Опубликовано в журнале День и ночь, номер 5, 2011
Валерий Возженников
Но чуден от Бога и мрак
Сирень у росстани
Как она зацветает у росстани,Так навряд ли цветёт у крыльца.
Будто тронута млечною роздымью
Или чудным дыханьем Творца.
Красота — сотворенье не адово,
Но уж высветит душу твою.
Видно, небом самим так загадано:
Кто мы будем, коль будем в раю?
Вся по звёздочкам нежно растаскана,
И уликой — ущербная тень.
Ничего,— отвечают мне ласково,—
Здесь ничья у дороги сирень.
Божья девочка! Кажется, дожили.
И боюсь я развязки одной:
Изведут тебя люди хорошие,
А плохие — пройдут стороной.
Дорога
Осенняя в пустых полях дорога,Одно жнивьё пообочь да вода.
Но разве ты от этого убога?
Или ведёшь неведомо куда?
Пусть над полями лайнер не промчит,
И свет небес не так чтоб очень ярок,
Но тишина органная звучит
В его лучах и звёздных капиллярах.
Какая величавая печаль!
И посреди щемящего простора
Берёзы над холмом мерцают вдаль,
Как главы уцелевшего собора.
И снова я душой не одинок.
И верится: Земля не одинока,
И что иных надёжнее дорог
Осенняя в пустых полях дорога.
* * *
Старухин дом похож на склеп —Дверь замела пурга.
Но под рукой у старой хлеб
И кружка молока.
Сама на случай бытия
Ничто не припасёт.
Живёт,
как в саночках дитя,
И Бог её везёт…
Слеза
Панихиду никто не отслужит,И не надо об этом жалеть.
Сам поэт — он отпел свою душу,
Как уже никому не отпеть.
Эту бездну любви и печали
Никакие не сдержат весы.
И качнутся астральные дали,
И в аду затрезвонят часы.
Будет сплетням команда:
— На вылет!
Дьявол в чашу смолы подольёт.
Но Господь эту заморочь выльет
И слезу золотую смахнёт,
Чтоб на всю поднебесную сушу
Той слезой просиять, прозвенеть.
Сам поэт — он отпел свою душу,
Как уже никому не отпеть.
* * *
Белый ангел глянул в Божьи очи,Полные смиренной чистоты,
И сорвался, став темнее ночи,
Со своей прелестной высоты.
Глянул просто так, не от гордыни,
Да тяжёлым выдался урок:
Видит ангел сам в себе поныне
Те грехи, о коих знать не мог.
Бог вернуть его обратно хочет.
Но боится падший высоты
И, увы, забыть не может очи,
Полные смиренной чистоты.
* * *
В парке в тот вечерИграли «металл»,
Будто стреляли картечью.
Но ничего,
Городок устоял,
И никакого увечья.
Как ни суди —
Не из пушки огонь.
Только спасибо за милость:
К речке в тот вечер
Не вышла гармонь,
Слово из песни — забылось.
Приглашение в Постаноги
Фёдору ВостриковуНаши дали от твоих недалеки,
Но уж хляби таковые здесь местами,
Что на руки надеваем сапоги —
И гребём уже обоими мостами.
Ну а кто до магазина догребёт,
Тот забудет о семье и о работке.
Не поверишь, деревенька столько пьёт,
Что тебе не переплыть на мотолодке!
Так и было бы, пусти сюда транзит,
Допились бы до земли пустопорожней.
Но пока ещё спасает и хранит
Деревеньку золотое бездорожье.
Здесь приливами накатывает рожь,
И дорогу чужаки найдут едва ли.
Приходи на Постаноги — и поймёшь,
Что не всё мы в этой жизни потеряли.
Сам услышишь, как поют перепела,
Встретишь девушек с пречистыми глазами.
И увидишь ты, какою Русь была
До падения Козельска и Рязани…
Боль фронтовика
1.
Родина, как я тебя любил!Под Москвой — не прятался за танком.
Шёлк твоих знамён боготворил
И армейским кланялся портянкам.
Мир тобой был увлечён всерьёз,
Сам свернул бы на твою дорогу.
Но когда ты встала в полный рост,
Почему не поклонилась Богу?
