Опубликовано в журнале День и ночь, номер 5, 2008
Корчиков Павел Петрович был обычным преподавателем на кафедре теплофизики. Ростом он был невысок, фигурой напоминал плюшку и носил большие очки, которые делали его похожим на муху. Студенты пренебрегали его предметом, особых научных достижений тоже не было. В общем, все считали Павла Петровича совершенно невзрачным человеком, и никто не знал, что он философ.
Учеников, правда, у него не было и трактатов он не писал, так что его идеи не получили распространения. Но Павла Петровича это не смущало, скорей, наоборот, отказавшись от пропаганды, он полностью сосредоточился на совершенствовании собственной жизни.
Главной его мыслью было: “Не бороться”. Этот девиз можно было поставить под всеми пятьюдесятью четырьмя годами его жизни и, может быть, впоследствии эту фразу выведут на его надгробии.
Зачатки такого мировоззрения появились у него ещё в детском садике, когда он без боя уступал другим детям свои игрушки и конфеты. Уже тогда можно было выделить положительные и отрицательные стороны такой позиции: у тебя нет конфет, но и тумаков ты тоже не получаешь. Маленький Паша ещё, бывало, проявлял характер, но тяготы взрослой жизни окончательно убедили его отказаться от стремления к конфетам.
Паша не любил активных игр, логических задачек и уроков труда. А любил он только две вещи: лёжа на диване, размышлять о жизни и пить чай с булочками, с конфетами или ещё с чем-нибудь сладким.
Естественно, Пашу Корчикова не прельщали тяготы военной службы, ведь тяжёлая работа вообще противоречила его идеям, поэтому он решил поступать в институт. Конкурсы, суматоха вокруг экзаменов и тяжёлая подготовка очень угнетали его и тоже не вписывались в идеологию, но выход нашёлся. На кафедре теплофизики в тот год был большой недобор, и его с радостью приняли. Там же он остался работать по окончании института.
Ни жены, ни детей у преподавателя теплофизики никогда не было. “Зачем мне это? С женщинами столько хлопот”, – говорил он, бывало, словно оправдываясь. Но он лгал. Иногда принимая экзамен у симпатичной студентки, Павел Петрович начинал нервничать, запинаться, краснеть. От девушки словно несло каким-то невыносимым жаром, воздух наэлектризовывался от её резких дешёвых духов. Он старательно смотрел в её работу, отворачивался, глядя в окно, или пытался сделать вид, что задумался, но взгляд так и лип к её ногам, к тонкой бледной шее, к груди. Наконец, получив отметку, студентка весело вскакивала и убегала с простодушной радостью.
“Может, получится как-нибудь само собой”, – надеялся Павел Петрович. Но в технических вузах было мало женщин, и само собой почти ничего не получалось. А чтобы добиться чего-то не “само собой”, нужно было худеть, тратиться на цветы и обеды, сочинять стихи и заниматься прочей неприятной ему ерундой. Наконец, Корчиков сделал над собой титаническое усилие и решил быть верным своим идеям до конца.
“Надо же, – подумал он тогда, – чтобы отказаться от желания, нужна такая же сила воли, как и чтобы осуществить его”.
Советское правительство не любило холостяков и не хотело давать Павлу Петровичу даже комнату, не то что квартиру. А, учитывая его философию, он, кажется, был обречён до смерти жить в общежитии, но… однажды случился пожар, и счастливых погорельцев расселили по отдельным квартирам.
Дом лифта не имел, а подниматься на четвёртый этаж страдающему одышкой Павлу Петровичу было тяжело. Сосед сверху много пил, шумел и нередко затапливал квартиру Корчикова. Но получить другую квартиру или обменять её он никогда не пытался – это бы уже было борьбой. За всю жизнь Павел Петрович ничего не изменил в интерьере своего дома. Спустя тридцать лет на стенах висели всё те же обои, пожелтевшие, с чёрными точками грибка от постоянной сырости, в комнате стоял тот же стол, уже изрядно потёртый, и тот же, столь любимый Павлом Петровичем, диван, просаленный, кажется, насквозь. Но в этой неряшливости, как ни странно, он находил моральное удовлетворение. “Почти как Диоген”, – самодовольно думал философ.
