Опубликовано в журнале День и ночь, номер 2, 2008
ДЭЙЗИ
— Коля, вставай, уже шесть. Опять опоздаешь. — Катя стянула одеяло с мужа, включила светильник на прикроватной тумбочке, — вставай, сам же просил разбудить пораньше. Завтрак стынет…
— Слышу, не глухой, — пробурчал Николай. — Никуда не пойду сегодня. Надоело всё. Мёрзнешь, мёрзнешь по три часа, а толку нет: возьмут два человека, и всё, дверь перед носом захлопнут… Что ходить напрасно… — Недовольно ворча, он всё-таки поднялся с постели, пошёл в ванную.
— А если не ходить, то и вообще можно с голоду помереть! — Катерина сердито стукнула о стол сковородкой со слипшимися серыми макаронами.
— Опять макароны! — скривился Николай. Он брезгливо поковырялся в сковородке, отложил вилку, — налей чаю!
Чай был жиденький, невкусный и несладкий. Сахар закончился ещё вчера. Катя перетрясла все пакеты, банки из-под сахара в надежде, что какие-то крупинки песка остались, но ничего не наскребла.
Николай выпил чай, Катя стала убирать со стола.
— Так что, пойдёшь на биржу? — спросила она, видя, что муж никуда не торопится.
— Пойду! — раздражённо бросил он и пошёл одеваться.
— Шарф не забудь, холодно на улице.
Он, ничего не ответив, вышел, хлопнув дверью. Катя, тяжело вздохнув, принялась мыть посуду. Хотелось плакать, но слёз не было. Как жить дальше, на что? Скоро и макароны закончатся. Масла уже месяц не видели, о мясе давно забыли. Хорошо, что хоть ребятишки в школе питаются бесплатно, а то бы не знала, что и делать. Правда, в школе тоже придумали — для бесплатно питающихся детей завели отдельный столик, дети стыдятся, большие уже, понимают, что это унижение. Для чего разделять-то? И так переживают, что одеты плохо, что не могут деньги сдавать на классные мероприятия, на подарки учительнице, а тут ещё этот бесплатный столик… Она оглядела комнату. Может, ковёр продать? Да кому теперь нужны ковры! Это раньше выстаивали очередь, гонялись за талонами, чтобы купить ковёр или стенку… Был достаток, хотелось всё иметь, как у людей. Жили хорошо, грех жаловаться, и кто бы мог подумать, что всё так повернётся! Перестройка эта чёртова! Работал бы завод, и они бы не бедствовали. Коля хорошо зарабатывал, да и она, хоть и в садике работала, зарплата маленькая была, но всё-таки домой что-то приносила… А сейчас!.. Хорошо, хоть изредка от родителей из деревни картошки-моркошки привезут, а то бы вообще хана. Надо весной участок под картошку взять, иначе следующую зиму не пережить…
День прошёл в домашних хлопотах: помыла полы, постирала, погладила обветшавшее бельё… Скоро ребятишки из школы придут, а там и Николай вернётся. Господи, хоть бы повезло, подвернулась бы ему какая-нибудь работёнка. Что же сварить на ужин? Макароны в горло не лезут, надоели, да и они скоро кончатся. Где же взять денег? Пойду-ка к соседке, может, займёт рублей сто. Стыдно, правда, уже и так ей должна, всё никак отдать не могу.
Постучавшись к соседке и не дождавшись ответа, она вышла на улицу. На улице было сыро и промозгло, ветер остервенело гнул ветки тополей, поднимал в воздух сухие листья, обрывки газет, старые полиэтиленовые пакеты и другой мусор, в изобилии валявшийся на земле… От безрадостной картины на душе стало ещё тяжелее… Как изменилась жизнь..! Ещё недавно жили не тужили, веселились, ездили в отпуск, с друзьями собирались… А сейчас и друзей-то не стало. Да что собираться — о своей беспросветной жизни говорить надоело, а больше не о чем. Все мысли о том, как выжить.
А Николай как изменился! Раньше весёлый был, энергии на десятерых хватало, а теперь лежит целыми днями на диване и молчит. Без работы уже два года. Опустился, озлобился. Раздражается по каждому поводу. Завод остановился, новые хозяева всё растащили, разворовали, а народ на улице оказался… Работы никакой. Кое-кто из знакомых занялся бизнесом — продаёт шмотки на рынке. Но чтобы вещи для продажи купить, тоже капитал нужен, а где же его взять! Да и не каждый может этим заниматься. Тем более, Николай. Был ведущим инженером на заводе, уважаемым человеком — и вдруг на рынке лифчики продавать!
Она вспомнила, как, поддавшись общему ажиотажу, они поехали однажды на соседнюю станцию, к поезду “Москва-Пекин”, который стоял там минут тридцать, и едущие в нём китайцы продавали вещи прямо с поезда. Весь перрон был запружён народом, на привокзальной площади не было свободного места, чтобы припарковать машину. Люди стояли молча, вглядываясь вдаль, ждали поезда. И вот он подошёл. Что тут началось, Катя до сих пор вспоминает это со стыдом и отвращением. Люди, как сумасшедшие, кинулись к поезду, рвали друг у друга из руки китайские шмотки, ругались, кричали… Всё это напоминало кадры из фильма о гражданской войне, когда люди с боем брали теплушки… Сверху, из окон вагонов скалились китайцы. Было нестерпимо стыдно.
