Опубликовано в журнале День и ночь, номер 4, 2010
Эльдар Ахадов
Cказки про выхухоль
Свадьба
Решил выхухоль жениться. Пошёл к бобрам-соседям. В хатку бочком влез, поклонился и говорит: «Соседушки дорогие, пора бы мне, знатному выхухолю, остепениться, семьёй обзавестись. А сосватайте-ка мне невестушку из недальней запруды. Говорят, хороша собой: пузико большое, гладкое, лапки махонькие, перепончатые, рыльце чудненькое, длинное, глазки кругленькие мелкие-мелкие, как молодые опятки. Красавица!».
Вздохнули бобёр с бобрихой. А делать нечего, надо соседушку уважить. Поплыли к соседней запруде. А там косматый поползень настороже: «Кто такие? Чего надобно? Подругу свою — выхухоль нежную — не дам в обиду!». Перья распушил, драться лезет. Кое-как угомонили бобры-старики храброго поползня, три раза им в воду с головой пришлось нырять…
И вот вышла выхухоль — на бережок, помолилась солнышку, похихикала невдомёк чему, узелок с нехитрым приданым за спину закинула и поплелась вслед за бобрами на соседнюю запруду замуж выходить.
А поползень косматый, пока они берегом плелись, уже прилетел к жениху на помощь застолье готовить. И был пир на весь мир, и такая невидаль на том свадебном пиру собралась, что, ох, долго вспоминали после местные зайцы да вороны, белки да лисицы про зверушек редких, диковинных…
А прописано про всех них в одной большой печальной книге. В той же самой, в которой и про русских выхухолей говорится. И называется книга та Красной, оттого, наверное, что стыдно людям должно быть, что почти извели они и доверчивых русских выхухолей, и косматых поползней, да и бобрам одно время крепко досталось.
Кончилась свадьба. Разбежались, разлетелись, расползлись гости дорогие. Кто как. И началась у наших выхухолей новая жизнь. Совет им да любовь!
Ну, что стоите? Идите уже домой. Не мешайте молодым жизнь устраивать, семья ведь оно дело такое — личное, не для чужих глаз…
Русская тоска
Напала на выхухоля тоска. И так он от неё уворачивался, и эдак. Нет. Вцепилась в горло, не отпускает. Побарахтался выхухоль в речке. Вылез. Отряхнулся. Посмотрел на воду. Тоска зелёная. Посмотрел на небо. То же самое. Куда деваться?
И пошёл тоскливый куда глаза глядят. Подальше ото всего. Шёл, шёл, видит: впереди нет никого. И сзади тоже. И сбоку. Вообще нигде никого нет. А тоска рядом. Никуда не пропадает. Сел на землю и завыл волком, только тоненько так, потому что сам маленький.
Через некоторое время ответный вой послышался. А потом красные волки появились. Немного, правда, штуки три. А следом за ними дзерен приплёлся и ещё козёл безоаровый. Те не выли, потому что блеять умеют. И вот собрались они все вокруг выхухоля, молчат, прислушиваются.
Они молчат, и выхухоль рот закрыл, на них глазеет. А они на него. Смотрели, смотрели, а потом вдруг улыбаться начали. А потом кто-то хихикнул нечаянно. Козёл, наверное. А, может, и волки. Не важно.
Но как только это хихиканье проскользнуло, так вся тоска куда-то и пропала. Потому что всем вдруг стало смешно. И как начали они смеяться, как начали!.. Никак остановиться не могли. Выхухоль вообще на пузико от смеха свалился, лапками перепончатыми дрыгает, глазки прикрыл, ухахатывается весь.
А кто-нибудь из вас видел смеющихся красных волков вперемежку с козлами? Вот это зрелище! И не хочешь — расхохочешься!
Смеялись долго, до слёз, до кашля. Кое-как успокоились. А потом дзерен и спрашивает у выхухоля: «Ты зачем выл? Откуда в тебе тоска-то такая завелась?».
Задумался выхухоль. Помолчал маленько, а потом и говорит так серьёзно и тихо:
— Не знаю я — почему тоска. Но я — русский. Понимаете? И она — тоже. А русские — своих не бросают.
— Не кручинься, брат-выхухоль. Ты теперь не один. И мы тебя не оставим. А тоска пусть себе ждёт, когда мы уйдём. А мы не уйдём, друг, не бросим тебя. Не доставим тоске удовольствия.
И обнялись они все крепко. И рассмеялись опять — громко-громко, от всей души.
Баян
Пошла выхухоль на базар, мужу баян покупать. Он бы, конечно, и сам мог сходить, да стесняется, жену послал. Вот если б дудка понадобилась какая-нибудь или балалайка, ну, гармошка деревенская на худой конец, он бы конечно. А тут — целый баян. Неудобно как-то, лучше жену отправить.
А на базаре-то чего только нет! И гири пудовые, и пряники с повидлом, даже гармошка губная заморская — и та нашлась. А вот баяна-то как раз и нет. Походила выхухоль, походила попусту и обратно к дому пошла. Только к дому подходит: слышит, как муж на баяне играет. Довольный!
Оказывается, пока она по базару мыкалась, к ним же домой прискакал козёл безоаровый с баяном. Где достал и зачем он ему — козёл и сам не понял толком, говорит, мол, через лопухи к речке пробирался, думал, что репьи к хвосту пристали. Оглянулся: а это баян! Целый! Новенький! Заводской — в масле ещё. Заводские всегда маслом смазывают почему-то.
Набаянились козёл с выхухолем, пока хозяйки дома нет — от души. И с притопом, и с прихлопом. Ещё и поползня косматого к себе позвали. Тот как раз мимо, как бы нечаянно, пролетал. Втроём-то оно по-русски вроде и веселиться привычнее. Тем более, когда тут радость такая — целый баян!