Автомобиль казался Корчикову настоящим чудовищем. Множество мелких деталек, непонятно сцепленных друг с другом и норовящих каждую секунду сломаться, необходимость следить за бензином в баке и уровнем масла, сдавать на права и договариваться с назойливыми гаишниками – нет, ужасно, как люди убиваются ради тележки с четырьмя колёсами. К счастью, институт был недалеко, и можно было ходить пешком.
Как и любой философ, Павел Петрович наблюдал за людьми и рассуждал о них. Студентов и своих коллег, преподавателей, он делил на две части: одни (их было большинство) были, в сущности, приверженцами его идей, хотя и не соглашались с ним на словах, а вторые были трудоголиками. Эта категория людей вызывала у него смесь зависти и сочувствия. Они получали красные дипломы, научные степени, деньги, но платили за это страшную цену: недосыпание, сверхурочную работу и инфаркты. Корчиков чувствовал себя подавленно, слушая про чужие награды, но, видя красные воспалённые глаза и синие подглазицы награждённого, внутренне торжествовал.
Обычный его день начинался с бутербродов и сладкого чая. Затем он шёл на работу, начитывал свои лекции, на которые ходили лишь желающие получить красный диплом, половина вечера проходила за проверкой курсовых, и тут подступала его единственная проблема: свободное время, давившее его скукой.
Само по себе это было довольно странно: он ведь всегда отчаянно открещивался от любой работы, каждый раз старался уйти домой пораньше, задавал более простые расчёты, что бы их было проще проверять, но высвобожденное время не приносило никакого удовольствия. “Интересно, – подумал однажды Павел Петрович, – работа – бремя, но и свободное время тоже бремя”. И проблема эта, похоже, носила глобальный характер. “Недаром же была создана целая индустрия уничтожения времени”, – рассуждал философ. Но даже философ Павел Петрович задумался об этом всего один раз и больше никогда не вспоминал о глобальной проблеме.
Времени, в общем-то, оставалось не так уж много: несколько часов вечером, перед сном, и воскресный день после обеда. Рассуждать подолгу надоедало, а отдых Павел Петрович признавал исключительно пассивный и способов убить время придумал множество. Он старательно отгадывал судоку, собирал пазлы из пяти тысяч кусочков, играл в шашки с самим собой, читал дамские детективы, до пяти раз на дню обедал, пил чай и, конечно же, смотрел телевизор. Всё это было неинтересно и вместо удовольствия приносило чувство усталости или, опять же, скуки. Время тянулось медленно-медленно, но всё же день постепенно приближался к ночи, и Корчиков мог отдаться любимейшему из своих занятий – сну.
Так проходила его жизнь. Каждый день был в точности таким же, как предыдущий, таким же, как год назад, таким же, каким будет спустя десять лет. Только лицо в зеркале становилось всё более обрюзгшим, а плешка на голове всё росла. Спустя несколько лет он вышел бы на пенсию и, избавленный от необходимости работать, достиг бы своего идеала, целиком посвятив себя философии и разгадыванию судоку, но…
Случилось ли это из-за того, что соседка снизу травила тараканов, или дала о себе знать антисанитария пьяницы сверху, только однажды Павел Петрович, сидя перед телевизором и уплетая булочки, ощутил резкий зуд в левой щиколотке. Инстинктивно, собачьим жестом он нагнулся, чтобы почесаться, и вдруг, к своему ужасу, увидел… блоху.
Мерзкое насекомое испугалось и скрылось, делая гигантские прыжки.
В тот же вечер его укусили ещё несколько раз, и вскоре появилось целое войско блох. Они мешали спать, прыгали точками в ванной и кусали ноги, если он не надевал носков.
Впрочем, справиться с блохами было несложно. Павел Петрович купил целую коробку спрея от насекомых и обрызгал им весь дом. Воздух дыбом стоял от резкого сладковатого запаха, но блохам спрей тоже не понравился, и они исчезли.
Уже казалось, что враг отступил, и Павел Петрович впервые в жизни ощущал моральное удовлетворение победы, когда на него обрушился второй удар судьбы.
Проснувшись утром, Корчиков обнаружил на батоне следы мелких острых зубов. В тот день Павел Петрович своих любимых бутербродов не ел и на работу ушёл голодным.