Они с Николаем отошли в конец поезда, там было поменьше народа. “Купите куртку”, — предложил молодой китаец. Рядом с ним красовалась в окне дородная русская деваха. Они неуверенно переглянулись — может, правда купить Николаю кожаную куртку? “Купите, купите, товар качественный”, — девушка бросила им куртку. Николай примерил — очень даже неплохо сидела, да и качество вроде ничего. Катя вытащила деньги, протянула их в окно. “Куртку давайте”, — заулыбался китаец. “Деньги возьми, мы покупаем”, — нетерпеливо крикнул Николай, поезд вот-вот должен был отойти. “Давай сначала куртку сюда”, — настаивал китаец. Николай, удивляясь его тупости, отпустил куртку, и тот скрылся с ней в глубине вагона. Поезд дёрнулся… “Давай деньги”, — снова показался в окне китаец. “А куртка?” “ Сначала давай деньги”, — китаец выхватил из рук Николая деньги и бросил ему куртку…Поезд тронулся, парочка в окне весело смеялась — девица так просто умирала со смеху. Катя с мужем не понимали, чего они так веселятся… Потом поняли… Куртка была сильно поношенная, вся в дырках, подкладка висела лохмотьями… Катя заплакала — деньги были последние…
Так и не встретив никого из знакомых, она уныло побрела к своему подъезду. Придётся на ужин опять макароны подавать. Эх, было бы хоть одно яйцо, залила бы им эти проклятые макароны — и в духовку, всё повкуснее…
У самой двери подъезда копошился маленький чёрненький щенок. Всё его тельце сотрясала дрожь, он жалобно повизгивал, поджимал кривые лапки, которые расползались на скользких плитках крыльца…
Бедненький, да кто же тебя выбросил, такого славненького? Или ты просто потерялся? Иди сюда, маленький, сейчас пойдём погреемся. Она взяла трясущегося щенка на руки, прижала к себе, из его чёрных красивых глаз-бусинок катились слёзы…
Дома укутала его своей вязаной кофтой, налила тёплого чаю в блюдечко. Щенок пить не стал, продолжал мелко-мелко дрожать. Молочка бы ему, да где взять… Потом он, видно, согрелся, и вскоре с дивана послышалось тихое посапывание…
Катя написала несколько объявлений и расклеила их в подъезде — на каждом этаже. Может, кто откликнется. Такая собачка славная, наверно, породистая, вон уши как висят, чуть не до пола. И шёрстка мягкая, блестящая. Сразу видно, что домашний, ухоженный…
С появлением Дэйзи, так назвали щенка, в их дом вернулось что-то тёплое, почти забытое, когда вся семья собиралась вместе, когда дети не стремились убежать из дома — хоть куда, лишь бы не слышать ссор родителей. Они играли с ним, выводили гулять и уже стали бояться, как бы не нашлись его настоящие хозяева. Но хозяева не находились, а потом про них и думать забыли.
Катя стала замечать, что и у Николая при взгляде на Дэйзи теплеют глаза, он часто играл с ним и даже сам купал. Он всё ещё нигде не работал, перебивался случайными заработками, денег в доме по-прежнему не было. Среди этой нищеты, неопределённости, неуверенности и разочарований Дэйзи был как светлый лучик. Он оказался способным учеником и скоро уже выполнял различные трюки, стоял на задних ногах, приносил тапочки и так далее.
Когда у Николая случалась работа и появлялись деньги, он покупал своему любимцу молоко, свиные рёбрышки, варил супчик…Катя только удивлялась, глядя на эту трогательную дружбу… Николай стал просто неузнаваемый, вернее, стал почти таким, как был прежде — добрым, ласковым, заботливым. Он уже охотно выводил Дэйзи на прогулку, познакомился с другими владельцами собак, часто по телефону обсуждал с ними различные проблемы собачьей жизни, одним словом, у него появился какой-то интерес в жизни. Дэйзи признавал только Николая, даже спал с ним, примостившись в ногах. Когда Николай после недолгого отсутствия появлялся в доме, щенок не скрывал своей радости, прыгал, визжал, лизал ему руки, выражал восторг, как только мог.
Однажды на прогулке Николай разговорился с мужчиной средних лет, владельцем красавца дога. Сначала разговор вертелся вокруг их четвероногих друзей, потом перешли к политике, потом заговорили о семьях, о работе. Сергей Васильевич, так звали нового знакомого, работал директором строительной фирмы, довольно известной в городе. Николай не стал говорить, что он в настоящее время безработный, было стыдно — здоровый мужик, а не работает, как последний бич.
Услышав фамилию Николая, Сергей Васильевич сказал, что слышал о нём, как о грамотном, опытном инженере и поинтересовался, где он сейчас работает. Пришлось признаться, что нигде. Сергей Васильевич ничего не сказал, но видно было, что он очень удивлён. Хотя, конечно, все в городе знали ситуацию с заводом.
Через несколько дней они опять встретились и Сергей Васильевич предложил ему работу в своей фирме. Он сказал, что отзывы о нём, Николае, хорошие, а ему нужен инженер по снабжению.
