим королём.
В оркестре изменяется солирующий инструмент — теперь это огромная медная труба, и металлические звуки Рока из 6-й симфонии доминируют.
Расставание с детством и принятие на себя роли королевы классического балета, в котором не может быть индивидуальности, Тоня танцует столь же мужественно и страшно, как и Танец смерти.
Получается, что взросление и воцарение и есть вариант смерти: ты уже принадлежишь не себе, а государству балетному, где все носят маски и выполняют церемониальные движения.
Торжествует трагическая тема умирания — теперь уже окончательного — ребёнка в теле и повадках взрослой женщины — царицы, правительницы, покорительницы мужских сердец и вершительницы человеческих судеб.
Эта Тонина трактовка «Спящей красавицы» удивительно перекликается с постановкой художником Шемякиным балета «Щелкунчик» в Мариинском театре (дирижёр В. Гергиев).
У Шемякина все герои, кроме девочки и Щелкунчика,— в той или иной степени — крысы, в первом действии героиня маленькая и не умеет танцевать (как это раздражает зрителя, пришедшего на балет!), а потом (та же актриса) вырастает и танцует (во сне-взрослении) как богиня. Декорации резко увеличиваются (помню огромные сапоги) — и поэтому герои-люди уменьшаются, в конце праздничного танца превращаются в фигурки огромного торта, который съедят на празднике взрослые (бюргеры-родители-крысы, обжора-братец-крыса). У Шемякина-Гергиева «Щелкунчик» — тоже трагедия взросления…
Спасибо, Тоня!
Спасибо, дорогой Пётр Ильич, мы Вас любим и помним.
Как в детстве.