Эта небольшая неприятность его очень расстроила. Но в обеденный перерыв Корчиков пообедал плотнее, чем обычно, и так победил голод. Таинственного же врага он победил ещё проще: убрал на ночь батон в металлическую хлебницу. И на следующее утро снова ел свои бутерброды.
Однако противник вовсе не спешил капитулировать.
Спустя несколько дней, когда он выдавал проверенные работы, студенты стали возмущаться, что курсовые изгрызены. По краям белых листов действительно была рваная бахрома из следов от укусов. Что ещё хуже, пострадал и купленный недавно детектив. Мягкая обложка и страницы из дешёвой бумаги особенно понравились нарушителю спокойствия.
Подобные следы Павел Петрович стал замечать и на мебели, включая любимый им диван.
Но блохи и погрызенная мебель были не бедой, а лишь предвестниками беды.
Как-то раз, зайдя в туалет, преподаватель теплофизики заметил в углу шевелящуюся тёмную массу. От неожиданности и гадкого звериного запаха Павел Петрович замер.
В замусоренном отсыревшем углу, за унитазом, из кучи грязной свалявшейся шерсти на него смотрели два крошечных, как бусинки, хищных вороватых глаза.
– Ай! – завопил Корчиков женским голоском и, пулей выскочив из туалета, захлопнул дверь.
В сущности, этим неведомым существом был всего лишь маленький крысёныш, но на философа это произвело неизгладимое впечатление.
Долго, должно быть, с минуту он стоял, удерживая ручку, будто боялся, что чудовище попытается проломить дверь. Постепенно, отдышавшись и успокоившись, Павел Петрович решился снова заглянуть за дверь уборной.
Он резко приоткрыл дверь ровно на такую крошечную щёлку, через которую можно было заглянуть внутрь одним глазом, но через которую не пролетела бы даже муха.
Никто не попытался на него напасть. В туалете было пусто. Крыса, видимо, испугалась не меньше, чем сам Корчиков, и юркнула в какую-то щель.
Остаток вечера Корчиков провёл в раздумьях, детектив не читал, курсовые не проверил и в туалет заходил с опаской. Он нервно ходил из угла в угол своей единственной комнаты, сложив руки за спиной. Случилось то, чего он всю жизнь боялся: Философ натолкнулся на проблему, которую не мог не замечать. Павлу Петровичу уже стало казаться, что он достиг совершенной отрешённости от материального мира, так равнодушен он был сырым пятнам на потолке, к пожелтевшим обоям, к скучной работе, к одиночеству. Но он всегда знал, что есть одна драгоценная для него вещь, от которой ему никогда не отказаться и которая ему дороже всех прочих благ – покой. Ради этого он мог пойти на любые, самые мерзкие и унизительные жертвы, но крыса посягала как раз на его бесценное спокойствие, и, теперь, как ему это было ни противно, Павел Петрович вынужден был вступить в борьбу.
– Кошмар, – говорил он с эмоциональностью, какой у него никто не видел уже два десятка лет, – кошмар, кошмар, – Павел Петрович невидящим взглядом смотрел в пол и тряс головой, – Какой кошмар!
Его голова почти разрывалась от множества мыслей, но в отличие от всего, что было в предыдущие годы, это были не философские, а сугубо практические мысли. “Кошки едят мышей, – подумал он, – значит, можно завести кота”. Мысль была проста до гениальности, но тут Корчикову живо представился рыжий с полосками кот, толстый, как он сам, и такой же ленивый. Нет, такой кот быстро наплюёт на мышей и будет вместо них воровать у Павла Петровича пельмени со стола. Не говоря уже о том, что он начнёт метить территорию или точить когти о диван, и что всё будет в кошачьей шерсти.
– Нет, – подумал вслух философ. Он помахал рукой, будто развеивая неприятное видение, и снова отдался своим размышлениям.
Корчиков и не заметил, как самозабвенно и даже с удовольствием погрузился в это дело. Он думал о яде, и о капкане, и о том, чтобы выжить крысу ультразвуком или заколотить туалет и пользоваться одной лишь ванной, и многие другие. К страху и волнению неожиданно примешалось приятное волнение в сердце, он уже хотел достать миллиметровку и чертить придуманный только что капкан… Но вечер клонился к ночи, крыса больше не появлялась, и постепенно ему снова пришла в голову самая приятная для всех людей мысль: “А, может, это как-нибудь решится само собой?” Может, больше не появится это страшное существо, и ему не придётся ничего делать. И хотя где-то в глубине души его кололо понимание абсурдности этой надежды, но она была так проста и привычна, что он с лёгкостью позволил ей себя обмануть.
