Опубликовано в журнале День и ночь, номер 5, 2011
Надежда Герман
Восьмая нота
Галера
Авторитетный пастырь, хмурый, как вор в законе,смотрит куда-то мимо из-под припухших век…
Знать бы, куда поедем, если откинем кони,
видеть бы, что приснится, если уснём — навек!..
1.
Живое — тянется к теплу,но Вечность — не имеет меры…
Я — раб, прикованный к веслу
пустой галеры.
Я пью безверие до дна,
как на пиру из полной чары
пьют лицедеи и корсары —
и допьяна, и допьяна!
К беседе ангелов зову,
но никому меня не слышно…
Всесильный Ра, Аллах и Кришна! —
откликнись, Господи… ау!
2.
То, что казалось вечным,— тает, как свет в окошке:холодно — там, снаружи… муторно изнутри…
Я приручаю Вечность, выложив на ладошке
жалкий остаток жизни: зверь ненасытный, жри!..
Ветер, туман и солнце. Клочья лазурной пены.
Парус белее снега. Купол небесный — чист.
Светятся дуги радуг. Внятно зовут сирены…
(то воробьиный щебет, то соловьиный свист…)
Птичка садов эдемских, пой, да не больно шибко!
Вверх запрокинув очи, что ты опять несёшь? —
или в расчётном курсе произошла ошибка,
и горизонт свернулся, будто уснувший ёж?
Поздно… и сил не хватит, чтобы доплыть обратно:
камень, упавший в воду, тает на глубине…
(Бездна меня — не тронет… даже ежу понятно:
если душа утонет — ей не гореть в огне!..)
3.
Все мы, рабы Господни, служим не больно честно!Лбами столкнулись ветры с разных концов Земли.
Вечность — кромешный хаос? или — пустое место,
где без следа пропали звёзды и корабли?
Вёсла скрипят и цепи лязгают на галере.
Сник утомлённый кормчий: мрак — не видать ни зги!
Всех нас научит плётка верить в желанный берег:
все мы — рабы Господни до гробовой доски…
Нам ли являться к Богу, требуя новой роли?
Дремлет ручная Вечность, ткнувшись веслом в ладонь.
Это — почти свобода. Только саднит мозоли.
(Если душа утонет — кто за неё в огонь?..)
Тоска по Родине
…где тепло, там и Родина…Лука из пьесы А. М. Горького «На дне»
Душа — как высохшее дерево
на фоне бурого заката…
Седой дымок над крышей терема
и шум речного переката…
Не страшно вóрону сорваться
в густые заросли смородины…
А у Летучего Голландца
ни крыльев не было, ни Родины —
как у любого агасфера,
забытого в земной пустыни…
…По миру ветрено и серо,
но где-то есть огонь в камине!
…И мы тоскуем по чему-то,
не зная, что творится с нами,
и всё пытаемся распутать
следы, оставленные снами:
какие памятные даты
нас по ночам в объятьях душат?..
каким сокровищем богаты
ещё не проданные души?..
…Костёр. Лиловая палатка.
И алый флаг на рейде реет…
А Родина — не там, где сладко,
но где хоть что-нибудь да греет…
…и мы искать её уходим
в необъяснимое куда-то
на двухколёсном пароходе,
пропахшем копотью и мятой…
…Мой парус не прочней бумажки,
чернильница не глубже моря…
…Мне снится: небо — и ромашки
рассыпаны на косогоре…
* * *
И вечный бой! Труба зовёт солдата.Встать под знамёна звёздного полка
Труба зовёт — она не виновата…
Набухший снег — как скомканная вата…
Цена победы слишком высока.
И некому поплакаться в жилетку…
(Есть только бронированный жилет!)
Но верь, солдат, ещё наступит лето!
И это неизбежно, как победа…
Неважно чья: не проигравших — нет…
Розовые чайки
Розовые чайки.Чёрные ворóны.
Небо голубое.
Мальчик в красной майке
делает поклоны
в сторону прибоя.
Середина лета.
