Опубликовано в журнале День и ночь, номер 2, 2012
Ольга Черенцова
Царевна-лягушка
Ночью не давал спать гвалт лягушек — самых крикливых существ на острове. Но я и так не спала. Ждала приезда Нюты.
Уже месяц везде её подстерегаю, ищу возможности поговорить. Но приблизиться к себе она не давала, отворачивалась, а один раз, раздосадованная моей настойчивостью, натравила на меня своего парня — плечистого, с тяжёлым взглядом субъекта. Что она в нём нашла, для меня оставалось загадкой. За свою слепоту она расплатилась: неделю назад он выманил у неё крупную сумму денег и сбежал. Я знала, что долго переживать Нюта не будет. С лёгкостью увлекаясь первым встречным, она мгновенно забывала о том, в кого была влюблена накануне. А деньги были отцовскими, он ещё даст. Сейчас она приедет и сразу же, едва распаковав чемоданы, впустит в свою жизнь очередного проходимца. Об этом и о многом другом я должна была её предупредить. Хотя шансов, что она мне поверит, не было.
Я встала и вышла на балкон. Ночи в горах Пуэрто-Рико не тихие: живность не спит, а поёт и стрекочет на все лады. Несмотря на этот шум, остров вполне можно было назвать райским местом. Картину портила лишь гостиница, в которой я остановилась,— двухэтажный древний домик. Всё в ней шаталось, дребезжало и выглядело ненадёжным… вот как этот хлипкий балкон, подозрительно заскрипевший, когда я облокотилась о перила. Не сорвётся ли он вниз? Ну, сорвётся — какая разница! У меня же никого и ничего не осталось. На последние гроши я приехала на остров, решила устроить пир во время чумы и кутнуть. Но главной целью было заставить Нюту меня выслушать. В этот раз ей не удастся этого избежать.
У подножья гостиницы вилась тонкая каменная лестница с полуразбитыми ступеньками. По ней бегали пятна света от болтавшегося на проводе дырчатого фонаря, и казалось, что по ней скачут лягушки. Их здесь было множество — недаром они символ острова. Людей они не боялись, садились рядом и устраивали концерт. Звенели по-птичьи, лаяли по-собачьи, хрюкали, крякали. Могли посоперничать с пересмешниками.
Тут я увидела, что не лягушки прыгают по лестнице, а волнисто ползёт пёстрая лента, спешит к парочке на скамейке. Я встала, и балкон от моих шагов качнулся вправо.
— Эй! — окликнула я их.— Осторожно, змея!
Эти двое равнодушно глянули в ответ и, приняв меня за тень от расшумевшихся от ветра пальм, отвернулись. А пальмовые листья были широкие, обмахивали, как опахала, обдували прохладой — что было очень кстати. Кондиционера в этом захудалом отеле не было.
Змея пропала. Да и была ли она? Я посмотрела на часы. До утра ещё далеко. Так я и сидела на балконе, пока не порозовело наконец небо. Гостиница проснулась. Доносившиеся из ресторана голоса и звон посуды взлетали вверх, к верхушкам гор. Запахло кофе и чем-то печёным. Готовили в отеле отменно, чего я никак не ожидала, глядя на его дряхлый вид.
Пора идти. Нюта уже здесь. Я представила, как она выходит из такси, направляется к двери гостиницы, чувствуя, как провожает её взглядом водитель (пуэрториканские мужчины не смотрят, а обжигают глазами), как подходит к клерку. Как, подчёркнуто всех игнорируя, идёт к себе в номер, в котором ей, избалованной дорогими отелями, ничего не нравится. Комната — едва развернуться. Обстановка скупая. Стены — болотной окраски, как и местные лягушки. Одна из них, обнаглев, забралась в ванную. Нюта морщится. Ванная с напёрсток! А запах-то — ужас: трухлявый, сырой! Надо бы выставить лягушку за дверь, но та, ворчливо тявкая по-собачьи, забралась под шкафчик. А телефона, чтобы позвонить и потребовать очистить номер от этого склизкого существа, нет. Она вытаскивает из сумки сотовый. По какому номеру звонить — неизвестно. Справочника тоже нет. Выбрала эту гостиницу ради экзотики, а теперь недовольна. Всё скрашивал только вид из окна: зелёные горы, обвитые узкими дорогами, по которым носились лихачи. Дороги крутились, петляли, извивались, как и померещившаяся мне змея на лестнице. Убиться на них, свалиться в пропасть было проще простого, но редко кто сваливался. Местные жители — почище каскадёров.