Павел Петрович поужинал плотнее обычного, чтобы успокоиться, попил чай, тихонечко лёг на свой любимый диван и заснул.
Сначала спалось сладко. Ему снился чудесный мир будущего, где, благодаря достижениям науки, всю работу на себя взяли машины, где автоматы готовят для него обед, поправляют под ним подушечку, вытирают ему рот салфеткой и даже чистят ему зубы. Так прекрасен, был этот автоматический рай. Но постепенно сон стал принимать другой оборот. Он увидел канализацию, тёмную и пропитанную зловонными парами, потоки нечистот и где-то в глубине этого страшного подземелья крысиную нору. Павел Петрович увидел своего врага с первых дней его жизни. Он видел, как почти весь крысиный выводок погиб, и как последний крысёныш отчаянно боролся за жизнь. Как это существо, гонимое всеми и прячущееся ото всех, росло и набирало силы. Всю жизнь крыса проводила в темноте, скрываясь от опасного солнца в подвалах, трещинах домов, в туннелях, в канализации. Она вечно убегала от кошек, от собак и от людей. Каждый кусок пищи стоил ей пота и крови: его нужно было либо подолгу искать на скудной свалке, либо красть с риском для жизни у людей, либо отвоёвывать в драках со своими же сородичами. Каждый следующий день для неё мог стать последним, каждый день был вызовом, борьбой. Но, закалённая непомерно тяжёлой для такого маленького существа жизнью, крыса обладала чудовищной волей. Кажется, в её крохотном тельце было заключено больше силы, чем во всём огромном Павле Петровиче. И вот закалённый в боях солдат встречается со своим врагом – слабым изнеженным человеком. Вот она крадётся ночью по комнате, оставляя грязные следы на паласе. Она крадётся, а ничего не подозревающий человек спит на мягком диване, высунув ноги с нежными пухлыми пальцами из-под одеяла. Крыса подходит и злодейски заносит разинутую пасть над мягким большим пальцем человека…
Павел Петрович проснулся от резкого шума на кухне. Он насторожённо оглянулся и пощупал большие пальцы своих ног. Пальцы были на месте, но на кухне определённо кто-то скрёбся.
Корчиков встал, на цыпочках подошёл к столу и тихонько нащупал массивную стальную линейку и фонарик. Сначала он хотел пойти на кухню босиком, но сон ещё так явственно рисовал ему чудовище, кусающее нежные пальчики на ногах, что он вернулся и надел тапки. С фонариком и длинной, поднятой кверху линейкой Павел Петрович двинулся на кухню, словно средневековый рыцарь с факелом и мечом, готовящийся сразиться с драконом. И сердце его забилось с такой силой, будто ему и в самом деле предстоял бой не на жизнь, а на смерть.
Рыцарь по очереди осветил фонариком каждый угол, посветил под тумбой и под столом, но дракона нигде не было – должно быть, его испугал свет и звук шагов. Корчиков включил свет, чтобы посмотреть получше. Экономная лампочка в светильнике слепила глаза спросонок, а на часах было пять утра.
Павел Петрович достал чайник, чтобы попить воды, раз уж всё равно встал. “Да, – подумалось ему, пока он пил воду, – дело принимает скверный оборот”. Проблема не только не исчезла сама по себе, но, кажется, нарастала. Павел Петрович начал было раздумывать над этой проблемой, но думать над ней было неприятно, и он решил подумать с утра.
Он уже выключил свет и собирался снова лечь спать, как вдруг маленькая тень промелькнула у него под ногами. Корчиков взвизгнул и выронил линейку.
Преподаватель теплофизики ещё долго стоял ошарашенный, а линейка звенела и извивалась, как змея, у его ног.