— Катюха! — с порога закричал Николай, — Катюха, я устраиваюсь на работу! Ура!!!
— Господи, — обрадовалась Катя, — какая работа, куда устраиваешься? Место сторожа в детском садике освободилось, что ли? Ну, слава Богу!
— Какой сторож, Катька! Инженером берут в строительную фирму!
Катя заплакала. Потом она схватила Дэйзи и стала его тискать, целовать, чуть не задушила в объятиях. Дэйзи визжал и вырывался. Николай обнимал их обоих и чуть не плакал сам.
— Знаешь, Коля, — немного успокоившись, сказала Катя, — это всё Дэйзи. Это он принёс нам удачу!
Катя не узнавала мужа. Куда делся вечно недовольный, помятый, небритый человек, целыми днями лежащий на диване? Утром чуть свет бежал на работу, возвращался в приподнятом настроении, строил различные планы.
Жизнь потихоньку налаживалась. В доме появились деньги, можно было купить какие-то вещи детям, себе. Катя радовалась за мужа, ведь у неё вся душа изболелась, видя, как он пропадал без работы. Она ещё больше полюбила Дэйзи. А Николай просто души в нём не чаял, возился с ним, баловал, купал, расчёсывал ему кудрявую шёрстку. Катя даже обижалась, когда муж, уезжая в командировку, расстраивался, что долго не увидит Дэйзи. Что с ней и с детьми расстаётся, он не переживает, а собака, оказывается, ему дороже. “Не говори глупости, Катерина, — смеялся Николай, — ты что, ревнуешь меня к собаке?” “Поневоле заревнуешь”, — сердито отвечала Катя, в душе совершенно не сердясь.
Из очередной командировки муж вернулся окрылённый. Всё удалось, начальник доволен, повысил зарплату. Катя не могла нарадоваться — вот как иногда бывает: кажется, нет никакого просвета в жизни, и вдруг сразу так много всего. И всё благодаря этой маленькой собачке. Она опять начинала тискать Дэйзи, но тот вырывался и бежал к Николаю, своему кумиру.
Жаль только, у хозяина оставалось всё меньше и меньше времени на игры с Дэйзи. Домой приходил поздно, по выходным тоже, бывало, вызывали на работу. Кате не нравилось, что у него частые командировки, но приходилось терпеть — она страшно боялась, что вдруг всё кончится, и опять вернётся та беспросветная нищенская жизнь.
Катя, весело напевая, убиралась в квартире. Вчера вечером закончила шить новые шторки в кухню, и теперь любовалась ими — ну такие милые, такие весёлые, сразу вся кухня преобразилась. Как, в сущности, женщине мало надо — вот повесила новые занавески и счастлива!
Запищал мобильник. Она посмотрела — нет никакого сообщения. Телефон продолжал пищать. Да ведь это же мелодия из мобильника Николая. Она по звуку нашла его, он лежал в прихожей на тумбочке. Забыл, вот Маша-растеряша! Так, пропущен один звонок и пришло какое-то сообщение. Она машинально нажала на кнопку: “Прости, я не могла вчера прийти. Давай сегодня в 7, там же. Целую.” Что это? Кто это? Катя растерянно смотрела на буквы, и вдруг она всё поняла… Так вот что означают его задержки на работе, частые командировки… Всё встало на свои места. А она и не догадывалась, была переполнена свалившимся на них счастьем, ничего не замечала…
Скоро он придёт с работы. Как быть? Сказать или не сказать, что она всё знает? Она старалась унять дрожь, сотрясавшую её с ног до головы. Было страшно…
— Да ты что выдумываешь, Катерина? — муж смотрел на неё с возмущением. — Это ошибка какая-то. Или розыгрыш. Мужики на работе прикалываются. Да и номер какой-то незнакомый.
Катя и верила и не верила ему. Хотелось поверить, но сердце противилось, его не обманешь. Теперь в новом свете представлялись и странные звонки на мобильный, когда он уходил разговаривать на кухню или на балкон, и его внимание к собственной внешности и многое другое. “Не выдумывай, ничего нет, твердил он в ответ на её слёзы, — ничего нет и быть не может”. Но она чувствовала, что есть, есть что-то такое, что занимает все его мысли и чувства.
Потом всё как-то улеглось, забылось, Николай приходил с работы вовремя, в командировки стал ездить реже, с ней был ласков, и она успокоилась.
Перед Новым годом на работе у Николая устраивалась корпоративная вечеринка. Участие было обязательным. Катя стеснялась идти в незнакомую компанию, но муж настоял.
— У тебя есть какое-нибудь красивое платье? Если нет, купи, и не жалей денег. Ты должна выглядеть. И в парикмахерскую сходи.
— Ну, зачем я буду ради одного вечера сумасшедшие деньги тратить? — сопротивлялась Катя, но в глубине души была довольна, что муж снова хочет видеть её красивой, гордиться ею как раньше.
Критически осмотрев жену, Николай остался доволен. Катя выглядела прекрасно: с новой причёской, в новом нарядном платье, в туфлях на шпильке она, казалось, помолодела на несколько лет. И сама она чувствовала себя молодой и красивой, и хорошо смотрелась рядом с мужем. Она немножко волновалась — идёт в незнакомую компанию, да и давно никуда не выходила. Но волнение было приятным.