Нюта переодевается, подходит к зеркалу, любуется собой. Двадцать лет, изумительная, с блестящим будущим — так она считает. Знала бы она! Она распахивает окно, и в комнату влетает треск насекомых. Она вдыхает горный воздух — прохладный по утрам, чистый — и думает, что всё-таки не зря сюда приехала. И прихватив сумочку, спускается вниз, в ресторан, не подозревая, что за одним из столиков уже сижу, поджидая её, я.
— Вы, как я вижу, любительница кофе,— вторглась в мои мысли официантка.
Два дня прохлаждаюсь в этом отеле, просаживаю последнее, а она ни разу, даже получая от меня неплохие чаевые, не улыбнулась. Многие официантки на острове держались отчуждённо, приветливость у них даже за деньги не купишь. Хорошо хоть отвечали по-английски, а не притворялись, что понимают только родной испанский.
— Да, любительница,— подтвердила я и опять попросила целый кофейник.
Кофе в гостинице выдавали крохотными порциями: два глотка — и всё выпил. Уломать её принести побольше, а не бегать взад-вперёд с чашечками, было невозможно. Все пуэрториканцы упрямый народец или только эта женщина?
— Кофейников у нас нет,— отрезала она и покосилась на Нюту.
Та в эту минуту вошла в ресторан. Выбрала столик и стала изучать меню. Меня она пока не заметила. «А вот и наш герой!» — засекла я парня, в которого она сейчас не преминёт влюбиться. У него были все шансы вскружить ей голову. Такие, как он, ей нравились: накачанный, с заурядно-рекламной внешностью — подобный молодчик красовался на щите у дороги. Он был как красивая игрушка, которую хочется заполучить. А роковое слово «хочется» не раз Нюту подводило. Поэтому этому парню не представит никакого труда влезть в её жизнь и перевернуть там всё вверх тормашками.
Он тем временем расположился напротив Нюты и впился в неё взглядом. Глядя на него, я переделала его в уме в старика. Отняла у него бицепсы, разрисовала лицо морщинами, согнула спину, вложила ему в руку палку, без которой он не сможет передвигаться. Сделала его таким, во что превратят его в будущем распутство и алкоголь. Было что-то в его лице, указывающее на эти пороки. Пора признаться, что я приехала сюда с целью помешать их знакомству. Но пока помешала не я, а появившаяся в дверях его девушка, с которой он здесь отдыхал.
Официантка, не менее сумрачная, чем моя, принесла Нюте завтрак. Нюта, довольная (краем глаза она успела поймать этого парня), расслабленная, ловила своё отражение во всех стёклах ресторана — как ни забавно, от неуверенности, что хорошо выглядит. Да нет, хорошо. Вон мелькнуло её личико в зеркальной двери, из-за которой появилась моя официантка с кофейником (сумела-таки достать!). Успокоенная, Нюта отправила в рот кусок оладьи. Кокетничая неизвестно с кем (молодчик уже ушёл), слизнула с губ след варенья. Её взор бегал по горам, за которыми пряталось утреннее солнце. Освещённые его лучами сзади, со спин, горы почернели — вроде снятых против света изображений на фотографиях. А вокруг их покатых верхушек расходилось сияние — как на иконах, невольно сделала я сравнение, вспомнив, что у Нюты в чемодане лежит карманная иконка. Она всегда таскала её с собой, веря, что та убережёт от неприятностей. Святое простодушие! Зачем иконке сто раз её спасать, если толку от этого никакого?
Пока она с удовольствием ест оладьи, вкратце расскажу о ней. Актриса. Снялась пару раз в небольших ролях в сериалах — мелькнула на экране, как её отражение в зеркальной двери минуту назад. Но была уверена, как и многие девчонки, что доберётся до Голливуда и станет звездой. Её самонадеянность меня смешила. Несмотря на то, что её судьба меня волновала, многое в ней мне не нравилось, многое я бы переделала. Оставила бы только её отзывчивость. Хотя это качество притягивало к ней немало вымогателей.