Заснуть он не мог ещё долго. Ноги укрыл одеялом, подоткнул и поджал под себя, но, всё ещё мучимый кошмаром, каждую минуту открывал глаза и проверял, не подкрадывается ли кто к его большим пальцам. Ему постоянно мерещилось, что на кухне снова кто-то начал скрестись. Между тем на улице начало светлеть, и солнце прокралось в комнату. С приходом света нелепый страх развеялся, но теперь заснуть было невозможно. Павел Петрович укрылся с головой одеялом, потом сунул голову под подушку, но всё равно всюду его настигал проклятый свет. Как назло, на улице начали шуметь, а стрелка будильника безжалостно приближалась ко времени подъёма.
Древний механический будильник зазвенел, как разорвавшаяся бомба. Корчиков не выспался, лекции в этот день читал быстро и нервно, постоянно сбивался, так что даже самые прилежные студенты не могли ничего разобрать.
В столовой у него был такой озабоченный вид, что другие преподаватели стали между собой одобрительно поговаривать: “Какой Корчиков задумчивый, наверно, задумал какой-то проект” И в самом деле никогда ещё он не был так сосредоточен на чем-либо.
Вечером он набрался решимости и принялся действовать.
По пути с работы Павел Петрович зашёл в магазин со скучным названием “Хозтовары” и купил крысиного яда. Яд представлял собой зёрнышки, покрашенные в красный цвет. С ехидным самодовольным видом он насыпал этих зёрнышек на бумажку и положил её под тумбу на кухне. Спать Корчиков лёг настолько уверенным в своей победе, что даже пожалел врага.
Наутро кучка красных зёрнышек уменьшилась. Противник попался на крючок – это была верная победа. Но на всякий случай Павел Петрович насыпал ещё зёрнышек.
На следующий день кучка опять уменьшилась. Враг ещё не был повержен окончательно, но по-прежнему шёл навстречу своей смерти. Корчиков насыпал ещё, и сердце у него сжалось при мысли, что он убивает живое существо.
Но и на третий и на четвёртый день кучка продолжала уменьшаться к утру. Зёрна стали заканчиваться, а в душу Павла Петровича закралось сомнение в качестве яда.
На пятый день, отгадывая вечером судоку, доцент услышал шуршание под тумбой – крыса искала свою привычную пищу.
– Халтура! – не выдержав, возмутился вслух Павел Петрович, заглянув под тумбу, – Какой это яд! Его можно использовать в качестве корма! Да, я на них… – но фразу он не закончил. Подавать жалобы, скандалить, отстаивать свои потребительские права – всё это было против его правил. “С крысой я расправлюсь, – уверенно подумал он, – но в остальном буду верен себе”
Крыса же была совсем другим существом. Она не только не боялась отстаивать своё, но и была готова присваивать чужое. И в последующие дни неустанно доказывала Корчикову своё превосходство, портя мебель и шурша по ночам.
Блохи тоже боролись за право распоряжаться квартирой. Теперь они прыгали по всему дому, и приходилось всё время брызгаться средством от насекомых.
Потеряв немало времени на раздумье, Павел Петрович решился перейти к более решительным действиям.
Хотя магазин “Хозтовары”, в котором он всю жизнь запасался нужными вещами, значительно упал в его глазах после случая с зёрнышками, но идти в другой магазин было лень. За непомерную, по его мнению (которым он, впрочем, ни с кем не поделился), цену в “Хозтоварах” была куплена мышеловка. Это чудо инженерной мысли представляло собой металлическую клетку со сложным механизмом захлопывания дверцы. Как представителю технических наук Корчикову эта идея показалась очень интересной.
В ловушку был установлен кусочек сыра. Оставалось только подождать.
Павел Петрович, довольный, лёг спать и ночью слышал, как сработала ловушка.
Проснулся он необычайно бодрым и довольным. Напевая нечленораздельную песенку, прошёл на кухню, заварил себе чай. День выдался солнечным и тёплым. Корчиков предвкушал сладкий вкус победы.
Попив чай, он нагнулся, чтобы вытащить из-под тумбы мышеловку и отнести её на помойку, где он по душевной доброте выпустит побеждённого противника. Но…
Клетка была пуста. Павел Петрович, ошарашенный, схватил её и принялся вертеть в руках, пытаясь понять, где чудо инженерной мысли допустило сбой.