Заходит хозяюшка в дом, а эти трое уже так напрыгались, так начирикались да наблеялись, что и на ногах не стоят. Лежат по лавкам, стонут от счастья-радости баянской.
Огорчилась выхухоль, что без неё это всё прошло, да делать нечего, надо печку топить, мужа кормить. Иначе проснётся голодный и горевать начнёт. Напекла выхухоль оладушек, козла с поползнем подкормила да спровадила из дому потихоньку, и пошла мужа к столу звать: соскучился поди по оладушкам-то…
А баян они на самое почётное место поставили: посреди стола, чтобы если гости нагрянут, то ходить за ним было недалеко. Так он там и прижился.
Пятая сторона света
Сидят выхухоли на крылечке, смотрят, как солнце утром на востоке встаёт. Потом за весь день набегаются по всяким выхухольим делам, а к вечеру опять на крылечко, следят: как солнце на западе исчезает. Весной ещё птицы разные на север летят, курлычут. А по осени они же обратно торопятся — на юга.
Не вытерпела однажды выхухолева жена и спрашивает:
— Ну, хорошо, раз солнце к нам с востока идёт на запад, значит, у нас тут ни востока, ни запада нет. А ежели по птицам судить, то у нас тут ни севера, ни юга тоже нет. Иначе, зачем бы им туда улетать, если то, куда они летят, у нас тут находится? Получается, что от нас можно на все четыре стороны идти, а к нам-то как попасть, а? Мы-то сами где?!
Умная у выхухоля жена, грамотная — жалко только, что ничего не знает. Если б знала, то от неё, наверное, вообще проходу не стало бы. Начали они вместе думать. Ничего не придумывается. Тут мимо пролетал хохлатый старик. Позвали его.
— Признавайся,— говорят,— где мы находимся, если тут ни севера, ни юга, ни запада, ни востока нет? Вот где все мы сейчас? Отвечай!
Заволновался хохлатый старик. Клювом щёлкать начал. На щёлканье авдотка к выхухолям подлетела, а следом лопатень с пискулькой заявились. Думали-гадали — ничего на ум не идёт. Переглядывается птичье племя, крыльями пожимает.
И тут на хохлатого старика звезда упала. Маленькая совсем, но яркая, как искорка. Склевал он её и засиял весь.
— А давайте у медведя спросим,— говорит,— он здесь самый большой, наверное, самый умный.
Позвонили медведю, позвали в гости к выхухолям. Мёда пообещали. Знают, что косолапому надо. Ну, медведь тут же пришёл. За мёдом. А что тянуть-то?
— Где,— говорит,— мой медок? В чём дело? На что ответить надо?
И как только ему всё объяснили, так он рассмеялся на всю ивановскую и говорит:
— В России мы живём, ребятушки! В России! Есть такая — пятая сторона света. Не запад, не восток, не юг, не север, а просто Россия. Кому непонятно? Давайте сюда мой мёд! Можно с чаем…
Голос выхухоля
Народились в семье выхухолей две славные маленькие выхухольки. Мама возле них день-деньской хлопочет: то кормит, то песенки поёт, то подгузники меняет. Одичала совсем. Так она однажды и заявила своему знатному выхухолю.
Хватит, мол, отлынивать от детского воспитания. Посиди, мол, часик с детьми, позанимайся, а я пойду коррекцию когтей делать к ежихе. Ну, и пошла.
Остался папочка один на один с выхухольками. А те спят как раз. Носиками длинными посапывают. Он и обрадовался, на цыпочках к дивану пошёл читать свежую газету «Голос выхухоля». Очень важная газета с проблемами: как дальше жить и до чего мы все докатились. Только зачитался, похрапывать было начал, как в детской грохот раздался. Выхухоль туда бегом. А там… никого. Кроватка на боку лежит. Игрушки разбросаны. Окошко открыто. И только занавески колышутся.
Как прыгнет выхухоль в окно, как помчится сломя голову прямо на речку! Сразу сообразил: куда детки могли направиться. А те уже в бобровую хатку забрались, и давай там свои порядки наводить, безобразничать!
Кое-как собрал выхухоль свою молодую поросль и поволок домой. А выхухольки визжат всю дорогу, из папашиных лапищ всё вырваться норовят. Пока до дома дошёл, одна из двух всё-таки убежала куда-то. Запер он оставшуюся в детской комнате. Окошко на все шпингалеты застегнул да ещё к ручке их привязал. А сам побежал вторую разыскивать.
А тут мама с когтями модными вернулась. Смотрит: дома дитё одно запертое в комнате плачет-надрывается. Другого — и вовсе нигде нет. И папашка исчез куда-то, одна газета на диване от него осталась на самом интересном месте. Ужас!
Выхухоль кое-как ребёнка своего в кустах догнал, запыхался совсем, глазёнки на лбу сошлись, сам думает: ой, что сейчас мне дома будет!
Ну, и было ему дома, конечно, что-то не очень хорошее. Как в воду глядел. С той поры газету «Голос выхухоля» он читает только вслух, громко и бодро и не на диване в гостиной, а в детской комнате. Чтобы не ему одному, а всей семье от газеты хоть какая-то польза была: и жене чтоб нескучно, и дети ума-разума заодно уж набирались.
Выхухоль в отпуске
Пришёл как-то выхухоль с работы и говорит: «Всё! Шабаш! Хватит работать! Пора в отпуск идти! Поехали в Испанию!».
— Ура! — закричали выхухольки.— А почему в Испанию, пап?