Отец Нюты был состоятельным человеком. Жил в Америке, где у него был свой бизнес, а в последние годы обосновался и в Москве. Дочери ни в чём не отказывал, оплачивал все её нужды, путешествия, прихоти и нянек, с которыми она часто оставляла свою маленькую дочь — родившуюся два года назад от какого-то очередного прохвоста. Отец, как обычно, её простил. Он верил всему, что бы она ни говорила. Считая, что прекрасно знает свою дочь, он на самом деле её не знал. Если ей не удалось стать актрисой на экране, то в жизни с лихвой удалось. Преувеличивать, искажать, входить в роль она умела.
Наивная девочка! Она не учитывала того, что, когда не станет отца, источник иссякнет и её обдерут как липку. Об этом я тоже хотела её предупредить. Ну что ж, попробую. Я встала и подошла к ней. Она в эту минуту зачерпывала ложкой вишнёвое варенье. Увидев меня, нахмурилась, резко опустила руку и уронила сладкие ягоды на колени.
— Опять вы! Ну сколько можно! — рассердилась она и, стирая салфеткой пятно с юбки, обвинила: — Из-за вас новую вещь испортила!
— Извиняюсь,— сказала я и без приглашения опустилась на стул.
— Что это вы здесь расселись?! Хотите, чтобы я вызвала полицию?
— Нет, не хочу. Всё, что я прошу, так это несколько минут. Если вы меня выслушаете, я уйду, и вы меня больше не увидите,— пообещала я, хотя сомневалась, что сдержу своё слово.
Если с ней что-то случится — сразу прибегу. Если смогу. Я боялась, что возможности может больше и не представиться.
— Что-то с трудом верится, что отстанете. Вы уже месяц меня преследуете, даже сюда притащились! И не жалко вам тратить столько денег на слежку за мной? На миллионершу вы что-то непохожи,— съязвила она.— Что вам, собственно, нужно?
— Поговорить.
— Хорошо, говорите, но только быстро, у меня нет времени,— неожиданно сдалась она.
Выбрала новую тактику: выслушает, притворится, что верит, и таким образом от меня избавится. Да нет, никогда не избавится!
И тут я засомневалась. Так долго ждала этого момента, написала на бумажке свою речь, вызубрила её, чтобы не запнуться, не дать ей меня оборвать и расхохотаться: «Да вы попросту сумасшедшая!» — а когда желанный миг настал, мне стало её жалко. Несмотря на всю браваду, она была далеко не такой уверенной в себе, как думала. Как я смогу её убедить? Не сделаю ли хуже? Нет, должна всё ей сказать. Иначе она потеряет свою дочь.
— Мне надо кое о чём вас предупредить.
— О чём? — спросила она и огляделась.
Искала этого мускулистого парня. Зря она беспокоится, никуда он не денется. Поджидает её у бассейна, куда она отправится после завтрака.
— Ну хотя бы о том, что надо сторониться этого молодого человека, который вам приглянулся,— не удержалась я.
Начинать я собиралась издалека, но в последний момент решила её удивить. Это удалось. Она даже испугалась. Её глаза посветлели, стали почти прозрачными от выбравшегося из-за гор солнца. Капля его света упала на серьги в ушах — не бриллиантовые, как можно было бы предположить, зная, что в средствах она не нуждалась, а недорогие. Ещё одна любопытная её черта — за высокими ценами она не гналась, могла купить дешёвое, лишь бы пришлось по душе. Нет, всё-таки что-то в ней мне нравилось.
Вышел владелец гостиницы. Окинул взглядом помещение, всем улыбнулся и, открыв окна, убежал на кухню. Запахло свежестью, зеленью, пряностью. Горный воздух в Пуэрто-Рико по утрам — само лекарство и совсем не густой и влажный, как на берегу океана. Пока Нюта молчала, мне ничего не оставалось делать, как любоваться природой. Растения здесь фантастические, как на холстах сюрреалистов. Не побывал ли в этих краях Дали и их увековечил?
— С чего вы взяли, что мне кто-то приглянулся? Понятия не имею, о ком вы говорите,— наконец произнесла она.
— Говорю о том парне, на которого вы посматривали полчаса назад.
— Мало ли на кого я смотрю! Это не ваше дело!
— Я просто хотела вас предостеречь: этот человек доставит вам массу неприятностей.
