Опубликовано в журнале День и ночь, номер 4, 2008
“…Однажды, глубоко-глубоко, за северным полярным кругом, появилась мысль. А, как водится, всё, что “за” — пронизано в высшей степени одиночеством и неприкаянностью. Вот, к примеру: “руки за спину”, “стройся один за другим”, “прыгнуть за борт”. Не выходит ничего у одиночества хорошего, ибо зациклено на себе, оттого тоскует страшно и обязательно от той тоски погибнет. В особенности, если оно — из заполярья. А может и не оттуда. А может и не из стылой тундры, а из столицы, которая в вымощенной камнем площади, которая в башнях, которые в чугунных пушках, которые в большом кабинете, который в маленькой чернильнице, в которой так темно, что кажется — нет в ней ничего, и только в гранёных хрустальных стенках отражаются тоскующие по себе пышные седые усы и трубка. Не столь важно откуда родом была мысль, главное, что воплощена была как раз там — на трассе Чум-Салехард-Игарка. Со всеми истекающими чёрной болотной водой, сыростью и гнилью лаггородков, мочой и желчью трюмов последствиями. И так много рельсовых скреплений, шпал, мостов подпирали эти самые последствия, что стали её звать Великой северной магистралью. А когда железнодорожное полотно на многие сотни километров обглодало время, да так начисто, что только человеческие косточки и остались, стали называть последствия дорогой Мёртвых. Мёртвой дорогой(1) Мёртвых.
И креститься.
Говоря — “как же, как же?” и ничего не понимая. Потому как есть у одиночества одно свойство — понятно оно только тому, кто им заражён. А остальным — нет. Не получается у остальных никогда прочувствовать чужое одиночество, тем паче — посторонних усов или трубки. Потому и с великой мыслью о северной железной дороге — так и не разобрались. Так до сих пор и не ясно — к чему она была нужна…”.
Такими словами выдует грустный фиолетовый пузырь Кайнын-Кутхо, да и умолкнет. Чтобы сил набраться для следующего.
В северной части Камчатского полумесяца, у подножия буйных гор Корякского поверья, возвышается насыпь. Железнодорожная насыпь над нотой. Если вы доберётесь сюда, то непременно её встретите. Главное, не пытайтесь по ноте сориентироваться. Ибо главное правило жителей, обитающих в предгорьях Корякского поверья в том, что как раз по нотам ориентироваться не нужно. Ведь совсем не обязательно, что нужная нота уже имеется.
Насыпь ту называют ещё по-другому — фильтрующей насыпью для очищения сточных нот. А раз так называют, то нота, которая очистит всю грязь, забившуюся в поры буйных гор, когда-нибудь обязательно прозвучит. Пока же — идите на насыпь. Ежели что.
Она усыпана песком и раковинами каури, и потому очень походит на расшитую бисером тюбетейку Кайнын-Кутхо. Сам же Кайнын-Кутхо сидит поверх насыпи, тюбетейку не поправляет, а держит у пасти дудочку и выдувает минорные пузыри. Оно, конечно, приятнее, когда бы пузыри получались мажорными, но в здешних местах отчего-то считается встретить его, Кайнын-Кутхо — бога-медведя всех северных территорий, плохой приметой. А в особенности — услышать пузырь с правдивой историей. Или — что ещё хуже — получить такой пузырь в подарок. Поэтому сторонятся его и очень опасаются. И даже расшитая бисером тюбетейка с серебряными монетками по четырём сторонам хоть и делает Кайнын-Кутхо нарядным и привлекательным, но сближению с людьми не способствует.
Сидит целыми днями Кайнын-Кутхо, носами пошитых из тюленьих шкур сапог вертит, да на дудочке-гэйнэчгине играет. Иногда проплывёт мимо сонная невиданная рыба, и случайно, в дремоте, запутается в медвежьей шерсти:
— Ой, — вздохнёт про себя рыба.
— Извините, — ответит медведь.
— Ничего, это всё из-за быстрого течения(2). Да и дождь сегодня обещали, — подумает рыба.
— Тогда, если Вы не против, я продолжу, — проиграет медведь.
Ми
Нор
До
Выдуется золотым пузырём “до” подножия буйных гор, “до” самых глубоких истоков поверья, поросших мхом, “до” расставленных тут и там сетей, запутается в них и поникнет.
— Рельсы-рельсы! — сразу же заголосит звонко кто-то за небом, и потащит вверх. — Шпалы-шпалы! — Неровно, рывками, подтягивая сети, решётками вдавливающиеся в золотые пузырные бока. — Ехал поезд запоздалый… — И видно, что тяжело тянуть, потому как вон сколько мелкой гальки с неба просыпалось — крепко упирается кто-то ногами, пока тянет.
— Дождь, — не выдержав камнепада, громко лопнет золотой пузырь. И рассыплет очередную, исправно обглоданную временем, правдивую историю.
— Обещали, — вздохнёт рыба, и вместо пузыря окажется подтянутой сетью под самые планктоновые облака.
— Пришёл слон — потоптал, потоптал… — умолкнет, осекшись, кто-то за небом, обнаружив в сетях только рыбу. Вздохнёт, разочарованый, не найдя от исчезнувшего пузыря и толики последствий. Швырнёт рыбу обратно. И, возможно что-то скажет ещё… да только кто услышит, когда по всему северу расплываются пузырями звуки —
Ми
Нор
До
И плавают рыбы. И позвякивают монетки на тюбетейке. И забытый бог с тонкой дудочкой из гусиного пера, изо всех сил старается не заболеть одиночеством. Потому как ничего оно хорошего не приносило. Никогда.
г. Ташкент
1. В 1948-м было начато строительство трансполярной магистрали — железной дороги Чум—Салехард—Игарка для связывания глубоководного морской порта в географическом центре страны, в Игарке, с жд системой СССР; надо было облегчить вывоз никеля из Норильска и дать работу сотням тысяч заключенных, переполнивших лагеря и тюрьмы. Западная часть дороги стала 501-й стройкой ГУЛАГа, восточная — 503-й. Стройка прекращена после смерти Сталина, в 1953 году. При строительстве дороги погибло более 300 тысяч человек.
2. Фуга (буквально — бег, быстрое течение), музыкальное произведение, основанное на контрапункте и имитации; высшая полифоническая форма. Имитационные проведения темы во всех голосах перемежаются интермедиями. Фуги пишутся на 2–4 голоса.