Опубликовано в журнале День и ночь, номер 6, 2011
Вячеслав Самошкин
В дымке детства
Кладбище Bellu1
Аллея писателей
Усыпальницы, часовнии кресты, кресты, кресты…
И деревьев, как в жаровне,
раскалённые листы.
То чернея, то алея,
то горя, как жёлтый дрок,
вас ведёт сама аллея
в заповедный уголок.
Рядом с гордым Эминеску
вечный делят свой досуг
Караджале и Стэнеску,
Преда, Лабиш и Кошбук,
Садовяну, Кэлинеску…
Золотые имена!
По красе своей и блеску
только осень им равна.
…На заброшенной могиле —
сон забвенья и репей.
Крышу склепа придавили
тонны солнечных лучей.
К основам мира
Встречай червлёные закаты!В них отраженье прежних драм…
В деревне тихо. Скот рогатый
сам разошёлся по дворам.
Я мира вновь ищу основы,
пытаясь в рифмы их облечь.
Из хлева ближнего коровы
звучит неразвитая речь.
Я помогу её демаршу,
услышу «муза» в слове «му-у»!
и белый стих её докрашу,
и строй души её пойму,
где дышат злу непротивленье,
смиренье редкостное… Ах!
Не так ли в келье и в моленье
проводит дни свои монах?
Не так. Слова членораздельны
и в свод небес устремлены.
Кресты воздушны и нательны,
и с Богородицею сны.
Пейзаж с волами
Пейзаж с волами и повозкойна пыльной местности и плоской;
в холщовом рубище и шляпе
соломенной мужик на шляхе
плетётся с тонкою тростиной —
такой в изысканной гостиной
из жизни выхваченной фреской
висит «Пейзаж с волами» Григореску.
Весь в палевых тонах — и сочно-
зелёный тополь, чтобы точно
знать, где передний, задний планы…
Волы. Валахия. Балканы.
Школьное сочинение на тему
«Как я провёл детство?»
Жизни свежие начаткивечно в памяти сильней:
отпечатались в сетчатке
глáза
вышки лагерей.
Их угрюмый вид не страшен,
выше нет их, окромя
дорогих монгольских башен
вечно бдящего Кремля.
Выше вышек нет конвойных!
Целься, щурься, конвоир!..
Сталин умер. В лапах хвойных
шебуршится новый мир.
С рук и ног стряхнём оковы —
скинем гнёт большевиковый!
В дымке детства
Тополь, твой зелёный китель,сапоги и галифе…
Ты — как будто мой родитель,
в дымке детства, вдалеке.
Моды шик послевоенной —
вечный сталинский мундир:
фронтовик и бывший пленный,
кто-то даже не военный,
бывший зэк и конвоир…
Помню, солнце пригревало,
становилась жизнь добрей.
Мать-Россия выползала
из советских лагерей.
* * *
В начале жизни лагерь помню яза проволокой ржавой и колючей.
С той стороны, где лес, среди репья,
ручей из зоны вытекал вонючий.
С пригорка, мутный, он, спустясь, впадал
в славянскую речушку наших предков,
а ниже был залив, его овал
скелет конвойной вышки отражал —
там, ребятня, купались мы нередко.
И не подозревали мы о том,
что под молчанье мельничного вала
зловещая субстанция тайком
тела наши, мальчишек, омывала.
Как будто говорила: «Вы — мои,
и никуда вам от меня не деться!»
Коварно растеклись её струи́
во все концы отечества и детства.
Дух несвободы крепко я впитал,
залез под кожу мне он не на шутку!
А я с народом вместе вырастал
и сбрасывал с души репейник жуткий.
Но помню зной, и заключённых труд,
и стройку возле нашего барака.
И грозный автоматчик тут как тут,
и с высунутым языком собака…
Октябрь
Мне в луга бы заливные!Мне б на реки да в моря!..
Снова жабры молодые
ловят воздух октября.
В уголках родной природы —
всё равно какая власть! —
лишь бы был глоток свободы,
лишь бы брагою лилась.
Но октябрь — он самый ражий:
всех он в красках превзошёл!
Не смотри, что он оранжев —
он и охрист, он и жёлт.
В общем, он, дитя распада,
сердцем чист, как изумруд.
И в объятьях снегопада
руки, сжав его, замрут…
До рассвета
Бессонная ночь сгорает дотла.Дотрагиваемся до утра.
Строфы́ полуночной ломая размер,
первый трамвай прогремел.
Но годы прожи́ты, избалован слух —
по умолчанью тут нужен петух,
и только потом, как в твой колокол, Реймс,
ударит охранник в подвешенный рельс —
точку отсчёта для нового дня…
Если усну, не будите меня.
Набросок весны
Не с твоей ли, подруга, подсказки,по причине, известной лишь мне,
вдруг обрадуют города краски,
что мелькнут в незакрытом окне?
Пусть они не особенно ярки —
их никак с Пикассо не сравнить! —
но в сыром, неотопленном парке
будет время и жить, и любить.
Обнимает оконная рама
самый беглый набросок весны.
И ещё очертания храма
сквозь прорехи в деревьях видны.
А снежинки всё про это…
А снежинки всё про это:отрешённость, мир, покой,
всё про Тютчева, про Фета,
Лермонтов им как родной.
Проникая в сны глубоко,
обнажая суть вещей,
всё про Пушкина, про Блока,
нищих духом и царей.
А снежинки всё про то же:
бесконечное в земном,
про Твои деянья, Боже,
про Тебя — во мне самом.
Ах, снежинки-балеринки,
из какой вы Мариинки?..
1. Кладбище в Бухаресте.