— Откуда вы знаете? Вы его девушка? — и усмехнулась.— Не думаю, чтобы вы подходили ему по возрасту.
— Нет. Его девушка — это та, с которой вы его видели.
— Вы с ними знакомы?
— Не в этом дело… я потом вам всё расскажу, а сейчас поверьте мне: он принесёт вам много горя, воспользуется вами, обчистит. Я о вас беспокоюсь.
— Никто меня не обчистит! Если уж вы следите за мной, то должны знать, что мой отец никому не позволит!
— Не раз уже позволял, вы же многое от него скрываете.
— Вы что, завели на меня досье?! — вспыхнула она.— Пришли меня шантажировать? С радостью вам заплачу, лишь бы оставили меня в покое.
— Ваши деньги мне не нужны, поберегите их, они вам ещё ох как пригодятся,— решила я разрушить её иллюзию.— Никогда не знаешь, что в жизни случится… Ваш отец может разориться или жениться, да ещё на молодой, а его жена, несомненно, позаботится о том, чтобы у вас всё отнять. Разве вы хотите жить в нищете? Вы же этого боитесь.
Она не знала, что именно так всё и произойдёт.
— Да, не хочу. А кто хочет? И потом, мне нечего бояться, у меня всё есть. Вам-то какое до всего этого дело?!
— Я не хочу, чтобы вы всего лишились и остались в одиночестве.
— Надо же, какая заботливая! — хохотнула она.— Откуда вы вообще можете знать, что я всего лишусь? Вы что, ясновидящая?
Возмущается, смотрит на меня чуть ли не с отвращением, а при этом не уходит. Значит, мои слова её зацепили. Почему бы и впрямь не сыграть роль провидицы? В этом случае она, возможно, мне поверит. Немало так называемых ясновидиц выкачивало из неё большие суммы, пользуясь её легковерием. Подловатый, конечно, ход, но выбора у меня не было.
— Я видела вас в кино, вы мне понравились,— начала я с лести.— После этого я порылась в Интернете, почитала о вас и… как бы это сказать… кое-что увидела в вашем будущем.
— Вы гадалка?
— Что-то в этом роде.
— Сколько вы берёте?
Она взяла сумочку, вытащила кошелёк.
— Я же сказала, деньги мне не нужны. Всё, что мне нужно, так это рассказать, что вас ждёт. Рассказать?
— Валяйте! — бросила она с наигранным безразличием.
Наконец-то наступил долгожданный момент! Учитывая её вспыльчивость, я старалась звучать помягче, кое-что сглаживала. Пока она слушала, в её глазах поочерёдно сменялись испуг, смятение, гнев. Несмотря на её веру в пророчества, она уловила подвох с моей стороны.
— Многое из того, что вы говорили, почти каждому можно сказать,— подтвердила она мою догадку,— а про то, что меня бросила мать, вы могли легко узнать, вы же следите за мной — значит, насобирали сведений. Недостойное, между прочим, занятие — рыться в чужой жизни.
— Не в такой уж и чужой,— вырвалось у меня.— Я когда-то была знакома с вашей семьёй.
— С кем — с моим отцом? Вы его бывшая любовница?
— Нет, всего лишь знакомая.
— Что-то я вас не помню.
Следовало, конечно, вести себя осторожно, не оглушать её фактами, но я боялась, что мы видимся в последний раз. Поколебавшись, я вытащила из сумки фотографию и протянула ей.
— Кто это? — не поняла она.
— Не узнаёте? Это тот самый удалец, который вам понравился.
— Это не он, это какой-то старик.
— Вот именно, старик,— не без злорадства произнесла я,— в которого он превратится через двадцать лет, когда ему будет всего-то сорок с гаком. На ваши деньги он будет пить, распутничать, а вам будет врать.
— Полный бред! Вы, часом, не больны? — рассмеялась она.
— Выслушайте меня до конца. Если вы свяжетесь с этим типом, то рискуете потерять дочь, он будет плохо с ней обращаться.
— Всё, хватит, с меня достаточно! — она вскочила с места.
Но я видела, что она была встревожена, и, пользуясь этим, быстро протянула ей следующую фотографию.
— Эта женщина вам никого не напоминает?
— Уберите, я не хочу смотреть! — отмахнулась она, но всё-таки глянула.— Откуда это у вас?.. Это моя мать… Постойте…— её растерянный взгляд перескочил со снимка на меня.— Вы чем-то на неё похожи. Кто вы?