— А потому вот и потому,— разволновался отец,— слушайте страшную тайну! Только в далёкой Испании есть у нас с вами хоть и дальние, но всё-таки родственники. Зовут их Дон и Донья Выхухолио Пиренейские. Очень древний род. У всех полно родственников за границей: у зайцев, у белочек, у ёжиков, а вот нам, настоящим выхухолям, только Испания и досталась. Там, в Пиренейских горах, на границе Испании и Франции живут они. Правда, их там очень мало… Короче, поехали!
И полетели выхухоли ближайшим рейсом самолёта завтра же в настоящую Испанию. Дон и Донья Выхухолио Пиренейские встретили их прямо в аэропорту и сразу же увезли к себе в горы.
Вот ведь незадача: народ наш по испаниям ездит, чтобы на пляжах загорать и купаться — Коста Брава, Коста Дорада всякая там, а русским выхухолям для отдыха достались какая-то небольшая горная речка да озерко возле него.
Хозяева оказались ростом помельче наших русских, но очень гостеприимные. Закормили испанскими деликатесами. Выхухольский молодняк вдосталь набегался по горам и нахватался разных красивых слов могучего испанского языка, а папа с мамой всё свои пузики серенькие на солнышке грели и улыбались.
В конце отпуска старший выхухоль даже запел для мамы, как будто опять в России половодье началось. Настоящий выхухоль обычно в половодье только и поёт. А тут, наверное, солнышко повлияло. Правда, пел он, как обычно, на русском выхухольском, поскольку к прочим языкам, несмотря на все усилия, оказался совершенно не способен.
В общем, после отпуска мама сказала, что, наверное, скоро у выхухолек появятся братишки или сестрёнки, или братишки с сестрёнками.
Вот ведь что выхухольское пение с женской душой может сотворить! Представляете? «Эх, вдо-оль по Питерской!..».
Селёдка
«А, ты здесь?» — мордочку выхухоли мучительно озарила вялая радость. За прилавком магазина перед ней стыдливо стояла японская могера. После того, как её место лучшего друга занял косматый поползень, прошло уже достаточно времени, чтобы простить ей всё и забыть как-нибудь. Но не получилось.
«Чего изволите? Мы вам так рады, так рады!» — прощебетала могера неожиданно для себя и до того неестественно приторно-любезно, что выхухоли тут же захотелось поскорее что-нибудь купить у неё и немедленно уйти подобру-поздорову.
Выхухоль второпях купила какую-то селёдку в вакуумной упаковке и тут же рванула домой к мужу и детям. «Вот и свиделись» — на прощанье подумала она.
На улице назревала лютая весна. По траншее между нависающими сугробами выхухоль скоренько добралась до дома, быстро отварила гречневой каши, вскипятила мужу воду для чая и молока ребятишкам. Разложила на столе ложки, вилки, тарелки и кружки.
«Родимые! Идите-ка ужинать!» — нежно позвала выхухоль своё семейство, которое тут же и набежало со всех сторон к столу.
И что же вы думаете? Селёдка-то оказалась тухлой! Вот она какова, могерушка… Ай-яй-яй! Что ж это делается-то, а?
Выхухоль подколодный
Ходит выхухоль по дому из угла в угол. Ходит. Ворчит. Выглянет в окно:
— А? — спрашивает.
— А! — эхо ему отвечает. И горы выхухолю не те, и реки не туда, и всё, как попало. Да, разве ж можно так жить?
И опять ходит он по дому из угла в угол, и опять хандрит.
А на улице дождик идёт. И невдомёк бедолаге носатому, что дождь на самом деле идёт именно потому, что выхухоль хандрит, а не наоборот. И потому выхухолиха права, что ворчит на него из-за бесконечного дождя, а он-то спроста считает, что рехнулась жена. Ничего подобного. Ныть надо меньше, дождя и не будет. А он из дома ушлёпал, чтоб не слышать упрёков.
Нахохлился, залез под какую-то колоду деревянную и трясётся. А дождь ещё пуще наяривает. Подлетел к колоде косматый поползень. Рядом хохлиться начал.
Прячутся от дождя, ворчат оба. Хохлатый старик их услышал и тоже под колоду полез ворчанию подсобить… Недолго, правда, товарищи выхухолю подсобляли, сомлели под колодой, свернулись калачиками и спят.
Не спит один выхухоль подколодный. Ноет и ноет. Всем надоел. Прибежали выхухолята молодые: «Пап, вылезай! Оладушки дома стынут!»
Умолкла колода. Голод не тётка. Нытьё нытьём, а оладушки ждать не будут, как остынут, так совсем уже не то. Побежал. Припрыгал домой и скорее за стол. Оладушек налопался, в окошко глянул. А там — радуга. И солнышко сияет.
Вот здорово-то как!
На рыбалке
— Соседушко! Айда на рыбалку! Погода замечательная: ночь, тишина, ни ветерка, и на озере никого! — зазывали, заманивали бобры выхухоля. Ну, а что он в доме сидит бестолку? Уж лучше на бережку да, глядишь, и с уловом…
— И-эх! Была не была! Подай, жена, удочку! Пойду, счастья рыбацкого попытаю!
Подала выхухоль удочку мужу, а ребятишки сами за ним увязались. Интересно же! Расселись все: бобры на другом берегу, а выхухоль с выхухольками на этом, на ближнем. У бобров дело сразу на лад пошло: рыбёшек одну за другой таскают из озера. А у выхухоля — ничего. Ни одной поклёвки. Водица ровная, как тёмное стекло, не шелохнётся.
Ребятня копошилась, копошилась, всё ждала чего-то, а потом разом уснула возле папы-выхухоля. Сидит выхухоль с удочкой на бережку, на воду смотрит, печалится и ждёт. Вот уже и к нему сон подкрадываться начал, и вдруг на воде мелькнуло что-то быстрое, узкое, длинное-длинное, огненное. Возле поплавка. У выхухоля чуть удочка из лапок не выпала: «Золотая рыбка! Не может быть!!! Точно — золотая! Эх, не успел…».
