Опубликовано в журнале День и ночь, номер 1, 2009
ЕЩЁ ОДИН ГОД
Прожит ещё один год, 51-й год после окончания Великой трагической войны, отголоски которой настигают нас и по сию пору – вот мой фронтовой друг из Орска пишет, что одолевают хвори, болит старая рана, старость накатила – 72 года. Он – мой одногодок и уже мечтает только о лёгкой смерти, без мучений и никому не нужных оттяжек, “всё устроено по Божьему завету – мудро, наступает время уступать место на земле внукам и правнукам, только б не изведали они нашей доли-участи и жили бы мирно на мирной земле…”
“Лёгкой жизни я просил у Бога, надо б лёгкой смерти попросить”, – изрёк когда-то мудрый поэт, но печально вспоминаются и произносятся эти слова, может, оттого, что не было “лёгкой-то жизни”, и прошла она в вечной тревоге, в борьбе с нуждой, со злом, в заботах о хлебе насущном.
И всё время по окраинам России загорались кровавые конфликты, возникали огненные очаги, готовые разгореться в неслыханный пожар новой мировой войны. Если ничего не горело по окраинам нашим, мы “добровольно” лезли в конфликты зарубежные, защищать чью-то свободу, восстанавливать справедливость, то в Испании, то на Кубе, то в Эфиопии, то в арабской пустыне, то в джунглях Африки, то аж в Южной Америке, а в это время под шумок в стране творился произвол, массовый террор, в лагерях смерти, которым позавидовали бы и немецкие фашисты, через колено ломался хребет самого покорного и законопослушного русского народа.
Вспомнить смешно сейчас, но это было, было – мы патриотически воспитанной массой защищали бедную Джамилю Бухиред из Туниса, француженку, в нетрезвом виде улёгшуюся на рельсы, чтобы преградить дорогу поезду, везущему солдат на подавление восстания в Алжире. А уж как мы сострадали из бараков и из спецпереселенческих казарм бедному чернокожему певцу Полю Робсону, имеющему всего лишь несколько вилл и “незначительный капитал” по американским меркам.
“Так приезжай же к нам, товарищ Робсон, и будешь ты свободен, как и я!” – бия себя в грудь кулаком, кричал со сцены Усольлага знакомый мой поэт-пермяк, ни за что, ни про что мотающий “червонец” после фронта, взятый в тюрьму прямо с госпитальной койки…
Всех-то нам пожалеть и утешить хотелось – такой мы жалостливый народ. Но кто же, кроме Бога, пожалеет и утешит нас, российских простодушных людей, кто поклонится России за то, что она заслонила собой Европу, спасла мир от фашизма и своим горьким примером, миллионами жертв, реками крови спасла ту же Европу, тот же мир от красной опасности, от сатаны, которая истерзала наш народ, наше обескровленное отечество? Никто-никто больше не хочет коммунизма, никто-никто не желает идти нашим безумным и горестным путём.
Лишь наш затурканный, замороженный, обобранный и угнетённый коммунистами народ, немалая часть его, снова хочет повторить кровавый наш и голодный путь, устеленный русскими костями.
Боже, Боже! За что ты насылаешь нам снова это испытание, это бедствие? Ведь мы ещё и не жили по-человечески, оглядеться не успели. Неужто мы, безбожники, отступники от веры, обесценившие самое ценное – жизнь человеческую, истерзавшие себя и свою тихую природу, так провинились перед Тобой?! Но мы уже понесли кару за грехи наши, так пожалей детей наших и внуков! И прости нас в преддверии той высокой и чистой жизни, в которой нет “ни болезней, ни страданий, ни горя, ни стенаний, а жизнь бесконечна…”. И успокой, успокой нас, чад своих, устремлённых в геенну огненную, “ибо не ведают, что творят…”
22 ИЮНЯ
Всё-таки прав мудрец Лев Толстой: война – это преступление против разума, и если люди приучились именно на войне проявлять свои лучшие качества: мужество, выносливость, товарищество, беззаветное служение Родине и народу, – преступление это двойное – оно ещё и против человечности, ибо все эти прекрасные сами по себе качества даны человеку Богом и природой совсем для других целей – для любви к ближнему, для жизни и созидания на земле, а не для разрушения того, что сотворено и дано человеку Создателем.