Катя танцевала и веселилась от всей души. У мужчин она явно вызвала интерес, да и женщины посматривали на неё искоса, оценивая туалет и причёску. Её без конца приглашали танцевать, и она охотно соглашалась. Николай тоже танцевал, порой она даже теряла его из виду, но не переживала по этому поводу. Разгорячённая после быстрого танца, она вышла в зимний сад. В помещении никого не было, тишину нарушало лишь журчание миниатюрного водопада. Как давно она не была здесь! Экзотические растения разрослись, пальмы уже упирались верхушками в потолок. А где же русалочка? Может, в другое место перенесли? Она обошла вокруг, но русалочки нигде не было. Жаль, Катя всегда любовалась ею… На стенах висели картины местного художника. Кате понравилась одна из них, написанная в серых тонах, и называвшаяся “Дождь в Усть-Илимске”. Она очень любила дождь, и просто физически ощутила, как, наверное, хорошо сейчас в этом самом Усть-Илимске, и ей захотелось там оказаться…
Она села на подоконник, за сдвинутые жалюзи, с наслаждением скинула новые туфли — пусть ноги отдохнут.
— Отстань!- послышался женский голос. — Мне теперь всё понятно… Всё!
Мужской голос что-то неразборчиво отвечал.
— Не надо, не надо, — возмущалась его собеседница, — нечего мне лапшу на уши вешать. Зачем ты привёл её с собой?
— Ну, зайка, прости, я не виноват, всем надо было прийти с жёнами и мужьями.
Послышался звук поцелуя.
— Отстань, говорю, — капризничала дама, — никак со своими старухами не можете расстаться… Пусть бы дома сидели, людям жизнь не портили. В общем, так: решай, или я или она. Мне надоело!
— Солнышко, подожди немножко…
— Мне надоело ждать! Мне, между прочим, двадцать два, и я найду себе мужа, а вот ты оставайся со своей старухой!!!
— Киска, не сердись… Я сегодня же всё ей скажу…Ну, подожди, куда ты?..
— Всё, я сказала. Не трогай меня.
Катя сидела, боясь шевельнуться. Голос мужа… В груди разливалось что-то горячее, жгущее. В голове шумело. Парочка стояла совсем рядом, слышались звуки поцелуев…
— Ну, что, мир? — голос Николая прерывался.
— Мир, мир… Так и быть, прощаю… Но смотри, долго ждать не буду, найду себе другого папика. Холостого… У-у, ты мой котик…Ты меня любишь? Любишь?.. Ну, хватит, хватит, причёску всю испортил…Ой, кто-то, кажется, сюда идёт…Слушай, давай удерём, ну её к чёрту, эту вечеринку! У меня ключ от Алискиной квартиры есть, а?
Катя вышла из-за шторы. Парочка целовалась.
— Как приятно смотреть на вашу любовь, — сказала она ровным голосом.
— Спасибо! — нахально ответила девица. Высокая, стройная, в мини-мини юбке, декольте до пупка. Эффектная, ничего не скажешь.
Николай при виде Кати побледнел, потом покрылся красными пятнами.
— Я не знал, что ты здесь, — промямлил он.
— Ну, извини, не предупредила. — Катя сама не знала, откуда у неё берутся силы говорить так спокойно.
— Мы потом поговорим, я тебе всё объясню…
— Ладно, — проворковала девица, — вы тут разбирайтесь, а я пойду. Очень было приятно с вами познакомиться, — она хихикнула и пошла к лестнице, вызывающе покачивая бёдрами.
— Катя…
— Ты…ты… — Катя не могла продолжать. Значит, её подозрения были не напрасны. Просто она дала себя обмануть, потому что было страшно узнать правду. И вот она её узнала…
— Ну, что, брат Дэйзи? — Николай потрепал пёсика по загривку, — скучно тебе?.. Ты уж меня прости, что редко с тобой занимаюсь. Всё работа… Денежки надо зарабатывать, де-неж-ки, понимаешь? Не понимаешь…
Дейзи, положив ему на колени голову и прикрыв глаза, блаженствовал. Напрасно хозяин так думает. Дэйзи всё понимает!
Николай, ласково поглаживая его за ухом, смотрел на экран телевизора, где шёл очередной сериал. И ведь кто-то смотрит такую ерунду! Он пощёлкал кнопками пульта — везде была реклама, — и сердито выключил телевизор. Посмотрел на часы — без четверти девять. Где же Вика? В кои-то веки придёшь домой пораньше, и вместо общения с молодой женой сиди, смотри дурацкие передачи…
Захотелось есть. Он прошёл на кухню, открыл дверцу нового холодильника — пусто… Да, поел, называется… Но он не винил Вику — молодая ещё, научится готовить… В кухне было довольно уютно: новый гарнитур, весёлые занавески, всякие безделушки… Правда, в раковине полно немытой посуды, но к этому он уже привык… Как и к разбросанным по всей квартире вещам, беспорядку в ванной…Не это главное…Квартирка, конечно, маленькая, однокомнатная, но для двоих в самый раз. Появятся дети, тогда надо будет думать о другой, большей, но пока о детях речи не было. Сначала надо выплатить ссуду за квартиру, за машину…Приходится крутиться день и ночь… Алименты к тому же…
Дэйзи, заглядывая хозяину в глаза, тихонько скулил.