И следом — опять неподалёку на воде — вжик! Ух, здоровенное какое! Это ж не рыбка, а рыбища какая-то золотая! Деду из сказки маленькая попалась, и то проку-то сколько с неё можно было выпросить! А тут такое плавает, тут уж всякого добра можно… ух!
Заволновался выхухоль. Начал прикидывать, что ему у рыбищи по хозяйству надо бы попросить. Уж он-то своего не упустит! Побежал жену будить, чтобы список составляла, пока он золотую рыбищу отлавливает. Та спросонья ничего понять не может, пока объяснил, пока бумагу да карандаш нашли — скорей, скорей!
Прибежал обратно на бережок: а там этих огненных на воде мелькает — полным-полно. Ребятки! Просыпайтесь! Хватайте удочки! Рыбищу золотую ловить будем!!!
Обрадовались выхухольки. Носятся по берегу. Визжат от радости. Балуются. Папа золотую рыбищу ловит! Вот забава-то!
Носился выхухоль с удочкой вдоль берега. Как увидит золотую черту на воде — сразу туда — удочкой трясти. Запыхался весь, взмок. Ноги уже не держат… Не попадается на удочку рыбища золотая! Ну, никак! Ну, никак!!!
Мама-выхухоль возле дома стоит — с бумагой, с карандашом, в очках, улова ждёт. Старался отец, старался, так устал, что сел на травку, бегать уже не может, удочка из лапок выпадывает, сил никаких. Ой-ёй-ёй…
— Соседушко! — кричат бобры,— Не печалуйся, соседушко! Не вешай носа! Голову подними! Смотри в небе звездопад какой! Звёзды-то какие летают! А ты-то их отражения на воде почто поймать пытаешься? Не надо! Лучше любуйся на красу небесную да ребятишкам, да жене покажи! Повезло тебе: не каждую ночь звездопады случаются! Счастливый ты — соседушко!
Задрал выхухоль голову. Смотрит: и правда, чего расстраиваться… Красота-то какая!!!
Счастье
Явились как-то к выхухолям старинные приятели: три красных волка, козёл безоаровый, дзерен и амурский горал:
— Братишка, айда с нами счастья искать!
— Никуда он с вами не пойдёт,— заявила умная выхухоль и выразительно посмотрела на мужа из-под очков.
— Это почему?
— Прежде чем искать, надо знать, где это находится. Хотя бы примерно.
— Бе-е! А мы знаем! — похвастался безоаровый козёл.
— Знаем, знаем! — закивали головами волки.
— И где? — оживилась мама-выхохуль, а из-за двери детской комнаты тут же повысовывались любопытные выхухоличьи мордашки.— Папуля, ты куда?
— Полевой комбинезон одевать. Видишь: тут дело серьёзное. Счастья искать — это вам не семечки щёлкать.
— Дело, видите ли, в том,— продолжил речь козла вежливый дзерен,— что у нас есть старинная тайная карта, на ней точно указано, где закопано наше счастье. Там много. На всех хватит.
— Счастья много не бывает,— жадным голосом произнесла выхухоль,— давайте сюда вашу карту, мы разберёмся. А вы пока…
— Мамуля, не жадничай,— перебил её выхухоль-папа,— за счастьем пойдут все. Так надо. Понимаешь? Так будет лучше для всех. Дети, одевайтесь теплее. Мы все идём за счастьем! Дорогая, в пути нам понадобятся бутерброды и термос с горячим чаем.
Вскоре все выхухоли собрались на лужайке возле дома, где их поджидали добрые и честные друзья — козлы да волки, все шестеро. И они тут же все вместе отправились за счастьем.
Счастье оказалось совсем недалеко: за речкой на пригорке возле кустов смородины. Выхухоли начали рыть землю, а все остальные им помогали, потому что выхухоли — самые лучшие копальщики земли и строители нор во всей округе… Вскоре из-под земли послышался торжествующий, но тихий, вопль всего выхухолиного семейства: «Нашли!». «Тащите скорее!» — запрыгали от радости козлы да волки. Выхухоли вышли наружу…
В лапках папаши-выхухоля сверкал на солнце маленький хрустальный сундучок с золотой надписью «Счастье».
— У-ууу! Так мало! — огорчено завыли красные волки. И, правда, сундучок был совсем уж крохотный. Все задумались: что теперь с этим счастьем делать, раз его так мало на всех?
Вздохнул папа выхухоль и говорит:
— Ну, ладно. Раз оно такое маленькое, то давайте не будем его открывать и делить, а пусть оно один день побудет у нас дома, а на другой день у волков, а потом — у козлов. Пусть каждый его возьмёт и подержит у себя. Ведь когда счастье в твоих руках, то да, конечно,— это уже само по себе — замечательно! Но передать счастье своему другу и видеть его счастливым — это же такая великая радость.. А когда ты видишь, как счастлив один твой друг, а потом другой, и третий — и все-все друзья твои счастливы, то это же — огромное счастье! Понимаете?
Так они и сделали. Не стали делить счастье, а подарили его — каждому.
Ночной полёт
— Слушай, дорогая, а что ты во сне делаешь?
— Кто? Я? Ничего. Я во сне сплю в кровати. А что? Что во сне можно делать? А ты что — не спишь во сне?
— Нет, я тоже сплю, но тебе снится что-нибудь во сне? Вот, например, я вчера во сне опять летал.
— Ты летал? Я спала в кровати, а ты куда-то летал? И куда, интересно?
— Как «куда»? В небо.
— В какое небо, дорогой? У тебя же крыльев нет и лапки маленькие! И вообще, ты — толстый.