Нет, ловушка сработала идеально. Механизм, надёжный, как швейцарские часы, захлопнул дверцу и намертво её зафиксировал. Вне сомнений крыса в этот момент была внутри. Но весь человеческий гений оказался бессилен перед волей к жизни одного-единственного существа. Один из прутиков был перегрызен.
“Поразительно”, – подумал Корчиков. Перегрызть стальной прут – это было похлеще, чем рассчитать электропечь. Должно быть, у грызуна ушла на это почти вся ночь, и он порядочно подпортил зубы.
Павел Петрович, совершенно подавленный, отнёс ловушку на помойку. В очередной раз человек был повержен силами природы.
После этого случая у преподавателя совершенно опустились руки. Была зачётная неделя. Все зачёты и курсовые он принял молча, не глядя на отвечающих студентов и не слушая их. Машинально расписывался в зачётках, не глядя, вручал их счастливым учащимся. Больше он не пытался купить ядовитый корм или ловушки – философ решил убежать и от этой проблемы. Дома он стал заправлять трико в носки, чтобы не кусали блохи, и брызгаться без конца спреем от насекомых. Книжки, курсовые и газетки с судоку прятал в шкаф, еду закрывал в холодильнике. Но крыса всё равно находила корм. Теперь, слыша шорох за тумбой, он уже не пытался её спугнуть, не нагибался посмотреть на своего противника. Но и противник перестал его бояться: если раньше, заслышав шаги Павла Петровича, крыса замирала или тут же пряталась, то теперь она не смущалась и продолжала заниматься своими делами. Несколько раз он видел, как совсем близко от него вредитель пересекал дорогу и снова прятался под тумбой или за углом. Ходить в туалет Корчиков теперь побаивался и старался, как можно меньше там задерживаться. В квартире воцарилась антисанитария и прежняя, к тому же отравленная поражением, скука.
– Что-то вы плохо выглядите, – стали говорить ему соседи. Павел Петрович и в самом деле исхудал, плохо спал, всё реже брился и мылся. Студенты посмеивались над ним почти откровенно, а прохожие стали принимать за алкоголика.
В очередной раз отказавшись от борьбы, Корчиков вернул в свою жизнь покой, но теперь этот покой был ещё более жалким, чем раньше.
Однажды вечером, вялый и измученный, преподаватель проверял убогие расчёты студентов, когда совсем осмелевшая крыса показалась в углу комнаты. От хорошего питания она выросла, окрепла. Теперь это был уже не пугливый крысёныш, а зверь размером с кролика.
“До чего я опустился”, – подумал Павел Петрович и нём вдруг возникло раздражение.
– Брысь, – тихо, но злобно прошипел он.
Враг не шелохнулся. Он продолжал ползать, не обращая на человека никакого внимания.
– Брысь. Брысь!- уже громче пригрозил Корчиков. Лицо Павла Петровича стало багроветь, а маленькие глазки за очками налились кровью.
– Брысь!!!- крикнул он, вставая в полный рост.
– Брысь!! – он топнул ногой, – Брысь!!!
Крыса повернулась к нему, ощетинилась и показала уродливые резцы. Чудовище совсем перестало его уважать. Теперь оно считало, что человека можно и припугнуть иногда.
Павел Петрович и в самом деле поначалу испугался. Он чуть отшатнулся назад, видя её решительность и огромные размеры, и крысе это придало уверенности. Она сделала резкий угрожающий выпад в сторону человека.
Испуганный и разозлённый Павел Петрович схватил первое, что попалось под руку – линейку. Ту самую стальную линейку, тот рыцарский меч, с которым он когда-то обследовал кухню.
– Уть! – многозначительно фыркнул он и замахнулся линейкой.
Крыса линейки испугалась и отшатнулась назад. Этот маленький успех вдохновил Павла Петровича.
– Вон! – он снова взмахнул линейкой, и она снова произвела эффект.
– Вон! Вон! Вон из моего дома! – крикнул он победоносно.
Стальная линейка просвистела в воздухе. Крыса отпрыгнула назад, попятилась и побежала.
– Вон! Вон! – кричал Корчиков ещё более воодушевлённо.
Противник отступал по всем фронтам, и армия-освободитель преследовала его. Крыса побежала в угол, выскочила из комнаты и бросилась наутёк по коридору. Удачным ударом Корчиков вырвал у врага клок шерсти. Зверёныш подбежал к туалету, чтобы скрыться в спасительной трещине стены, но, к несчастью, туалет оказался заперт.