— Что, гулять хочешь? Ну, пойдём.
На улице было довольно холодно. Он отпустил Дэйзи, а сам сел на скамейку, лицом к арке, откуда должна появиться Вика, но её всё не было. На душе стало совсем паршиво… Дэйзи, чувствуя настроение хозяина, не носился, как обычно по двору, а, сбегав за кустики, примостился у его ног и тихонько сидел, шевеля хвостиком. Вернувшись домой, Николай вымыл Дэйзи лапы, вытер их мохнатым полотенцем. Пёсик тыкался мордочкой в его грудь, пытался лизнуть лицо. “Какая всё-таки умная псина, всё понимает”, — в очередной раз восхитился Николай.
Наконец, часов в десять, щёлкнул замок.
Вика, оживлённая, румяная с мороза, налетела на него, как вихрь, начала тормошить, целовать…
— Прости, котик. Девчонки уговорили зайти в кафе, у Лерки день рождения…
— Могла бы предупредить, — оттаивая под её ласками, пробурчал Николай.
— Я звонила, ты не отвечал. Ну, прости, я больше не буду…
Николай, с любовью глядя на неё, думал: “Ну, за что мне такое счастье привалило на старости лет! Неужели она меня любит?”
— Как я люблю своего папика, — словно угадав его мысли, ворковала Вика. — А ты меня любишь? Ты соскучился по своей киске?
Сердце его таяло от нежности.
Ночью он проснулся от визга Дэйзи. Спросонья он ничего не мог понять. Вика, взлохмаченная, сердитая, ногой вытолкнула собачку за дверь и с громким стуком захлопнула её.
— Что случилось, малыш?
— Да что он опять лезет на постель, тварь такая!
— Ну, ладно тебе, что тут такого, он так привык…
— Пусть отвыкает! Терпеть не могу собак!
— Успокойся, солнышко. Будем закрывать его в кладовке или на кухне. Хорошо?
— Или я или он! — Вика демонстративно отвернулась к стенке и скоро ровно задышала.
А Николай никак не мог заснуть. Вика с первых дней невзлюбила собаку, предлагала оставить её у Кати. Зачем она им? Как зачем, робко возражал Николай, это ведь благодаря Дэйзи они познакомились. И вообще, если бы не Дэйзи, неизвестно, что с ним бы стало. Нет, он не мог оставить его. Дэйзи принёс ему счастье и удачу!
Вика смирилась, но собакой совершенно не занималась. Если Николай задерживался на работе допоздна, то собака оставалась без прогулки и не кормленной.
А в последнее время Вика всё чаще стала заводить разговор о том, чтобы собаку кому-нибудь отдать. Николай отмалчивался, а если возражал, она сразу надувала губки: конечно, тебе собака дороже меня. А у меня аллергия на шерсть. Хотя никакой аллергии и в помине не было.
Он любил Дэйзи, но Вика! Его радость, его счастье, его подарок судьбы! Он готов был положить весь мир к её ногам! А тут всего-навсего собака. Может, правда, отвезти Дэйзи к Катерине?.. Нет, это невозможно. Он ни разу за два года не видел ни её, ни детей. Хотя по детям первое время скучал, особенно по сыну. Но Вика заполнила его целиком — молодая, горячая, красивая! Он смотрел на её лицо и не мог налюбоваться. Ему не верилось, что всё это наяву. Он боялся закрыть глаза — вдруг откроет, а её нет, исчезла…
Дэйзи радостно повизгивал, прыгал вокруг хозяина, охотно подставлял шею, когда тот застёгивал поводок. Это означало, что они едут на прогулку. Хорошо бы в лес, или на озеро! Дэйзи любил носиться по мелководью, поднимая тучи брызг, или играть на поляне с хозяином, приносить ему брошенную в кусты палку. Хозяин ласково трепал его по загривку, а Дэйзи в порыве восторга облизывал его лицо и был счастлив!
Но сегодня они ехали по какой-то незнакомой дороге. Хозяин был хмурый и неразговорчивый. Дэйзи подумал, что тот на него за что-то рассердился и заискивающе ловил взгляд хозяина в зеркале. Но хозяин отводил взгляд и продолжал хмуриться.
Ехали они сначала по асфальту, затем свернули на просёлочную дорогу. Дэйзи всё ждал, что покажется гладь озера или знакомый лесок, но вокруг было заросшее сорняками поле. Наконец, показался какой-то городок, совсем не похожий на их родной город. Хозяин остановил машину и, уронив голову на руль, долго оставался в таком положении. Дэйзи начал повизгивать, ему хотелось в туалет, но хозяин, кажется, совсем забыл о нём. Потом он включил двигатель и резко тронулся с места. Они долго ехали по кривым грязным улочкам, потом остановились у какого-то одноэтажного здания. Хозяин открыл дверцу, и Дэйзи с радостным визгом выскочил на улицу. Облегчившись, он хотел было снова залезть в машину, но хозяин взял его за поводок и повёл за собой. Они зашли во двор, заставленный пустыми ящиками, коробками, бочками. Дэйзи догадался, что это был магазин, потому что в дверь то и дело заходили люди, и выходили обратно с тяжёлыми пакетами и сумками — в одной из них Дэйзи углядел сосиски и уронил слюну. Сосиски он очень любил. Хозяин привязал его к металлической ограде и приказав: “Сидеть!”, тоже зашёл в магазин. Дэйзи обрадовался — сейчас хозяин купит сосисок. Ничего, что они сырые, он так проголодался, что согласен и сырые съесть.
