Опубликовано в журнале День и ночь, номер 3, 2014
* * *
Эта книга
ещё не дочитана,
но я знаю,
чем всё закончится:
от спокойствия
нарочитого —
не от боли —
придётся корчиться.
Здесь прозрачны
сюжет и фабула,
здесь герои
с юными лицами…
чья-то жизнь,
что ещё
вчера была,
стала
вырванными страницами.
Эта книга не нами начата,
и не нам писать окончание,
только в списках погибших значатся
наше завтра
и наши чаянья.
Отпускают детей
родители…
не пленённые и не пленные,
побеждённые…
победители…
убиенные…
душам отданы кущи райские,
кровь пробьётся
гроздью калиновой,
горькой
сукровицей
февральскою,
алой ягодой —
журавлиною1.
* * *
«Приезжай,— говорит сестра,—
отпою настоем из трав,
заварю душицу, чабрец,
хмель с малиной.
Чтоб тревогу и боль унять,
чтобы тяжесть и морок снять,
чтоб душа посветлела и
не кровила.
Отдохнёшь,— говорит сестра,—
посидим с тобой у костра,
коль надумаешь — насовсем,
нет — так в гости.
(...кто-то пришлый в памяти стёр
древний смысл слова «костёр»…
не дрова пылали в кострах,
а кости…)
Приезжай…
по весне сойдёт
и растает тяжёлый лёд,
и распустится сон-трава в перелеске».
Рвусь на зов,
на тепло огня,
только он и греет меня,
поделиться бы да всплакнуть,
да не с кем…
«Приезжай,— говорит сестра,—
здесь поют синицы с утра,
станет легче, как бы душа
ни кровила…»
Станет легче,
но есть земля,
я давно без неё — не я,
безутешная боль моя,
Украина.
* * *
Ирине, сестре
…ночной сюжет новостей
привычен и предсказуем
один за другим падают памятники
люди воюют с камнем
это предельно просто
свалить с пьедестала вчерашнего идола
куда проще
чем убирать обломки на площади
куда проще
чем воевать
с идолами в себе
здесь мы заведомо обречены
на поражение
Божья Мельница
В марте всё непредсказуемо,
всё спонтанно,
наобум,
поминаем Бога всуе мы
да клянём свою судьбу.
А она — судьба треклятая —
ни плоха, ни хороша,
на лету ученье схватывай,
не ропща да не спеша.
Можно мартовскими идами
все несчастья объяснить,
иссушить себя обидами:
мол, прядёт Недоля нить,—
подгонять невзгоды вздохами,
уповая на авось,
это времечко Евдохою
испокон веков звалось.
Только что теперь печалиться —
слава Богу, что жива,
знаю, медленно вращаются
эти Божьи жернова.
И чужим глазам не верится,
и проплаканы свои —
вижу только крест да мельницу
в чистом поле на крови…
Не уйти от этой мельницы
ни панам, ни мужикам,
перемены перемелются —
выйдет знатная мука,
чтобы по миру развеяться,
чтобы кровь прикрыть да стыд…
Всё осилит Божья мельница,
перемелет и простит…
* * *
в Старом городе —
здесь говорят:
Старе мicто —
есть одна улица
если пройтись по ней
то можно услышать
как где-то
под мостовой
молчат колокола церкви Святой Ирины
их молчание оглушительно
вот и
лёгкая женская тень
вздрагивает
наверное один из колоколов —
полиелейный —
молчит слишком громко
не так давно
здесь стоял последний Ирининский столп
но люди всегда воевали с памятниками
тень Ингигерды — великой княгини киевской
(в крещении — Ирина
в схиме — Анна) —
прилетает слушать
как молчат колокола
Ирининской церкви
тихо-тихо
идём мимо
мне почему-то хочется
назвать тебя
Ингигердой
я знаю
ты отзовёшься
и не удивишься
ну разве что самую малость
* * *
Скорый поезд далеко стучит,
море дышит глубоко…
Абрикосовые косточки
мы кололи вечерком.
На песке валялись рядышком,
в черепаховых очках,
абрикосовые ядрышки
зажимая в кулачках.
Были сплошь исповедальными
наши взгляды и слова,
и от запаха миндального
чуть кружилась голова.
Невзначай сползала кофточка
с обгоревшего плеча…
Абрикосовые косточки,
как положено, горчат.
И летели, плыли, ехали —
абрикосовые дни,
но поспевшими орехами
нас сентябрь соблазнил.
И глядят глаза раскосые
из окон чужой судьбы…
Было лето абрикосово,
были дали голубы.
Скорый поезд далеко стучит,
кролик спит в своей норе,
абрикосовые косточки
дети колют во дворе…
* * *
Не поднимет народ на народ меча,
и не будут более учиться воевать.
Ис. 2:4
Не говори мне о свободе.
Мы все стоим на переходе —
нам нужно площадь перейти,
иного нет у нас пути.
Мы вспоминали вкус свободы…
и становились кровью воды,
и пеплом стал крещенский снег…
Свобода на устах у всех.
Забыв пророчество Исайи,
её, как кость, рабам бросают,
за эту кость голодный раб
служить рабу другому рад.
Не говори мне о свободе.
Там люди площадь переходят,
и может статься — перейдут.
Горит земля и там — и тут.
Кругом разверстая геенна,
шакалы воют, и гиены
из подворотен скалят пасть…
Не дай нам, Господи, пропасть
на этом страшном переходе,
где мы судачим о свободе.
И упаси нас от свобод,
что обещает переход.
Оборони от мук, от боли…
И дай нам волю.
1. Журавлина — одно из названий клюквы на Руси. В современном украинском языке — клюква.