Опубликовано в журнале День и ночь, номер 1, 2011
Владимир Алейников
Пора хризантем
28 января 2011 года исполнилось 65 лет выдающемуся поэту, публицисту и художнику, основателю и лидеру группы СМОГ, постоянному автору «ДиН» Владимиру Дмитриевичу Алейникову. С днём рождения, Владимир Дмитриевич! Пусть Ваше небо будет ясным, солнце ласковым, Муза — щедрой, друзья-читатели — внимательными и мудрыми!
«Владимир Алейников — классик новейшей русской поэзии. Я считаю его великим человеком, великим другом и великим поэтом. Алейников — поэт редкой группы крови. Все мы — патриоты времени. Он — патриот пространства… Алейников выиграл своё сражение и чётко держит свою дистанцию в русской поэзии».
Евгений Рейн
«Владимир Алейников был центральной фигурой среди смогистов потому, что именно Алейникову более всех удалось воплотить изначальный пафос новой эстетики, больше других в ней самоопределиться. Именно Алейников более всех своих товарищей зависим, «неотрываем» от своего времени (что, кстати говоря, делает ему честь).Отличительной чертой смогистов, и в частности Алейникова, является великая вера в таинство поэзии, во всесильность её собственной, не поддающейся осмыслению, жизни. Гармония знает больше, чем тот, кто реализует её,— вот несформулированный, но основополагающий тезис поэтической традиции, главным выразителем которой стал Алейников. Поэзия Алейникова потому так стремится к бескрайнему звучанию, потому не ставит себе предела, что в существе своём заключает тайну единовременности всего сущего. Владимир Алейников, вне всякого сомнения, самый одарённый поэт своей плеяды, а может быть, изначально, один из самых одарённых поэтов своего времени…»
Александр Величанский
* * *
Обрывки фраз истерзанных — о том,Что хаос днесь ощерился войною —
Побудь со мной, обвей меня весною,
Прижмись ко мне в дому моём пустом,
Не вспоминай ни жажды, ни нужды,
Вглядись со мною в марево ночное, —
Хотя бы тем, что рядом ты со мною,
Утешь меня средь злобы и вражды.
О том, что впрямь кружилась голова
От этих снов, от этих обещаний,
От этих встреч — и, стало быть, прощаний,
От этих свеч, мерцающих едва,
Тускнеющих и гаснущих в ночи,
Чтоб вспыхнуть непредвиденно однажды,
Я говорю,— ну что теперь отдашь ты,
Чтоб всё вернуть? — рыдай, но не молчи.
* * *
Тебе как воздух нужен сей простор —И если ты давно, подобно чуду,
Воспринимаешь речь — пускай повсюду
Пылает нескончаемый костёр,
В котором слово в муках обретёт
Блаженство жизни — пусть и несуразной,
Зато родной — а стало быть, прекрасной,
Когда она средь хаоса цветёт.
* * *
Один, один… Конечно же, один!А кто ещё? Кому ещё подвластно
Всё то, что для других огнеопасно
В кругу миров, безвестности годин,
Расхристанности веток и вестей,
Спросонок в окна тычущихся с маху? —
Не к спеху вздох — и вот навстречу страху
Встаёшь один — без близких, без гостей.
* * *
Нету сладу со словом смолёным,Прокалённым, солёным, земным, —
Что за шляхом встаёт пропылённым?
Что растёт, продолжаясь за ним?
Что за люди встречают с поклоном,
Полумраком объяты ночным?
Что за словом — неслыханным лоном?
Что за свет за изгибом речным?
Пора хризантем
Наступает пора хризантем —За мостами низовий не видно, —
Ты одна затворись насовсем,
Чтобы сумеркам было обидно, —
Ни в друзья, ни в полон не берут,
На поруки принять не желают, —
А кому приглянулся уют,
Те поют и глаза опускают.
Занавесок сквозящая ткань
Шевельнётся к вискам своевольно,—
И покамест осознана грань,
Чем на свете ты столь недовольна?
Опустевшую грудь не теснит
Пребывание в зале зеркальной,
Где подземной воды хризолит
Откликается, эха печальней.
Сердце горлицам станет сродни,
Приютясь под железною крышей,
И оранжевый шорох в тени
Пробежит за лисицею рыжей, —
Ну а если холмам лиловеть,
Винограду хмелеть на закате,
Чтобы лучше тебя рассмотреть,
Появляется белое платье.
По аллеям, где шёл не дыша,
Чтобы к тихой руке прикоснуться,
Приближаешься ты, хороша,
И, наверное, надо вернуться, —
Приглянулась ты осени вновь,
Не забудь о плащах и ненастье, —
Ближе губы, и поднята бровь,
Всепрощенье сегодня у власти.
Как избыток любви ни храни,
Грустно ласточкам в хижине ветхой,
И на ветках мерцают огни
Золочёной шумящею клеткой, —
Не припомню и я сгоряча,
Что грядущая стужа бормочет,
Где подводного царства свеча
Отражаться в желании хочет.
Мы теперь не зовём за собой,
Набродившись вдвоём в переулке,
Где пора бы идти за судьбой, —
Ну и что же? — всё то же — прогулки, —
И стоим на виду между тем,
Что открыто и что — за открытьем,
И окно, как октябрьский тотем,
Не гордится теплом и наитьем.
Золотого вина набирай —
Утешенья огнём добывают, —
И бредущие в будущий рай
О неслыханных снах вспоминают, —
А пока мы вздохнём наяву,
Успокойся — светло и невольно
Я и в горе тебя назову —
Задержаться дыханию больно.
Это, найденных дней не щадя,
Не пылает хрусталик зелёный,
И подобен струенью дождя
Перламутровый гребень Вероны,
Избавительных заводей звон
Изобилием листьев украшен —
Если имя им впрямь легион,
Остеречься бы шахматных башен.
Я издревле хранил и прощал
То, что в слове сказать не сумею, —
Словно жилки его ощущал —
Озари меня жизнью своею, —
Чтобы свидеться в этой игре,
Ты навек разгляди и запомни
Коронацию крон в октябре,
Глазомер запестревшего полдня.
И замедленный ход кораблей,
Уводящих к обители граций,
И в садах развлечения фей
Объясни мне сегодня, Гораций,
Здесь, где празднество было вчера —
И оставлены ратью хмельною
Негасимое пламя костра
И летучая мышь — Алкиноя.
* * *
Лишь близкому осталось рассказатьО том, как жили, и о том, как пели,
О том, как слово вымолвить успели,
Судьбы незримый узел развязать,
Оставить всё, с чем издавна срослись,—
И всё вернуть отважно и упрямо, —
И на пути от логова до храма,
Шагая вглубь, уйти куда-то ввысь.
* * *
Ничего не страшись! — говориС тем, что душу возвысит твою
В час, как брезжит полоской зари
Грустный день в киммерийском краю,
В час, как медлит вечерней зарёй
Всё вокруг отойти на покой, —
И негаданно вдруг приоткрой
Всё, что собрано долей такой.