Два страшных авантюриста, охваченные идеями завоевания мира, вовлекли два великих народа в кровопролитную войну – в результате проиграли и они, и весь мир – жизнь обесценилась ещё больше, земые ресурсы подорваны, по земле мутной волною катится одичание, безверие, жажда сиюминутных благ и удовольствий. Войною сбитое с нормального пути человечество слепо, бездумно и весело катится к пропасти.
Весёлого на войне было мало, а если и было, то это “веселье” примитивного человека, обречённого существовать на грани животного, прячущегося от смерти в земляной норе, горькое же и страшное вспоминать тяжело, а писать о войне и совсем занятие тяжкое, неблагодарное – работа на износ.
(“Прямая речь”, 1996 г.)
ЗОЛОТАЯ СЕРЕДИНА КУЛЬТУРЫ
Выступление на научно-практической конференции “Чтение в библиотеках российской провинции”
С этой трибуны мне, прежде всего, хотелось бы поблагодарить библиотекарей за их поистине подвижнический труд сегодня и привести для примера слова З. Гердта, к которому я отношусь с большим уважением и как к артисту, и за то, что он не оставил Россию в трудный час и не уехал в Израиль, как многие, хотя его и очень приглашают. Так вот, по словам З. Гердта: “Культура сейчас в России находится в провинции, а золотая середина той культуры – это музейные работники, учителя, библиотекари”, – в чём я с ним полностью согласен, особенно по отношению к библиотекарям. И я хочу привести один яркий пример из жизни краевой научной библиотеки, где мне очень часто приходится бывать, а однажды стать свидетелем одной удивительной сцены. Директор библиотеки возмущалась своими сотрудниками: “Дуры, дуры, им 3-й месяц зарплаты не платят, ребятишки одни кинуты, на дорогу денег нет, а они про какую-то методику сцепились, как казаки шашками рубятся”. И, конечно, это преступление, что им зарплату не платят и во многом обижают их, но и слава им за то, что есть ещё сегодня в России люди, что за культуру, как казаки, шашками рубятся.
Хочу вспомнить, как боролись библиотекари “научной” за свою новую пристройку и выстояли, и при своих небольших возможностях оборудовали замечательные залы, и всем показали, что можно и культурно жить, и даже культурно работать.
Говоря о важности и подвижничестве труда библиотекаря сегодня, я хотел бы напомнить собравшимся о подобной благодарной деятельности российских библиотек в прошлом – а именно о библиотеках Павленко. Был такой издатель Павленко. Артиллерийский капитан, вышел в отставку, занялся издательским делом. Первым начал издавать серию “ЖЗЛ”. издал собрание сочинений Писарева и много чего хорошего. А весь накопленный капитал завещал после смерти на создание библиотек по всей России. “Павленковских” библиотек по России было создано 2500. Некоторые размещались в школьных шкафах, у некоторых были свои помещения. Недавно журнал “Уральский следопыт” провёл исследование, что сталось с этими библиотеками, и снова обнаружилось, какому разгрому подверглась культура России, остались лишь крохи “Павленковских” библиотек, обнаруженные кое-где на Урале. И вот так же, как когда-то в прошлом веке просвещали народные массы Павленковские библиотеки, так и сегодня – несут культуру и знание наши современные библиотекари в те же самые массы. И спасибо им за это.
Не могу не отметить и то, что, любя своё дело, не хотят сегодня библиотекари уходить из своих библиотек на другую работу. Вот на примере овсянковской библиотеки, откуда не хотят уходить в сельсовет библиотекари, хотя там и платят больше и регулярно. Уходят и возвращаются. Не могут они там, к своему делу привычные.
И в завершение хочу обратиться ко всем, кто связал себя с библиотечным делом, – держитесь, дорогие мои! И надеюсь, что честные библиотекари, библиотекари по призванию, никогда не оставят своего необходимого обществу дела, а уж народ как-нибудь, как встарь, когда находил для учителей, обучавших по деревням ребятишек, кусок хлеба с квасом, найдёт и для вас этот кусок хлеба с квасом. Не даст погибнуть. А там, даст Бог, всё образуется, и выстоит Россия, и заживёт полегче, да побогаче, надежды для этого есть.
Овсянка, 16 августа, 1996 г.
Литературные встречи в русской провинции.