— Я же сказала: знакомая вашей семьи.
— Вы лжёте! — посмотрела на меня с неприязнью и спросила: — Так вы моя мать?
— Нет.
— Не верю ни единому вашему слову! — отсекла она.— Не предупреждать вы сюда явились, а испортить нам с отцом жизнь! Или решили покаяться? Так вот, знайте: я не прощаю тех, кто меня предал!
Как же я не учла такого поворота? Я должна была предвидеть, что она примет меня за свою мать. Несмотря на гневный крик, что никогда её не простит, она ждала, что та вернётся, объяснит, почему бросила её, почему ни разу не появилась за эти годы, и скажет, правда ли это, что, как говорит отец, ушла к другому мужчине. Отцу Нюта не поверила — не бросают собственное дитя ради какого-то любовника! Не скрывает ли он что-то?
— Это всё чистая правда,— произнесла я.— Прошу вас, выслушайте меня. Я не хочу, чтобы с вами случилось то, что случилось со мной. У вас есть передо мной преимущество: вы можете всё изменить — себя, обстоятельства, всё предотвратить, тогда вы поможете себе и мне…
— Зачем мне что-то менять?! Меня всё устраивает! — оборвала она.— С какой вообще стати я должна вам помогать?
— Посмотрите ещё раз на эту фотографию. Эта женщина на самом деле похожа на вашу мать… и это понятно, почему похожа…— я остановилась.
— Что вы замолчали? Почему похожа?
— Боюсь, что вы не поверите… На этой фотографии я два года назад, то есть это вы… вы — в будущем. Я тоже Нюта.
И тут произошло то, чего я ждала. Она расхохоталась мне в лицо и крикнула:
— Да вы попросту сумасшедшая!
А что бы я сказала на её месте? Да и как я могла ей объяснить то, что произошло? Я понятия не имела, какие такие силы нас свели, как я очутилась в прошлом. Задержать её мне не удалось. Она убежала.
У меня оставался ещё один день. Попробую её поймать, а потом расплачусь за номер и — прощай, Пуэрто-Рико. Вернусь в свою квартиру-клетку, где меня никто не ждёт. Пойду опять на работу. Платили мне мало, но всё же лучше, чем ничего. А ведь когда-то я выкидывала за час то, на что жила теперь целый месяц. Денег у меня уже давно не было. Они растаяли, как и наивные тщеславные мечты попасть в Голливуд. Отца тоже давно не было… Самой было странно, что сейчас я легко обходилась малым и нисколько не страдала от этого. Не нищеты я страшилась, как Нюта, а одиночества. Об этом я хотела её предупредить. Впрочем, в одиночестве есть свои плюсы: никто тебе не врёт, никто тобой не пользуется, ты сам себе хозяин. Пойду-ка я кутну! Когда ничего нет, не жалко потратить последнее.
Вдоль обвивавших горы узких дорог тянулись косые домишки с трещинами в крышах и в окнах, с развешанным на террасках бельём. Повсюду стояли коптильни. Из них валил дым. Пахло стекающим с мяса жиром и сигаретами, которые курили жарившие свинину и курятину темнолицые мужчины — все как один с одинаковыми глазами-угольками, обжигавшими меня, когда я проходила мимо. Что это с ними? Мне же не двадцать лет, как Нюте, да и вид у меня не располагающий к флирту: уставшая, с несчастливым лицом женщина.
Я направилась к одной коптильне. Пока продавец заворачивал в фольгу кусок курицы, я смотрела на разложенные на подстилке деревянные фигурки. Над ними помахивала листьями пальма. В одну из расщелин её чешуйчатого толстого ствола было воткнуто зеркальце. А на земле валялись полотенце, гребешок, какие-то ещё принадлежности.
— Сколько стоят ваши поделки? — спросила я его.
— Пять долларов,— подумал мгновенье и добавил: — Отдам две за семь.