— Не толстый, а упитанный и солидный.
— Прости, ты прав. Да, ты — упитанный и солидный. И никуда ты лететь не можешь, потому что ты выхухоль, а не птица какая-нибудь.
Тут выхухоль обиделся на жену, замолчал и отвернулся. Мама и папа выхухоли стояли на краю зелёной лужайки, по которой с криком, играя в догоняшки, носились маленькие выхухольки… Светило ослепительно яркое и тёплое солнце. По голубому от счастья небу плыли маленькие, как выхухольки, облачка.
— Ну, прости, дорогой. Не дуйся. Летай сколько хочешь, но только во сне! Договорились?
— Как ты не понимаешь! Летать — это же так хорошо!
— Откуда мне знать, если я во сне сплю, как все нормальные замужние выхухоли, а не летаю, как некоторые, непонятно где и с какой целью?!
— Я же тебе уже говорил! Я летаю в небе! И цели у меня нет, потому что это — сон!!! Ну, как тебе объяснить?! Во сне не важно — есть у тебя крылья или нет, толстый ты или тонкий, маленький или большой — не важ-но! Потому что это — сон!
— А-а-а! Поняла. Значит, ты не летаешь. А просто спишь. А потом просыпаешься, завтракаешь и придумываешь разные странные сны, которых я не вижу. И мне обидно, что у тебя есть такие сны, а у меня их нет. А ты всё дразнишься, дразнишься снами… Ы-ы-ы…
Выхухоль расплакалась, так ей стало обидно и жалко себя, несчастную.
— Ну, не плачь. Пожалуйста. Я не хотел.
— Ага! Вот всегда так! Сначала скажет обидное, а потом говорит, что он не хоте-е-ел… Ы-ы-ы…
И тогда выхухоль пообещал жене, что следующей ночью он во сне, прежде чем полететь, обязательно разбудит её, и они полетят вместе.
— А как же дети? — испугалась выхухоль — Вдруг они проснутся среди ночи, увидят, что нас нет, разревутся…
— А мы их тоже в небо возьмём! Полетать! Это же во сне! Там летать не страшно.
На следующее утро хохлатый старик и косматый поползень, случайно встретившись, тут же наперебой стали рассказывать друг другу странный сон, приснившийся каждому из них в отдельности прошлой ночью. Почему странный? Да, потому что оба они во снах своих видели, как по небу пролетала целая стая выхухолей — довольных таких, упитанных, с маленькими крылышками, как у ангелочков. И летали они, и кувыркались в небе, даже, представляете, в догоняшки играли!
Пропажа
— Экий ты выхухоль. И что ж ты такой-то? Почему?
— Да, уж, такой вот я. А что? Хорош?!
— Хоро-ош! Выхухоль он и есть выхухоль! Ни с кем не спутать!
— А на что похож?
— Да на себя самого и похож. Тебе что — этого мало? Повернись бочком. О! Так и стой! Красавец!
— Ты куда? Долго стоять-то? Эх, поползень-поползень — торопыга! Опять куда-то ушмыгнул. Лягу-ка я спать… Нет, не успею. Вот он уже назад летит. С фотоаппаратом почему-то. Ты зачем фотоаппарат приволок? Осторожней с ним, ещё разобьёшь нечаянно.
— Как зачем?! Тебя фотографировать.
— Для чего?
— На память, мало ли что. Спрячешься куда-нибудь. Тебя начнут искать, а фотографии нет. Как тогда искать-то?
— Не собираюсь я прятаться, мне стесняться нечего.
— А вдруг?
— И вдруг не собираюсь. У меня жена, дети, хозяйство. Куда мне от них прятаться-то? Всё равно ведь найдут.
— Ну, что тебе, жалко что ли? Давай я тебя щёлкну. Вот так. И ещё разок. И ещё… Всё. А теперь иди куда хочешь.
— Ладно. Я пошёл… Пока.
— Пока-пока!
И выхухоль куда-то ушёл… Только косматый поползень начал делать фотографии, как навстречу ему идёт мама-выхухоль.
— Привет! Как дела? Ты моего не видел случайно?
— Привет-привет! Видел. Вот этого? — поползень вытащил фотографию. И начал показывать.— Он?!
— А как он попал туда? Он у меня здоровенький!
— Я его специально сфотографировал, чтобы смотрели на фотографию и помнили, каков он — этот выхухоль, который ушёл…
— Как «ушёл»?! Куда «ушёл»??? Вот это новости!
— Не знаю куда. Не сказал. И когда вернётся — тоже не говорил.
— Кошмар. Дай сюда фотографию. У народа поспрашиваю. Детям покажу… А-а-а!!! Помогите! У меня выхухоль пропал!!!!
Внезапно отчаявшаяся выхухоль выхватила у поползня фотографию мужа и убежала. А косматый поползень со своим фотоаппаратом полетел домой, в родное гнездо. Птенчиков пофотографировать: мало ли что? Вдруг тоже пригодится.
Вскоре по всей округе на заборах появились фотографии выхухоля с надписью: «Срочно разыскивается выхухоль! Редкое животное! Занесён в Красную книгу! Живёт только в России!!! Просьба каждому кто его встретит — срочно вернуть домой!».
До самого вечера выхухоль и её дети искали отца, все кусты облазили, все норы проверили, по всем хаткам прошлись. Нигде не нашли.
И только когда вернулись домой, обнаружилось, что выхухоль-папа мирно спит на своём диванчике под свежим номером газеты «Голос выхухоля». Всё это время он находился дома, просто ему некому было об этом сказать.
Так что — не пригодилась фотография.
Вдоль да по речке
Возле выхухолевского дома росла сосна одинокая. Высокая да стройная была. Выбежит, бывало, выхухоль из дому, глянет на сосну: «На месте? Ага, на месте. Ну, значит, всё в порядке. Жить можно».