ПРОФЕССИЯ ПРЕКРАСНАЯ И ПРОКЛЯТАЯ
Речь на церемонии открытия Красноярского литературного лицея
Дорогие учителя и дети! Не надо только думать ни детям, ни вам, что вы научите тут писать кого-то. Но если вы повысите у детей общую культуру, читательскую культуру, если заинтересуете их книгами, чтением, это уже будет большая победа. А что касается писательского труда, то вот уже скоро будет пятьдесят лет, как я занимаюсь этим делом… И чем дальше я писал, тем больше убеждался, что я писать не умею. Сейчас, заканчивая итоговое собрание сочинений, я особенно во многом разочаровался, плевался, ругался… Но неудовлетворённость собой – это и есть как раз то, чему учатся очень долго и упорно.
На этом я о литературе брошу говорить, а буду говорить немножко о другом. На днях я был на премьере балета “Жизель” в оперном театре. Спектакль очень хороший, на хорошем уровне, чистенький, какой-то светлый, хорошо поставленный, не затянутый, как иногда у нас в провинции бывает. Но больше всего меня обрадовало то, что Жизель была курносая, наша, и полный зал был подростков. Вот это больше всего обрадовало, потому что когда начитаешься газет, то кажется, что все подростки наши толкутся в подъездах, курят марихуану и занимаются ещё какими-то непотребными делами. Нет, оказывается, в оперном театре были подростки, и вели себя прилично. В очереди слегка потолкались за мороженым, а так в общем-то всё вполне прилично было. И судя по аплодисментам, они уже, по-современному говоря, в этом деле “волокут”, не просто, как бараны, сидят. И я радуюсь тому, что хотя бы часть детей выключают из нашего бедственного положения, из этой порчи, которая происходит вокруг, и куда-то их призывают, ведут, и дети получают заряд культуры… Может быть, это громко сказано, это уже зависит от них самих в основном.
Я рад, что появляется в Красноярске ещё такая “ячейка”, где ребята будут сидеть и не просто думать, чёрт знает о чём, и толкаться, они будут читать, слушать Марину, а это большое счастье, дети, что вы слушаете такую преподавательницу, как Марина наша… я просто завидую вам, хотел бы родиться вновь и сидеть, её слушать. Когда она приехала ко мне в Овсянку с этим письмом к директору “Красцветмета”, Владимиру Николаевичу Гулидову, я за голову схватился, говорю: “Миленькая, Марина, этот Гулидов уже как колхозный петух… Кто только его не щиплет! Ну, попробуй, попробуй, попроси маленькую эту сумму на ремонт. Если даст, Господь его спасёт когда-то, в Царствие небесное поместит за все его благие дела”. И вот он нам помог. И все, кто нам помогли в этом, тоже будут иметь причастие к тому, что тридцать-пятьдесят детей они приобщили к культуре. И сами при этом лучше стали. Потому что делающий добро всегда становится лучше.
Я от души всего хорошего вам желаю. Ещё раз повторяю, что писать научиться нельзя. Если Бог дал, потихонечку, не зазнаваясь, что – вот я, поэтесса уже… не надо… Я знаю многих очень хороших русских писателей, с которыми учился на Высших литературных курсах, общался десятки лет… они с большим трудом и очень редко произносят слово “писатель”, в любом удобном случае о себе они скажут “литератор”, очень осторожно. Потому что это очень большая ответственность. В России, где писали Пушкин, Гоголь, Толстой, Тургенев, Достоевский… да ещё так называемая второстепенная литература, которая составила бы честь любого европейского государства… Произносить после них слово “писатель”?.. Да и они редко его произносили, чаще говорили “сочинитель”. Слово “сочинитель” – мне всё-таки больше нравится, больше оно соответствует истине и той профессии, которая существует в этом мире. Профессия прекрасная и проклятая. Ничего тяжелее нет. По крайней мере, я не знаю. Работал я рабочим всяких специальностей… И в горячем цехе работал, в аду бывал, но знаю, что вот это – уже на износ. Это изнашивает навсегда. Всё изнашивает!
Если только вы соглашаетесь с тем, что вы будете литераторами, готовясь к огромному внутреннему постоянному труду, постоянному чтению от утра и до вечера, чтению не только того, что вам нравится, но чаще всего того, что вам не нравится, совершенствованию, обязательному приобщению к музыке, к природе… без этого никакого литератора не бывает… И – просто будьте здоровы! Была в шестидесятые годы такая эпиграмма:
Орёл был у нас председателем.
Зайчишка был наш издатель,
А критиком был медведь.
Чтобы быть российским писателем,
Большое здоровье надо иметь!
Чего я вам и желаю!