Но время шло, а хозяин всё не появлялся. Дэйзи занервничал, порывался куда-то бежать, но короткий поводок не пускал. На улице быстро темнело, Дэйзи замёрз, начал поскуливать, потом громко залаял — сейчас хозяин услышит и вернётся. В воздухе ещё витал его запах, и Дэйзи с удовольствием втягивал его своим чутким носом… Но вот в магазине погасили свет, из двери вышла толстая тётка, закрыла дверь и пошла к воротам. Дейзи остался один.
В домах погасли огни, на небе стали видны звёзды. Они были большие и яркие, Дэйзи никогда не видел таких в городе. Он вспомнил свой двор, скамейку, где они всегда сидели с хозяином, и загрустил. Где же он, почему так долго не приходит?..Изредка мимо проезжали машины, и он тотчас же вскакивал, натягивая поводок, и радостно взлаивал, но ни одна из них не остановилась… Дэйзи стало страшно. Он поднял голову, и, глядя на незнакомые звёзды, громко завыл. Звёзды равнодушно смотрели на него из чёрной бездны. Хозяин не появлялся. Дэйзи, свернулся клубочком, пытаясь согреться. Он представил себе светлую комнату, мягкий коврик, хозяина, сидящего на кресле и ласково гладившего его по блестящей шёрстке, и вздохнул… Ничего, Дэйзи подождёт… Хозяин обязательно вернётся за ним… Он обязательно вернётся…
ДРУЖБА НАРОДОВ И БАЛЕТ “ЛЕБЕДИНОЕ ОЗЕРО”
Зоотехник Иван Ушков шагал по раскисшей дороге и злился: тащиться по непролазной грязи километр туда и километр обратно — удовольствие не из приятных! После бесконечных осенних дождей земля совсем расквасилась, идти было тяжело — того и гляди, оставишь сапог в жидком ледяном месиве. Но ничего не поделаешь, надо, председателю колхоза зачем-то понадобился. Мог бы и по телефону сказать, так нет же — срочно прибыть в контору, и точка.
Правление колхоза находилась на другом берегу речушки, мелкой, заросшей камышом и осокой, летом пересыхающей, а дважды в году — весной и осенью, — превращающейся в бурный поток. Вот и сейчас вода поднялась почти на метр, так что старый деревянный мост оказался затопленным… Мостом его назвать язык не поворачивался — просто настил из брёвен, а сверху положены доски. Кому в голову пришло построить его в самой низине, неизвестно. Ездить по нему и летом-то было опасно, того и гляди, провалится, а уж в половодье и подавно. Не раз машины и трактора сваливались с шаткого устройства, слава Богу, без жертв обходилось… Иван шёл, осторожно нащупывая уцелевшие доски, преодолевая поток несущейся воды, и матерился. Который год собираются строить новый мост, но воз и ныне там.
На крыльце конторы и на завалинке сидели мужики, курили. Когда только они работают! Когда бы ни пришёл — сидят, курят… Поздоровавшись с каждым за руку, как принято в деревне, он поднялся на крыльцо, предварительно очистив сапоги о железную скобу, вбитую в землю. Бухгалтер Евдокия Ивановна, исполняющая также обязанности секретарши, уборщицы и истопницы, на его немой вопрос, зачем вызывают, так же молча качнула головой: иди, мол, сам разбирайся, и опять уткнулась в свои бумажки.
Председатель колхоза, присланный к ним из района, где он руководил “Вторчерметом”, со страдальческим видом читал сводки. Мужик он был неплохой, но в сельском хозяйстве мало что смыслил, к тому же был обижен, считал, что его направили в эту дыру как в ссылку.
Иван кашлянул. Председатель отложил бумаги в сторону, снял очки и изучающее посмотрел на Ивана, словно сомневаясь, стоит ли сообщать ему нечто важное, чего Иван ещё не знал.
— Зачем звали, товарищ председатель? — Иван устало опустился на табурет.
— В командировку тебя отправляем. Вот прислали бумагу: курсы повышения квалификации.
— Какая командировка, Михал Михалыч? Работы полно. Да и учить учёного — только портить. Нет, не поеду.
— Ну, ты вот что: иди, собирайся. Не поедет он! Нас с тобой не спросили!
— Вот и плохо, что не спросили…
— Не понимаешь ты своего счастья, Ушков! — грустно сказал председатель. — В столицу едешь, в столи-и-цу-у! На месяц!
— В Москву? На месяц?.. Что, правда? …- Иван никогда не был в Москве, в его представлении она была так же далека и нереальна, как, например, Филиппины. А тут на целый месяц! — Нет, всё равно не поеду, — вздохнув, сказал он, — у меня жена скоро должна родить, и в хозяйстве дел много…
— Родит и без тебя. Что ты ей в этом деле, помощник что ли? Короче говоря, вот тебе командировочное удостоверение, деньги получишь в кассе — и вперёд!