Я подошла взять одну на память. Пока выбирала, случайно глянула в зеркало. И увидела в нём другую женщину — не ту, которая вышла из гостиницы, а помолодевшую, с живым лицом. «Трюки света»,— не поверила я своему отражению. Расплатилась с продавцом и пошла к видневшейся впереди лавочке. Куплю вина, ещё что-нибудь. Шла, поедая на ходу куриную ножку, и думала, что не такая уж плохая у меня жизнь. Ни о чём уже не мечтаю, ничего не жду, а от этого меньше страдаю. Единственное, что меня по-прежнему терзало,— это разлука с дочерью. С этим я жила ежесекундно. Винила себя. Пустая любовь к никчёмному молодчику сделала меня слепой, и я не видела того, что творилось у меня перед глазами, считала, что дочь всё выдумывает (подросток же, трудный возраст), а когда она крикнула в сердцах, что больше не может жить с ним под одной крышей, и ушла — не остановила её. Была уверена, что прибежит назад, а она не прибежала. Не вернулась она, даже когда я её разыскала. Не пожелала со мной разговаривать. Я постоянно просила у неё в уме прощения, каялась, тосковала по ней. Но обида не проходила. Как она могла отказаться от меня! Вся надежда была теперь на Нюту. На то, что она меня послушается, что-то изменит, и дочь ко мне вернётся. Хотя зря надеюсь. Нюта — это же я, а я в этом возрасте мало кого слушала.
Вечером я пошла к бассейну, где уже поджидал Нюту мускулистый молодчик. Поигрывая своими шарами-бицепсами, он прохаживался с довольным видом, а его девушка, ничего не подозревая, барахталась в воде. Я села на топчан подальше от всех, надеясь, как и он, что Нюта придёт. Хотела взглянуть на неё в последний раз. Утром я улечу не только из Пуэрто-Рико, но и из этого времени, вернусь в своё пустое без моей дочери будущее. И никогда не узнаю, как мы с Нютой встретились и кто нас соединил. Не ангелы ли, выполнившие мою просьбу вернуть мне мою дочь, мою бедную девочку? Тогда не зря Нюта таскала повсюду с собой иконку. А скорее всего, проснусь утром и увижу, что всё привиделось, что я дома, никуда не улетала, что сама себя наказываю снами, бичую за прошлое.
В ресторане Нюты тоже не было. Я вернулась в номер, собрала вещи. Заняло это ровно минуту. Путешествовала я уже давно налегке, в отличие от Нюты, притащившей на остров два чемодана. Распахнув окно, я вдохнула напоследок ночной горный воздух. Села на кровать, вытащила из сумки деревянную лягушку, которую купила у продавца (её живые собратья голосили, прощаясь со мной, за окном), и, глядя на неё, подумала: как было бы хорошо, если бы Нюта скинула с себя шкурку — вроде царевны-лягушки. Перестала бы самообольщаться и думать о собственной персоне.
Утром меня ожидало такси, в окне которого круглело загорело-усатое лицо водителя. По его взгляду я поняла, что моё отражение в зеркале осталось прежним — живым и помолодевшим. «Да, прежним!» — подтвердило верхнее зеркальце в машине. Неужели Нюта послушалась меня и стёрла из нашей с ней жизни часть невзгод, ошибок и неудач, от которых блёкнут глаза и внешность?
Пока летела в самолёте назад, думала о том, что, несмотря на то, что Нюта — это я, она была совсем другим человеком. Мы даже не испытывали друг к другу симпатии. Эта мысль меня позабавила, и я невольно рассмеялась.
— Возвращаетесь из отпуска? — повернулся ко мне, весело блеснув очками, мой сосед слева — весьма приятной наружности господин.
— Да, из отпуска,— кивнула я.
Самолёт покачивался, убаюкивал. Я задремала…
Утром я проснулась по привычке до звона будильника. Пора было вставать и ехать в ресторан, отнимавший у меня все силы и время,— моё любимое детище, которое я открыла несколько лет назад. Я вскочила, пошла на кухню, откуда доносилось звяканье посуды. Сейчас выпью крепкий кофе, взбодрюсь, проглочу на ходу кусок яичницы, она как раз жарится на сковородке, аппетитно пахнет. Побегу на работу, вернусь поздно, завтра та же круговерть… нет, надо сделать передышку, съездить куда-то вдвоём, она давно уже ждёт, я же обещала… Не смотаться ли на океан? Весело проведём время, а то она права — у меня одна работа на уме. Хоть и любимая работа, от неё иногда надо отдыхать.
Я вошла на кухню.
— Привет, мам! Как спалось? — улыбнулась мне моя дочь.