Опубликовано в журнале День и ночь, номер 3, 2008
ALL WE NEED…
Я отнюдь не прошу,
чтобы мне соглашательно вторили;
пусть и физик, и лирик
останутся вновь при своих.
Я безбожно смешаю
капризные краски истории,
гладиаторский бой
променяв на вокзал для двоих.
Поживём в новом мире,
где войны не стали рутиною,
набросаем на холст
самых дивных в палитре
мазков
и увидим, что больше не спорят
альков с гильотиною,
потому что в их спорах
всегда побеждает
альков.
Глянь-ка: в небе Венера.
Чиста и прозрачна к утру она —
как промытый невиданный жемчуг,
как пушкинский слог…
Отпускаю на ветер
истерики Мао и Трумана,
забираю в копилку
влюблённых простой диалог.
От фантазий таких не устану,
признаюсь по правде я;
пусть любовь, как река,
размывает устои плотин,
и бросает гвоздики
на меч императора Клавдия
самый вечный из хиппи на свете,
святой Валентин.
САМАНТА СМИТ
Одного только цвета клавиши.
Ни господ тебе, ни холопов.
Сэр Андропов болеет, знаешь ли,
и зачем тебе сэр Андропов?!
Вот, смотри, на столе вареники;
вот, смотри, золотые рыбки…
На каком заграничном тренинге
учат деток такой улыбке?!
Понимаешь, с тобою легче и
как-то больше дышать охота…
Вечно рядом квадратноплечие,
но такая у них работа.
А тебе безразличны ранги и
ты становишься первой леди
на пространстве от Новой Англии
до страны, где везде медведи.
Мы простились, носами хлюпая,
отделившись в другую касту…
Ну, зачем же ты села, глупая,
в самолёт, что летел в Огасту?!
Силы тяжести, силы трения —
ждите новых реинкарнаций.
Остановлены стрелки времени
на досужем числе “13”.
Прапраправнуки По и Пушкина
нынче ближе и так, и этак:
эфэсбэшнику с цэрэушником
вместе весело на фуршетах,
в их ладонях компАс и вёсла и
нет им равных на белом свете…
Не играйте в войнушки, взрослые;
в них всегда побеждают дети.
БОСТОНСКИЙ БЛЮЗ
Вровень с землёй — заката клубничный мусс.
Восемь часов по местному. Вход в метро.
Лето висит на городе ниткой бус…
Мелочь в потёртой шляпе. Плакат Монро.
Грустный хозяин шляпы играет блюз.
Мимо течёт небрежный прохожий люд;
сполох чужого хохота. Инь и Ян…
Рядом. Мне надо — рядом. На пять минут
стать эпицентром сотни луизиан.
Я не гурман, но мне не к лицу фастфуд.
Мама, мне тошно; мама, мне путь открыт
только в края, где счастье сошло на ноль…
Пальцы на грифе “Фендера” ест артрит;
не потому ль гитары земная боль
полнит горячий воздух на Summer Street?!
Ты Би Би Кинг сегодня. Ты Бадди Гай.
Чёрная кожа. Чёрное пламя глаз.
Как это всё же страшно — увидеть край…
Быстро темнеет в этот вечерний час.
На тебе денег, brother.
Играй.
Играй.
ПЯТОЕ КОЛЕСО
Нелепый, как в террариуме — сом,
как Бах на дискотеке в стиле рэгги,
он был в телеге пятым колесом
для вящего спокойствия телеги.
Неслышен, незаметен, невесом…
Но если сел в ковчег — не ной в ковчеге.
Ещё не господин, уже не раб,
он просто брёл. О боге и о чёрте
не думая. Этап сменял этап.
А время в алхимической реторте
всё таяло. В пути любой ухаб
взрывался в подреберье и аорте.
И ясным днём не видел он ни зги
в бесформенных клубах житейской пыли.
Он не умел молиться: “Помоги!”
и не имел понятия о стиле.
Он, надрываясь, возвращал долги,
которые давно ему простили.
Урочный час. Приют взамен шале.
Не отделив ответы от вопросов,
всё в мире знавший о добре и зле,
из рук его упал прогнивший посох.
Ничто не изменилось на земле.
Арба ползёт на четырёх колёсах.
ЭКВИЛИБРИУМ
I.
Тревоги — обесточь. Уйди наружу, вон,
в метель и круговерть, от зла, от сверхзадачи,
туда, где к водам твердь прильнула по-собачьи,
туда, где скрыла ночь и первый план, и фон.
В припадке провода. Растерзанный картон.
Ночь пишем, день в уме. Сроднись со снежной пылью…
Дыша в лицо зиме планктонной волглой гнилью,
скандалит, как всегда, похмельный Посейдон.
Скрипит земная ось, затёртая до дыр…
Лишь только ночь и ты, и свист печальный, тонкий…
Вот так же — с пустоты, с мальмстримовой воронки —
так всё и началось, когда рождался мир.
Найди одну из вер. Осталось два часа;
придумай волшебство, торя пути надежде…
И, право, что с того, что это было прежде —
Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
II.
Когда монета встанет на ребро,
ты пораскинешь лобной долей львиной
и перечтёшь “Женитьбу Фигаро”,
и пересмотришь “Восемь с половиной”,
вдохнёшь сквозняк из затемнённых ниш,
зимой предвосхитишь дыханье мая,
простишь друзей, врагов благословишь,
при этом их местами не меняя.
Держа судьбу, как сумку, на весу,
ты пыль с неё стряхнёшь и счистишь плесень.
Баланс сойдётся с точностью до су,
небесным восхищая равновесьем.
Растает снег, и опадёт листва,
дождётся всё законного финала…
А от тебя останутся слова —
не так уж много.
И не так уж мало.
г. Бостон