А теперь, мой аленький цветок,
Вся ты уместилась на петличке…
«Чья Москва и чей Владивосток?» —
Бомж меня пытает в электричке.
Сдали выси, веси, города…
Ну а как ты высоко стояла,
Знала только падшая звезда,
Помнит только донышко Байкала.
2.
Добивают моё поколение,Добрались и до скорбных камней…
Что ни год,
этот свет всё чужее мне,
А тот свет
с каждым годом родней.
Там не пишут историю заново
И моё поколение чтут.
Там друзья мои песни Фатьянова
На небесном крылечке поют.
* * *
НадеНе бросались мы страсти в силки,
Знать не знали такого пожара.
Между нами цвели васильки
И божественно небо лежало.
Подарил из цветов поясок.
Не кори подарившего слепо.
Сам не помню, как я пересёк,
Перешёл это поле и небо.
Вот и грянула грозная мгла,
Встрепенулась Господняя стража.
И не знаешь, то ль туча прошла,
Накренилась седьмая ли чаша…
А глаза у Судьи велики,
И на них бирюза набежала.
Между нами цвели васильки
И божественно небо лежало.
* * *
ЮлеА судьба сводила — не свела.
И когда гармонь моя ходила,
Мать под лопушок тебя вела,
Чтоб случайно пылью не прибило.
Берегли, как яблоньку в саду,
А по осени прислали сватов.
Я играть на свадьбу не приду,
Хоть и знаю — ты не виновата.
А у птиц в округе чуть не шок:
Два села заваривают пиво.
Где такой найти мне лопушок,
Чтоб судьбой случайно не прибило?
* * *
Живём не в раю, а под мраком.Лукавый взгляд, лукавый шаг,
По платью зыбкие горошки,
И я, талантливый дурак,
Тебе пиликал на гармошке.
Мы уходили за село,
Где трав некошеных немало.
Но, как назло, но, как назло,
Гармонь зевала и зевала.
Кто виноват? Сбежала ты…
И я, не в силах оглянуться,
Услышал, как цветут цветы —
Цветут, и плачут, и смеются.
Услышал, трепет затая,
Молчанье тех, кого не стало,
И с той поры гармонь моя
Мне никогда не изменяла.
В Даниловке
Догнивают застрехи под крышей,Жёлтым инеем гривы кропит,
И грызут потихонечку мыши
Неподбитые кромки копыт.
С каждым годом здесь тише
и глуше.
Прямо в яслях, припав
на кулак,
Спит себе подгулявший конюший
И проснуться не может никак.
Кружат в воздухе белые мухи.
Нестерпимо туманится даль.
И в глазах персиянских Гнедухи
Мировая слезится печаль.
Дорога русская
Виталию БогомоловуДаль тусклая, дорога русская.
Звёздочка пошаяла —
и пала с высот…
Ночь тёмная, кобыла чёрная.
Еду да пощупаю:
не чёрт ли везёт?
Крик ворона — кобыла в сторону
И пошла оврагами.
Дёргаю башкой.
Жуть хрусткая, дорога русская.
Видно, нет мне к Боженьке
дороги другой.
* * *
Навалились страхи и печали,Снятся космы чёрного огня…
Но приходит мать ко мне ночами —
Попроведать грешного меня.
Как всегда, поправит одеяло
И от сердца пламень отведёт.
Будто никогда не умирала,
Лишь поутру из дому уйдёт.
Запоёт синицей половица,
И повеет шёпот золотой:
«Нам с тобой, сынок,
не разлучиться,
Я ещё возьму тебя с собой…»
Не прельщаюсь
горними цветами
И, почуяв этой жизни край,
Не о рае думаю — о маме.
Там, где мама,
там и будет рай.
Кошмар
Проснулся —Свету белому не рад:
Меж звёзд метался
Мой покойный брат
И к Богу, бедный,
Он взывал: «Очнись!
В небесном царстве деньги завелись…»
* * *
Живём не в раю, а под мраком.Но это сверх милости мрак.
Вновь полюшко светится злаком
И весь в незабудках овраг.
И, жгучую чувствуя грешность,
Однажды, в тишайшем цвету,
Вдруг вздрогнешь:
Какая же нежность
Царит в том небесном саду!