И дальше живёт. А тут вчера ребятня шушукалась что-то, глазки отворачивала. Поутру выходит выхухоль во двор, смотрит на сосну и ничего понять не может. Вроде, дерево на месте, но что-то не так. Ах, вот оно в чём дело!
Почти на самом верху (уж, не знаю, как получилось) полощется на ветру привязанный к сосновому стволу ужасный пиратский флаг. Чёрный такой, с костями.
Насторожился выхухоль и пошёл маму-выхухолиху звать. Пришла. Смотрит. Лапками всплёскивает, возмущается. «Ух, я этим пиратам сейчас трёпку задам! Ишь, чего удумали! В пираты податься! Ай-яй-яй! Ну-ка, быстренько снимайте флаг!».
Прибежали выхухолята, хнычут «Ну, не надо! Ну, пожалуйста! Это мы так, понарошку… Мы никого грабить не будем, разбойничать не будем, мы хорошие!».
— А чего ж вам, пострелятам, надобно? Зачем вам флаг пиратский? — спрашивает папа-выхухоль строгим голосом.
— Мы путешествовать хотим на кораблике или на плоту хотя бы. Только не успели ещё построить…
Задумался выхухоль, в огород с мамой ушёл шушукаться. А на следующее утро…
— А, ну, просыпайся, народ! Нас ждут великие дела!
Смотрят ребятишки, глазёнки протирают, а в дверях стоит папа, на глазу у него чёрная повязка, к ноге костыль привязан, сам за косяк дверной держится, раскорячился, вот-вот свалится. Обрадовалась ребятня, с кроваток повскакали, визжат.
А у берега плот готовый на волнах качается. Настоящий, выхухолевый. Сели в него всей командой, даже мамулю с собой взяли, хотя она сначала отнекивалась. Ничего, даже самой отчаянной команде повара тоже ведь нужны, а по-морскому — коки. Так мама и стала коком. И поплыла она со всеми вместе вдоль да по речке в дальние страны неведомые… Это же так хорошо, когда все — вместе.
Евтихей
Все выхухоли обожают сказки, особенно сказки про смелых и добрых выхухолей, спасающих мир. Перед сном папа и мама выхухоли обязательно читают эти удивительные волшебные истории сначала ребятишкам, а потом самим себе. У мамы есть своя личная любимая книжка сказок, у папы — своя.
Угомонятся дети, заснут, а взрослые включают ночники и начинают читать. А потом и сами незаметно засыпают…
Мчится выхухоль на коне молодецком прямо на Змея Горыныча, а потом — на Кащея Бессмертного, а потом на серого волка пересаживается и скачет, и скачет куда-то, мечом-кладенцом размахивая. С кем только храбрый выхухоль не сражался — всех побеждал. Одолеет очередного супостата, окинет взором богатырским окрестности, подойдёт к Василисе Прекрасной и Премудрой и говорит: «Ты свободна, прелесть моя! Иди куда хочешь».
А Василиса отвечает ему таким знакомым выхухолевым голоском: «Пошли домой, папулечка, ты — настоящий герой! Только имя своё назови, молодец добрый! И тогда я на всё согласна, даже замуж за тебя пойду!».
Растерялся добрый молодец, слез с коня, сел на пенёк, съел пирожок, думал, думал, а потом и говорит: «Имён у нас, выхухолей, отродясь никто никому не давал, но раз надо, то ладно, так и быть. Только назови меня, краса-девица, сама. На то ты — и Премудрая!»
Сказал и забрался, довольный, на печь, которая по щучьему велению стояла наготове тут же рядом.
Василиса недолго размышляла, на ромашке погадала на выхухоля и говорит: «Будешь Евтихеем! Устраивает?». Выхухоль сразу согласился, стал Евтихеем и даже согласился взять Василису замуж. И только свадьба должна была начаться, как сон кончился.
Проснулся Евтихей, смотрит: а рядом с ним в сказочной фате спит-посапывает его милая славная жена. Загляделся на неё выхухоль, залюбовался. До чего ж она хорошенькая: и хоботок, и пузико, и лапки перепончатые — всё самое лучшее, точь-в-точь Василиса Премудрая да Прекрасная, которая только что приснилась! Родное, своё — оно ведь всегда самое лучшее и есть!
Выхухоль и поползень
Встретилась однажды русская выхухоль с японской могерой и пошли они искать подружек своих: гигантскую бурозубку и малого подковоноса. Идут они, идут по дороге, а навстречу им вместо малого большой подковонос подвернулся. Как подвернулся, так и лежит посреди дороги с подвёрнутой ногой. Лежит, стонет: «Где моя остроухая ночница?! Где моя гигантская вечерница?! Где гигантский мой слепыш?! Ой, друзья-подружки мои! И почто вы меня, подковоносика вашего, покинули? Ой-ёй-ёй! О-хо-хонюшки-и-и!!!».
Удивилась русская выхухоль, обернулась к японской могере и говорит: «Слушай, могерушка, отчего это мир так устроен, что кого положено, того рядом нету, а что подвернулось, то кругом без надобности?».
А могерка японская ничегошеньки не слышит, глазки щурит да носом воздух крутит. А вот почему: чудится ей, будто где-то близко-близко, рядом, ,уже тарбаганом пахнет, да не простым тарбаганом, а самым настоящим монгольским тарбаганищем!
«Сейчас, сейчас», — бормочет могера да как прыгнет в ночную темноту. Ой, визгу, писку было! Пуха, перьев! Словом не передать… Больше могера не появлялась. Зато выползли из темноты, еле дыша, маньчжурский цокор, жёлтая пеструшка и дзерен с перевязкой: та ещё компания. Большой подковонос сразу куда-то отковылял.