Мелкая монета,
брошенная в воду.
Дуйте — и не плачьте —
по отвесной мачте
прямо к небосводу!
Солнце золотое.
Линия прибоя.
Акробаты в алом.
Девочка. Косичка.
У причала бричка
с пёстрым покрывалом.
Пешка ходит в дамки.
Доктор ищет средство.
Штурман ждёт момента.
В золочёной рамке
розовое детство,
голубая лента…
Вариации на собачью тему
1.
Темнеет… моросит… хандрит печёнка…Внутри растёт озноб, как снежный ком.
В глаза глядит печально собачонка
и лижет руку тёплым языком.
Доверчиво, по-свойски… Эх, подруга! —
какая от меня тебе корысть? —
ты — старая и умная зверюга,
а у меня — такая закорюка…
такая карусель — хоть в гроб ложись!..
Один просвет во всей собачьей жизни:
уткнуться мордой в тёплую ладонь
и слушать, как в печи гудит огонь…
…А за окном — рябиновые кисти,
и лысый дворник мучает гармонь.
2.
Приду с работы вечером, найду халат и тапочки.Собака вислоухая обрадуется мне.
Включу торшер у столика, чтоб стали мне — до лампочки
проблемы, вереницею идущие извне…
Заварка будет старая, почти позавчерашняя…
Плесну в стакан из чайника горячего питья.
Без сил — и без косметики, сама, как пёс, уставшая,
предамся размышлению о смыслах бытия.
Хоть время будет позднее, чтоб открывать Америки…
но и во тьме египетской — отдушина видна:
от чёрной меланхолии, унынья и истерики
спасут — тетрадка в клеточку, собака и луна.
Луна — такая близкая, печальная, как задница,
висит одна над бездною, где звёздам — нету числ…
(В означенной метафоре мне лично больше нравится
не грубость выражения, но — утончённый смысл.)
А псина — смотрит пристально, внимательно и преданно
и думает, наверное, о добром и простом:
мы все, конечно,— заняты… нам жить, по сути,— некогда,
но можно — время выкроить и повилять хвостом!
Восьмая нота
1.
Было ветрено. Пахло тиной.Падал снег. Приближалась ночь.
(Лужи… Дождь по дороге длинной…)
На картине одной старинной
нарисовано всё точь-в-точь:
сеть зелёная на заборе,
волны, чайки над бездной вод…
Но сегодня в сонате моря
не хватало каких-то нот.
Может, так проступает старость
из тумана… едва-едва?..
…Я как будто ещё старалась
на ходу подобрать слова
поточней… Но цветные фразы,
как бы ни были высоки,
будто комья дорожной грязи
налипали на башмаки:
ювелирная вязь аккордов…
рифмы… радуги… «Отче наш…»…
Вдохновенье моё упорно
в каждом звуке искало фальшь:
голос сердца… томленье духа…
самоценность земных святынь…
(…Будто слон наступил на ухо,
и слова — как во рту полынь…)
Будто воля чужая чья-то,
всё решившая наперёд,
в ей лишь ведомое куда-то
всё несёт меня… всё несёт…
2.
Но однажды над сонным моремгрянет луч, будто гром небесный…
(Мокрый тополь, дыра в заборе,
крики птиц над свинцовой бездной.)
И вернусь я сюда украдкой
синим вечером, тени тише…
(хоть с этюдником, хоть с тетрадкой…)
И закину я невод трижды:
сквозь осеннюю непогоду
за распахнутой настежь дверью
нарисую себе свободу
и, как в Бога, в неё поверю.
* * *
Чуть слышное движение душиуже похоже на фрагмент улыбки…
Ещё мечты и призрачны, и зыбки,
но так непобедимы миражи!..
В туманной тишине, над жижей лжи,
взметнулся голосок ожившей скрипки.
И снова, в сотый раз, душа моя,
разбитая, как старое корыто,
обидами, как струпьями, покрыта,
нагая, без обличия и вида,
рождается из мути бытия…
как из морской пучины — Афродита…