Крыса оказалась загнана в угол. Павел Петрович встал таким образом, чтобы перегородить все пути к отступлению.
Он уже начал думать, что делать с поверженным врагом, но…
Запуганное, пойманное в ловушку существо, понимая всю отчаянность своего положения, решилось на крайний шаг. Не побоявшись ни линейки, ни массивного Корчикова, крыса бросилась в атаку.
Крысиные челюсти лязгнули возле его ноги. Павел Петрович отшатнулся назад, выронил от неожиданности свой меч, и, испугавшись, бросился бежать.
Теперь противник не отставал. Только что почти побеждённый, он теперь жаждал реванша. Крыса, выставив уродливые острые зубки, преследовала мудреца.
– Караул! – закричал Корчиков. Коридор показался ему, как никогда, длинным, а все силы были потрачены на преследование.
Понимая, что в этом его единственное спасение, он прыжком залетел в кухню и захлопнул за собой дверь.
– Фух-фух-фух, – еле дышал Павел Петрович. А чудовище всё ещё поджидало его за стеклянной дверью кухни, демонстрируя огромные жёлтые зубы.
Осада длилась долго.
Наконец человек с учёной степенью признал своё поражение.
Дверь кухни чуть-чуть приоткрылась, и из щёлки вылетел кусок булки. Контрибуции были быстро съедены.
Видя, что противник не удалился, Павел Петрович добавил к этому ещё полбулки. Крыса приняла выкуп и присмирела.
Корчиков осмелился, наконец, открыть дверь. Зверь не бросился на него, но агрессивно пискнул. Корчиков кинул целую плюшку, но и тогда враг не был удовлетворён. Павел Петрович достал блюдечко, налил на него молока и боязливо подвинул крысе.
Крыса принялась пить молоко, а Корчиков, униженный и обессилевший, опустился рядом на пол, чтобы перевести дух.
Спустя полгода, санитарный инспектор пришёл навестить дом Павла Петровича из- за жалоб соседей.
– Корчиков здесь живёт? – спросил инспектор, стучась в тонкую фанерную дверь.
– Здесь, – послышался из- за двери жалкий писклявый голосок. Скрипнули петли, и инспектор обомлел.
Павла Петровича невозможно было узнать. Он похудел, под глазами у него появились синие круги, он был не брит, одна пола рубашки была аккуратно заправлена в трико, другая была предоставлена сама себе.
– Вам чего? – спросил он, покорно пропуская шокированного человека внутрь.
В квартире стояла невозможная вонь. Всюду лежал мелкий крысиный помёт. Всё было грязным, запущенным и замшелым. На кухне крысы бегали, не боясь ничего, и даже попискивали на незнакомого человека. Теперь была уже не одна крыса, а целое войско. Крыса-победительница дала приплод, и теперь всюду были её потомки. Привыкшие к робости и покорности Корчикова, они считали, что все люди таковы, и совершенно не боялись санинспектора.
Крысы зашипели на людей.
– Вам лучше отойти, – сказал Павел Петрович, уводя незнакомца от опасной кухни, – они есть хотят.
Корчиков боязливо запрыгнул на кухню, быстро налил в блюдце молока и молниеносно выскочил, опасаясь новых хозяев квартиры.
– Вы собственно, что хотели? – спросил он. Казалось, обилие крыс и их власть в доме совершенно не смущали его.
– Да нет, нет, ничего, – инспектор, как можно быстрее, отдалился от Корчикова и от кухни и шмыгнул за дверь.
Выйдя на свежий воздух и отдышавшись от тлетворного запаха крысиной шерсти, он сначала хотел написать отчёт об антисанитарном состоянии проверенной квартиры, но, взяв ручку, задумался.
– Н-нет, – многозначительно сказал он, – это уже дело не санинспекции.
И санитарный инспектор набрал на своём телефоне номер психиатрической скорой помощи.
Корчиков остался верен своим идеям до конца. Он не сопротивлялся приехавшим санитарам, не кричал, что он здоров, а спокойно поехал с ними. И они увезли его туда, где философ, избавленный, наконец, от необходимости что-либо делать, обрёл свой долгожданный рай.