И осталась выхухоль одна против всех, как обычно в таких случаях и остаются.
«Ты кто?!» — завопили дзерен с цокором. А перевязка на всякий случай сзади выхухоли встала. И поняла выхохулюшка, что деваться ей некуда. И подняла она очи к небу и возопила несчастным голосом!
И тут же в небе такой гвалт встречный поднялся! Такой птичий базар начался. Ну, никак за этаким не уследить. Амурский горал и козёл безоаровый — уж на что молчуны, и то — заблеяли с перепугу. А над головами отчаянной компании колпица кричит, пискулька носится, савка надрывается, авдотка с лопатенем страху нагоняют. Чернозобик с тиркушкой степной, чеграва с пыжиком короткоклювым, с хохотуном черноголовым, со стариком хохлатым, с суторой тростниковой, с говорушкой красноногой такой поднебесный концерт закатили, что сбежали нагловатые выхухолины супостаты. Сбежали, не солоно хлебавши, и тому рады-радёшеньки…
А потом угомонилось всё. Не сразу, правда. И вот открыла русская выхухоль глазоньки испуганные и видит: никого рядом. Пригляделась, как следует. Ан, нет. Есть кто-то. Не спит ещё, хотя уже и светает.
Стоит на тонких ножках своих неподалёку от выхухоли косматый поползень. Стоит, улыбается, клювом тюкает по камешку придорожному. «Слышь, выхухоль, зачем тебе могеры всякие японские? Ты же своя! И я — свой. Давай дружить. Вместе от врагов обороняться будем. У меня родня крепкая, все друг за дружку держатся…».
Согласилась выхухоль русская. И задружили они с той поры. Крепко-крепко. Так что никто больше русскую выхухоль не смел обижать. Только глянут на косматого поползня и тут же молча — в кусты. От греха подальше. Вот ведь что дружба крепкая может сотворить.
Рыжий хомячок
— Ты что делаешь в нашей норке?! Папа! Мама! Идите сюда! Мы с братом тут поймали кого-то! Или он нас поймал! Ещё не знаем!
Примчались с огорода взрослые выхухоли разбираться: ну-ка, кто это тут у нас завёлся?
Ах, ты! Рыжий какой! А пузатенький! А есть-пить просит как! Глазёнками стреляет! Сразу видно: стреляный воробей — этот рыжий хомячок! А ну, выкладывай: кто таков? Зачем пробрался?
— Ой, хозяева! Ой, что было! Что было-о-о!
— А что было?
— А бежал я к вам из страшной тайной страны Зайзай! Еле вырвался! Скачут там огромные зайзаи по всему острову и стерегут волшебную гигантскую моркву! Растёт морква на огромном сырень-дереве глубокими тёмными ночами. А вокруг зайзаи: скачут и скачут великие да могучие с косыми глазищами. Сами вперёд несутся, а глазищи назад смотрят, за морквой следят.
— Ну, а ты-то причём?
— А нас, рыжих хомячков, зайзаи поработили, работать заставляют: грядки копать, свежие сырень-дерева сажать. Морква с них гроздьями свисает: уж такая крупная, что страшно рядом стоять. Вот-вот на голову свалится, придавит!
— А где это всё находится? Далеко ли от нас?
— Ох, далеко, ребятки! Тайная страна Зайзай находится за тридевять земель в Диком океане на острове. Я сделал себе маленький хомячий плотик и сбежал оттуда по волнам, пока они спали, не шевелились.
— И куда ж ты путь держишь, рыженький?
— А путь я держу в другую волшебную страну под названием Думдум! Есть такая маленькая Думдум, где живут счастливые хомячки. Спят они на маленьких подушечках-думках. И снятся им разные добрые сказки. Какая сказка им понравится, в такую они и летят на думках своих. Повеселятся, порадуются, а потом назад возвращаются и меняются сказками, чтобы и другим веселья досталось.
— А к нам в нору под домом зачем пожаловал?
— Нечаянно я, честное слово! Заблудился просто, пока в Думдум дорожку искал. Вот поверьте мне, выхухоли дорогие, клянусь великой морквой! Не позвольте умереть маленькому хомячку! Дайте ему подкрепиться хорошенько на дорожку!
Выхухоли гостя незваного помыли, причесали, напоили, накормили, колыбельную ему спели и спать уложили. Мама-выхухоль — добрая хозяйка. Да и ребятне интересно же всё. Спит хомячок в гостевой кроватке, волнуется: то ли жуткие зайзаи за ним гоняются по всему острову, то ли прекрасная страна Думдум на горизонте засияла… Кто знает?
А, может, и напридумывал всё? Рыжий ведь, непростой зверёк…
— Ну, и что если даже напридумывал,— говорит выхухоль-папа маме,— ты глянь на наших детёнышей: глазки горят, ушки торчком, а разговоров-то, разговоров между собой! Думдум, Зайзай, морква… Без выдумки и жить-то не так интересно! Пускай потешатся. На неделе, мамуля, готовь нам харчи в дорогу, пойдём с малышнёй искать чудесную Думдум, а потом хомячков спасать будем от ненасытных зайзаев.
И не мотай головой! Всё равно ведь пойдём, ты же меня знаешь!
Про старые времена
Пристала ребятня к папе-выхухолю: расскажи да расскажи про старые времена. Долго он отнекивался, но когда утащили у него свежий номер любимой газеты «Голос выхухоля», терпеть стало совсем уже невмоготу.
Сдался старый выхухоль Евтихей, покряхтел, погоревал о свежей прессе, созвал детишек и говорит так жалостливо:
— Ребятушки, давайте сразу договоримся: я вам про старые времена расскажу, а вы мне газетку вернёте и подушечку «дум-дум», под которую хорошо спится, достанете. Ага?