— Михал Михалыч…
— Всё, я сказал. — Он помолчал. — Это ведь Москва — там театры, выставки, рестораны! Не надоело тебе на навоз смотреть? Отдохнёшь хоть по-человечески, по асфальту походишь.
— Да уж, с нашими деньгами только по театрам да ресторанам ходить!- Иван, тяжело вздохнув, понуро направился к двери.
Уже неделю Иван жил в столице. С утра шли занятия, а после обеда группу возили на экскурсии в передовые хозяйства Московской области. Вечера он проводил в одиночестве и сильно скучал. Пойти было некуда, знакомых у него в Москве не было. К тому же Иван отвык от большого города, и его пугали толпы вечно куда-то спешащих людей. Никто ни на кого не обращал внимания, кругом угрюмые, озабоченные лица, толкотня, давка и очереди — в мавзолей, в киоски “Союзпечати”, за колбасой, за коврами, за билетами на метро… Тысячи людей, а поздороваться не с кем…Никогда ещё Иван не чувствовал себя таким одиноким. Хотелось домой. Его поселили в какой-то третьесортной гостинице на окраине Москвы. В номере на двоих, где он жил один, ни горячей, ни холодной воды, душ и туалет в конце коридора. Розетки забиты фанерными кружочками. Дежурная по этажу, неприветливая женщина лет пятидесяти с высоко взбитыми обесцвеченными волосами, предупредила, что включать электроприборы строго запрещается. На его вопрос, нельзя ли как-то организовать чайку, она злобно взглянула на него и ничего не ответила.
В субботу вечером Иван возвращался с занятий. Настроение было скверное — предстоял долгий тоскливый вечер. Завтра выходной, опять сидеть в этой чёртовой гостинице, где даже радио нет. “Музеи, рестораны…”, — вспомнил он председателя и горько усмехнулся. Суточных дали — кот наплакал, сходишь тут в ресторан. По пути он купил пакет пряников и бутылку лимонада — вот и весь ужин.
Администратор сказала, что к нему подселили жильца. Подселили так подселили, всё веселей будет.
Дежурная по этажу, как обычно, на его приветствие не ответила. Однако на лице её он заметил некоторое оживление, и даже затаённую улыбку. На столе лежала коробка конфет “Раздолье”. Иван видел такую только на картинке в журнале.
В его номере играла музыка, весело кипел электрический чайник, включённый в освобождённую от деревянного плена розетку, на столе — бутылка коньяка, жареная курица, фрукты, ещё что-то. Вот это да! Уж не Ротшильд ли перепутал отель?
— Здравствуй, дарагой, — в дверях, громко напевая что-то, появился невысокий плотный человек с мокрыми, иссиня-чёрными курчавыми волосами, без рубашки, с полотенцем в руках. Наверно, в душе был. — Давай знакомиться. Сурэн, можно Сурик. Будэм вместе жит. Не возражаешь?
Иван не возражал. Сурик ему понравился. И есть хотелось. При виде яств, лежащих на столе, сводило желудок.
Сурен работал экспедитором, привёз в столицу четыре вагона отборного армянского коньяка. Да вот незадача, оказалось, что этикетки на бутылках наклеили неправильно — вверх тормашками, теперь надо вручную переклеивать. Придётся задержаться в Москве на пару недель.
В воскресенье, выспавшись и вкусно пообедав, они вышли из гостиницы. Сурен собрался на товарную станцию, где в тупике стояли их вагоны со злополучными бутылками. Иван напросился с ним, всё равно делать нечего… Они долго бродили по путям, пока, наконец, не нашли вагоны в самом дальнем углу станции. В одном из них четверо мужчин кавказской внешности клеили этикетки. Сурен разговаривал с самым старшим по возрасту, маленьким сухощавым мужчиной в огромной суконной кепке. Они говорили на своём языке, Иван не понимал ни слова, но видно было, что Сурен очень недоволен. Мужчина оправдывался, а Сурен продолжал что-то сердито ему выговаривать. Остальные прекратили работу и бесстрастно смотрели на спорящих. Наконец, старший хмуро кивнул, и они все опять взялись за работу. Сурен с Иваном отправились назад, прихватив с собой несколько бутылок коньяка.
— Что, плохо работают? — спросил Иван.
— Нэт, дарагой, наоборот, слишком хорошо, — засмеялся Сурен. — Я сказал: двести бутылок в дэнь, а они дэлают по триста…
Иван непонимающе смотрел на него. А чем же он тогда недоволен?
— Смотри сюда, — Сурен снова стал серьёзным, — я приехал в столицу нашей родины — Москву, центр културы и надежду всего прогрессивного человэчества. Так?
— Так, — кивнул Иван.
— И ти считаэш, что я должен уехать из этого прекрасного города на второй дэнь?
Иван пожал плечами.
— Нэт, брат, я хачу жит здесь две, нет, три нэдэля… Вопрос: как это сделать? Просто. Я приглашаю в самый лючий ресторан Еревана нужных людей, которые тоже хотят жит хорошо. Мы пьём коньяк, едим форэль, далма и отдыхаем. Теперь смотри далше: мы привозим коньяк в Москву, но… оказывается, этикетки на бутылках приклеены нэправильно. Чито дэлать? Переклеить! И мы переклеиваем…
— Так что, выходит, их специально наклеили неправильно?
