Опубликовано в журнале День и ночь, номер 5, 2014
Смысл жизни
Легка моя жизнь, и не ноша она,
не дорóга,
Река безымянная: сохнет, осталось немного…
Качаются в ней пароходы, размокли бумаги;
То в греки течёт из варягов, то снова в варяги…
А я загребаю то правой, то левой, однако…
То с берега машут платками, то лает собака,
То женщина плачет, что я не плыву — утопаю,
Спасателей кличет, а я уж двумя загребаю…
Не нужен спасатель, родная; глубок мой фарватер;
Но я же за круг не цепляюсь, не лезу на катер;
Плыву себе тихо, без цели, хватаясь руками
За воды, за звёзды, за небо с его облаками…
Утро
Я встану затемно, и мне Господь
подаст
Всего, что я просить уже не в силах,—
Он сам, Господь, от всех щедрот горазд
Убогих оделять, больных и сирых.
А я не сирый, даже не больной,
Ну, чуть убог… Иное — исправимо.
Чего просить мне? Крыльев за спиной?
Тепла побольше да поменьше дыма?
Земную твердь снегами замело,
Следов не счесть, да к небу нету хода…
Весь мир осел узором на стекло,
И вместо смерти — вечная свобода.
Чего уж тут выпрашивать, молить
В безвременье, где даже век — минута?
Я помолчу, мне незачем юлить
Перед лицом Творца и Абсолюта.
Мне незачем пенять на вся и всех,
Шарахаться шагов и резких свистов,
Я всех людей простил за глупый смех,
Я даже раз просил за коммунистов.
Но за себя? Нет прихоти чудней —
Выпрашивать, теряясь в общем гаме,
Того-сего… успехов, денег,
дней —
Огня не замечая под ногами…
Белая рубаха
Зачем, скажи, мне белая рубаха?
В таких идут на смерть, отринув страх;
В таких рубахах, брат, играют Баха,
А не сидят за картами в «Крестах».
Пора менять свободное обличье
На чёрный чай, на сигаретный дым,
Пора сдирать овечье, резать птичье,
Пора обзаводиться золотым.
Пора точить стальное втихомолку —
Под скрип зубов, под крики из ночей.
Пора отдать без спора волчье — волку,
А человечье — своре сволочей.
Пора искать надёжную дорогу
Туда, на волю — Родину сиречь…
Пора отдать вон то, святое, Богу,
А это, в пятнах,— незаметно сжечь.
Пора идти, не предаваясь страху,
На острый взгляд и на тупой оскал.
Ведь для чего-то белую рубаху
Я в этом чёрном мире отыскал?
Земля моя
Земля моя, ты прах… И я
таков,
и я из праха вышел, червь двуногий…
И что с того, что девять пиджаков
Имею от щедрот терминологий?
Вещизма раб, я так люблю предмет,
Щелчок и хруст, удобство рукояти,
Защёлку, зажигалку, пистолет
И кнопку «Пуск» в секретном агрегате.
Люблю весь мир как собственность свою,
Как часть, как малость, розданную нищим.
Земля моя! Как чёрную змею —
Люблю тебя, чтоб ты под сапожищем…
Да я и сам давно лежу во тьме,
Окутанный безбрежными снегами,
Как вещь в себе, как частное в уме,
Как чёрная земля под сапогами…
Походная жизнь Трофимова
Памяти Серёжи Евсеева
Болеет сердце. Я здоров как бык.
Молчит душа, свирепствует свобода.
Я прочитал семьсот священных книг,
Когда, как все, вернулся из похода.
А что ждало ушедшего в поход?
Пещера ли без дна? Даль океана?
Зачем вы мне заглядывали в рот,
Которым я дышал легко и пьяно?
Не суждено осу́жденным
кричать,
А я иду, во всём подозреваем,—
Не стоило, товарищ, руку жать,
Ведь мы друзей руками убиваем.
Что ждёт тебя-меня, везущих груз
Через Баграм, погрязший в мести мерзкой?
Неужто не отметится Союз
За нас, убогих, честью офицерской?
Пока ты, гад, раскуривал косяк
И плакался в жилетку всякой мрази,
Наш экипаж клепал отбитый трак
И жизнь свою выталкивал из грязи…
Ну что ж, прости… Тебя не ждёт никто.
За перевалом нет библиотеки,
И не спасёт тебя стишок Барто
О мячиках, что наполняют реки.
Там ждёт тебя, водитель, путь зверей
Под перезвон нетронутых копилок.
Тебя спасёт начитанный еврей
В ковчеге из прессованных опилок…
Куда бы ты ни выполз — быть беде.
Кровь — оправданье, но твоя — едва ли…
И те, что задыхались в БМД,
Не зря тебя так часто поминали.
На чёрном, знали, чёрное — видней;
Они теперь белее серафимов.
Куда уполз, как змей, из-под огней
Боец несостоявшийся Трофимов?
Там ждут тебя тюремные клопы
С бойцами вологодского конвоя,
Картины мира на телах толпы
И шепоток густой заместо воя.
А тот, кто за тебя ушёл в поход,
Вчера воскрес и найден на покосе;
Живым железо — яблочный компот,
А тот, кто мёртв,— и не родился вовсе…
Убитым не поможет айкидо,
Живым не быть играющему в прятки.
Хотел быть после, а остался до,
Мечтал в моря, а сел, как все, за взятки…
Всё зря… не зря… Весь мир у наших ног,
И боль, и страх, и пьяная отвага,
Всё знать дано… но отличает Бог
Кресты от звёзд и грека от варяга.
Что ждёт тебя? Кто бил тебя под дых?
Досталась ли тебе любимых жалость?
Немного нас осталось, золотых.
Серебряных — и вовсе не осталось.
Прочёл
Я прочёл на странице семьсот
двадцать два,
Что из жёлтых костей прорастает трава,
И не выжечь её сквозняками;
А однажды и люди воспрянут из пут,
И сквозь чёрное небо они прорастут,
Облака раздвигая руками.
Я прочёл на какой-то из главных страниц,
Что мы, люди, прекраснее лилий и птиц
И чудеснее ангелов Божьих;
Мы спасёмся с тобой от воды и огня,
Только крепче, мой ангел, держись за меня
На подножках и на подножьях…
Я и сам-то держусь ослабевшей рукой
За уют, за уклад, за приклад, за покой,
За насечки по счёту убитых;
Только где-то прочёл я: спасут не стволы,
А престол, пред которым ослы да волы
И повозки волхвов даровитых…
Смерть
Как ни вертись, а умирать придётся…
Да где же смерть? А вот она, крадётся,
на лимузине поддаёт газку,
с подельничком стаканчик допивает,
кудлатым псом у дома завывает
и тянется к запястьям и к виску.
Она живёт в тепле, светло и сыто,
фигурки наши лепит из пластита,
обводит красным чёрную беду,
железо плавит, мылом трёт швартовы,
скребётся в дверь, и мы уже готовы
поверить в технологии вуду́,
в судьбу-злодейку, в неизбежность рока,
в бессмысленные речи лжепророка,
в безумный сон, в газетный полубред…
Листаем гороскопы, рвём страницы…
Могли бы жить как лилии и птицы
И знали бы, что смерти вовсе нет…