А детворе-то что, жалко что ли: тут же головами закивала, мол, всё вернём, принесём, достанем, ты только сказывай скорее про старые времена, не тяни.
Ну, слушайте… Жили в стародавние годы на Руси древние выхухоли. Хотя это они сейчас выглядели бы древними, а тогда очень даже шустрыми были и молодыми.
А вокруг росли дремучие леса, стояли нехоженые болота и текли непуганые реки. Изредка только по дальней кружной дороженьке проскочит на могучем коне Илья Муромец какой-нибудь или Добрыня Никитич, и опять лет на триста время затихает.
А в соседях с нашими прародителями жили тогда разные удивительные существа — славянские духи. Круглый год в лесной чаще прятались, надували щёки и аукали пузатые ауки, а по осени в опавшей листве шуршали маленькие лохматые лесавки. Из кучи опавших листьев возле нашего теперешнего дома на лесавкины голоса отзывался старенький листин. А за непослушными, как вы, ребятишками в сумерках из камышей являлся бабай с большим суровым мешком.
Летом после дождя на солнечных лугах скакали по мокрой траве и распевали песенки луговые — те ещё озорники… А по всему небу, разгоняя последние дождевые облака, летали огромные призрачные существа — облакопрогонники.
В заповедных пущах следил за порядком строгий серьёзный пущевик: чуть заприметит где-нибудь лесной пожар, сразу туда торопится, гасит. А уж шишиг на болотах было — видимо-невидимо! Как начнут квакать отовсюду, так хоть уши затыкай.
В домах же выхухольих селились ласковые цмоки: молочко по ночам пили причмокивая. Ну, и детишек перед сном целовали, конечно…
Так бы и слушали юные выхухольки папины истории про древнюю заповедную славянскую жизнь выхухолей, если бы мама не позвала всех есть только что испечённый пирог с клюквой. Но раз мама позвала, то надо торопиться, тем более, когда от печки такой вкусный дух по всему дому расходится…
— Золотко,— интересуется папа, с аппетитом поедая уже третий кусок пирога,— а откуда у нас клюква-то взялась?
— Как «откуда»? Вы разве не видели, как к нам утром шишига с болота заглядывала? Вот она-то клюковку и принесла, а ещё вам всем, ребятки, и папе тоже — привет передавала, хорошенький такой приветик, симпатичный. Вот, поглядите, послушайте, как ваш привет в шишигиной корзинке под лавкой до сих пор листьями шуршит… Всем слышно? То-то и оно. Ешьте, ешьте пирог. Завтра ещё испеку.
Хароша
Прилетела авдотка в гости к выхухолям, чаем с баранками угостилась, детишек родителям похвалила, чтоб хозяева довольны были, поблагодарила всех и улетела.
А наутро встретилась авдотка с лопатенем, с колпицей да с хохотуном черноголовым и стала им рассказывать, как вчера в гостях побывала. А в конце своего рассказа начала она вдруг жалеть выхухолеву жену:
— А уж жена-то выхухолева — ох, кака хароша! И печёт, и стирает, и гладит, и прибирается по дому: уж така хозяюшка, така справна, така могутна! Одна беда у ней — имени нету. У мужа ейного имя есть — Евтихеем кличут, а у неё, нищастной, нету никакова имени!
Закивал сочувственно головами птичий народ. Да-а-а, жалко бедолажку-выхухоль. Мог бы её муженёк и позаботиться, дать имечко хозяюшке дома своего.
Разнеслась эта история по всем окрестным местам. Дошла она и до Евтихея. Передали ему, что жёнушку его все жалеют. Как же так: без имени жить? Послушал Евтихей, помучался совестью и говорит:
— Знаю, кака хароша ты у меня. Такой и оставайся, миленькая моя. Нарекаю тебя с лёгкого авдоткиного языка Харошей. Пусть теперь все нас с тобой зовут Евтихей и Хароша.
Васильки
— Евтихеюшка! Слышь-ко, у безоарового козла двойня родилась: козлик и козочка! То-то радости родителям! Надо бы сходить, поздравить: приглашение прислали…
— А кто сказал, моя Хароша?
— Авдотка новости на хвосте принесла, а под крылом — приглашение.
— Ой, славно-то как! Раз такое дело — непременно надо идти.
Собрались выхухоли в гости, стали подарок придумывать.
— Давай-ка, Евтихеюшка, подарим козликам безоаровым по букету цветов, наших, русских,— предложила Хароша.
— Точно! Козлику молодому подарим букет синих-пресиних васильков!
— Это хорошо! А вот козочке как? Ведь синее-то дарят мальчикам, а девочкам — розовое.
— Ну, и не беда. Подарим козочке розовые, нет, даже малинового цвета василёчки!
— А разве такие есть?
— Конечно, луговым-то васильком издавна кличут кого? Малиновый цветок…
— Ох, красиво-то как? А ещё маме и папе безоаровым тоже бы по букету надобно.
— И это горе — не беда! Отцу безоаровому вручим букет настоящих русских белых васильков, а мамочке… а мамочке ярко-жёлтые васильки подыщем.
— Батюшки! Неужто и они — тоже василёчки?
— А ты как думала? Конечно…
Ну, что ж: сказано — сделано. Набрали выхухоли васильков разноцветных на целых четыре букета: и жёлтых, и белых, и синих, и малиновых… Младшие выхухольки вручили цветы родителям, а старшие — папа с мамой — наоборот: новорождённым. То-то радости было! Спасибо тебе, василёчек! Спасибо, родной! Вот все говорят, что ты — небесного цвета. А ведь так оно и есть: небо-то в разное время суток — тоже разного цвета бывает.