А чья-то душа или птаха
Так горько заплачет в зарю,
Как будто пролётом — из мрака —
На вечные муки в раю.
Испытан я был этой пыткой.
С тех пор, как душой ни горю,
Стараюсь не хлопнуть калиткой
В своём заповедном краю.
Вновь полюшко светится злаком
И весь в незабудках овраг.
Живём не в раю, а под мраком.
Но чуден от Бога и мрак.
* * *
Мысль моя не раз перевернулась —И разбилась об иную даль.
И души мятежной вдруг коснулась
Тихая, смиренная печаль:
Зря я, грешный, возроптал на Бога,
Позабыв, что милостью Христа
Дан мне крест по силам,
а дорога —
Равночестна
тяжести креста.
Лишь в одну погибель я согнулся,
А в другую — не успею, чай…
И пошёл,
но прежде улыбнулся,
Как велела мне моя печаль.
* * *
Как победитель тьмы и зла,Вставал Пасхальный День.
О том сияли купола
И пела в храме дверь.
А я в пивную путь держал —
Не Богу душу нёс —
И мимо храма пробежал,
Как шелудивый пёс.
Я мимо храма пробежал,
За мной другой с другим.
Но вскоре страх меня объял:
— Да что же мы творим?!
И что тогда,
коль в Судный Час,
Как громом по кресту,
По вере каждого из нас
Воздастся и Христу?
* * *
Не кукуй, кукушка, мне так много,Не сули бескрайние пути.
Знаю: коротка моя дорога,
Да и ту бы вовремя пройти.
Только всё ж шепчу в своей неволе,
Над строкой оборванной склонясь:
Слово, слово, путник в чистом поле,
Ты спеши ко мне, не торопясь.
Не кукуй, кукушка…
Может статься,
Ляжет ель кромлёною доской…
Смерти не боюсь — боюсь расстаться
Со своею смертною тоской.
Послевоенный рояль
Он в школе нас пугал порою,И уж не знамо в год какой
Накрыт был белой простынёю,
Как снегом — камень гробовой.
И вот однажды, свет роняя,
Хоть что угодно ожидай,
Открылась крышка у рояля.
И мне сказали: «Запевай!»
Играл рояль, и я, ребята,
Запел совсем не о войне…
И одноруких два солдата
Аккомпанировали мне.
Старуха в ночи
Ворчат ночные дерева:«Куда несёт её проруха?»
Полуслепа и чуть жива,
Просёлком тащится старуха.
Не в силах даже век сомкнуть,
В ночи постанывает глухо.
Над ней простёрся Млечный Путь.
Просёлком тащится старуха.
Но что ей звёздная межа?
В глазах земля и небо тает.
И устремляется душа,
Куда и мысль не долетает.
* * *
Лежать на лавочке нелепо,Но, как у детства на часах,
Перед глазами то же небо
И белый голубь в небесах.
Он то зависнет на отмашке,
То вдруг закружит надо мной.
Как бы по мне кроит рубашку
Из давней бязи голубой.
* * *
Мы расстаёмся.Ни в какие дни
Тебя уже не встречу так,
как прежде.
И всё-таки возьми,
возьми свои
Внимательно оставленные вещи.
Возьми брелок
и камушек-рубин,
Не позабудь на столике помаду…
Уж ты поверь:
я так тебя любил,
Что ничего на память мне не надо.
На лавочке
Как лихо насПути-дороги развели:
Уже к утру
Из разных туч умылись.
Но наши ангелы
Расстаться не смогли
На лавочке,
Где мы с тобой простились.
И грянул гром,
Уже в который раз:
— Бескрылые,
Куда вы покатились?
И горько плачут
Наши ангелы о нас
На лавочке,
Где мы с тобой простились.
* * *
Громко и без таинства,Удивив миры,
Рабства и неравенства
Срыли мы бугры.
Конницей погладили,
Понужали так,
Что Державной Матери
Растоптали стяг.
Изменили алому —
Не избыть тоску,
И чужому дьяволу
Сдали мы Москву.
Нам теперь «окурочки»
Подают. Берём!
Под чужую дудочку
Плачем и поём.
Помолиться некогда.
Стой, душа и плоть!
Отступать нам некуда —
Позади Господь.