— К-а-а-нешно, дарагой! И ми двэ недели будем наслаждаться Москвой, самым лучшим в мире городом!
Иван покрутил головой. Ну и ну!
Они погуляли по Москве, пообедали в ресторане — угощал Сурен. Иван, видя, как его новый друг небрежно, не считая, кидает официанту пачку денег, уже ничему не удивлялся. Он начинал догадываться, что параллельно существует какая-то другая, неизвестная ему жизнь.
Вечером Сурен, тщательно побрившись и нарядившись в коричневый замшевый пиджак, розовый батник, джинсы — Иван увидел их впервые, — и жёлтые остроносые туфли, отправился навестить земляков.
Стараясь не шуметь, Иван собирался на занятия. Пусть сосед поспит, вернулся поздно. Его каким-то образом пропустили в гостиницу, хотя всем остальным постояльцам позже одиннадцати приходить запрещалось. Но, судя по тому, как неприступная дежурная встречает его подобострастной улыбкой, Сурен нашёл путь и к её сердцу.
— Ваня, — Сурен приподнял лохматую голову от подушки, — ты сэгодня вэчером что дэлаишь? Может, сходишь в театр, а?
Иван удивлённо посмотрел на него. Какой театр? Денег ни гроша, хорошо, что билет обратный заранее купил. А ещё надо десять дней жить. Хоть домой телеграмму посылай: срочно пришлите денег. Но на это Иван никогда не пойдёт, стыдно.
— У меня билет есть, хочэ-эшь?
— Спасибо, Сурик, но у меня… э-э-э…
— Ты нэ понял, я тебе как брату хочу подарок сдэлать.
— Нет, спасибо, дорогой.
— Ваня, тэбя как друга прошу, сходи в театр. Панымаэш, женщина!.. М-м-м! Какая женщина! — Он поцеловал кончики пальцев. — Пойдёшь?
— Ну, так бы сразу и сказал. Конечно, пойду.
На следующее утро Иван горячо благодарил своего нового друга — от спектакля он получил огромное удовольствие, и был полон впечатлений. Сурен, ещё не совсем проснувшийся, не открывая глаз, порылся на тумбочке, протянул Ивану новый билет — на этот раз в Большой театр. О таком Иван не мог даже и мечтать.
Командировка близилась к концу. Каждое утро Сурен доставал из кармана новый билет: на, дорогой, сходи куда-нибудь. Иван пытался отказываться, он не привык жить на халяву, но Сурен укоризненно качал кучерявой головой: “Дарагой, ми же савэцкие люди, братья, ми должны помогать друг другу. Ты мэня виручаешь, я — тебя”. Как ему удавалось доставать билеты, непонятно. Но доставал! А однажды выдал Ивану билет аж в “Современник”, попасть в который было практически невозможно… Иван побывал в цирке, на концерте Пьехи, посетил Третьяковку, но самое неизгладимое впечатление на него произвёл балет “Лебединое озеро”. При первых же звуках музыки душа его наполнилась восторгом и как будто взлетела куда-то. Хотелось плакать, хотелось сделать что-то необыкновенное — но он не знал, что… За все свои почти сорок лет он никогда не испытывал ничего подобного…
По многолетней привычке Иван поднялся в пять. Жены рядом не было, куда-то уже уметелила с утра. Тоже, как и он, ранняя пташка. Да в деревне долго не залежишься — круглый год ни сна, ни отдыха. То в колхозе спину гни, то дома, и так всю жизнь… Правда, колхоз их, до перестройки довольно крепкое хозяйство, сейчас совсем развалился. Работать никто не хочет, богатых фермеров тоже что-то не видать, одна пьянь шатается по деревне… Зарастают бурьяном поля, ржавеет сельхозтехника, и никому до этого нет дела… Иван вздохнул. Второй год как ушёл на пенсию, а душа всё равно болит, не хватает сил смотреть на это безобразие.
Послонявшись по избе, он вышел на улицу. Солнце поднялось ещё не высоко, но день, по всей видимости, будет хороший. Середина августа. Он прошёл в сад, ещё мокрый от росы, собрал нападавшие за ночь яблоки. Урожай в этом году отменный, яблок уродилось — ветки ломятся, вишня вон вся осыпается, девать некуда. Им с женой много ли надо, а дети в городе живут, редко приезжают…
Чем бы ещё заняться? Пойти, что ли, молодой картошки подкопать? На огороде пахло укропом, помидорной и картофельной ботвой, он любил этот запах с детства и сейчас с удовольствием вдыхал его.
Он вернулся в дом, включил телевизор — посмотреть новости. Старенький телевизор долго нагревался, экран оставался тёмным, и вначале послышалась только музыка, при звуке которой Иван вздрогнул, как от удара молнии. Чайковский, танец маленьких лебедей — он узнал эту музыку сразу… Наконец, засветился экран, и Иван увидел сцену Большого театра и стайку девушек в пышных белых юбочках …
Был понедельник, 19 августа 1991 года.
г. Зеленогорск