Опубликовано в журнале День и ночь, номер 3, 2007
ЖИЛ-БЫЛ СУСЛИК
На берегу реки, в зеленом окружении соснового леса, расположилась замечательная полянка. Особенно хороша она была летом. Днём разноцветные цветы благоухали необыкновенными ароматами, над ними деловито летали пчелы и шмели, порхали веселые бабочки и, точно крошечные реактивные самолетики, проносились усатые жуки. Среди травы жаворонки устраивали гнезда и погожим деньком доносились с небес их звонкие трели. А ночью зеленовато-коричневые жабы выходили под звезды и пели хором свои песни. Вы удивились? Думаете, жабы не умеют петь? Значит, вы просто не слышали их пения. А зря. Поют они очень красиво и, если захотите, вы его обязательно услышите. Ведь всего только и надо, прийти на лесную опушку поздно вечером и ненадолго затаиться.
На той полянке, в глубокой норе жил суслик. Зимой он спал, а как только наступала весна, выходил на поверхность и принимался за разные очень важные дела. Суслик этот был весьма романтичным. Он любил встречать рассвет и каждое утро выскакивал из своей норки для того, чтобы увидеть, как встает Солнце. Как только золотой лучик показывался из-за горизонта, он громко свистел от радости. Свист его будил спавшую в гнезде на маленьком кустике птицу-чечевицу, и она спрашивала кого-то звонко: “Витю видел?”. Из-под листа, потирая лапками глаза, вылезала сонная муха, мотыльки взмахивали крылышками, муравьи выходили из своего дома – муравейника и, разминая лапки, разбегались кто куда по своим муравьиным тропинкам. Суслик ел на завтрак сочную травку, потом вставал столбиком, поджав передние лапки, и внимательно наблюдал за происходящим вокруг. Стоило только ему заметить в небе силуэт хищной птицы или рыжую лисицу на опушке, он свистел, и все окрестные жители, вроде мышей и землероек, знали – опасность! Так что суслик по праву считался самым главным сторожем полянки.
Но однажды произошло неожиданное. На полянке появились люди. Они долго расхаживали вокруг и вбивали в землю колышки. Суслик внимательно наблюдал за ними из своей норы. К вечеру люди исчезли, но вбитые ими колышки остались. С тех пор люди стали появляться каждый день. Они рыли ямы, вкапывали столбы и перегородили всю полянку заборами. Они привезли с собой толстенные брёвна и целые дни пилили их жутко воющими и необыкновенно вонючими пилами. Они копали лопатами землю и страшно шумели. Назывались эти люди – дачники. Сначала суслик очень боялся их, поэтому днем почти не выходил из своей норки, мало ел и сильно похудел. Но понемногу привык, осмелел и стал выбираться все дальше и дальше от дома. Как же изменилась его полянка! Нора суслика находилась посередине одного из участков. Вокруг стоял глухой забор, под которым суслику пришлось сделать подкоп. Вместо привычного зелёного разнотравья повсюду росла картошка, свекла, морковка, репка, редиска, укроп, кабачки, в общем, целое множество вкусных, но незнакомых суслику растений.
Однажды утром птица чечевица не отозвалась на его свист, и суслик отправился посмотреть, в чем дело. На месте куста, где раньше среди ветвей было спрятано её гнездо, расположилась грядка. Сама чечевица исчезла. Потом примолкли жаворонки, да и жабы подевались куда-то. Правда, остались бабочки, мухи и мыши, но люди отчего-то не особенно жаловали их. Суслик тоже решил остаться. Он считал себя полноправным хозяином полянки и, когда поблизости не было дачников, совершал “набеги” на грядки. Больше всего ему нравилась морковка. А распробовал он ее совершенно случайно – дернул за ботву и из-под земли выскочил некрупный оранжевый корешок. Каким же сладким он показался суслику после его обычных травяных обедов! Тем более что и травы-то почти не осталось, одни грядки. Суслик ел морковку очень аккуратно. Выдергивал и отгрызал корешок, а ботву рядками укладывал на землю.
Так и жил бы он спокойно, да только людям не понравилось пристрастие суслика к сладкой морковке.
Однажды вечером он выглянул из норки и увидел рядом странный железный предмет с торчащей кверху проволочкой. На проволочку был наколот кусочек хлеба. Суслик испугался, свистнул и спрятался. Ничего не произошло. Предмет стоял, не двигаясь, а от корочки шел такой запах! К тому же суслик ещё не завтракал и сильно проголодался. Потому скоро он снова высунул свою мордочку на поверхность. Ах, какая корочка! Совсем рядом, стоит только лапку протянуть… Только страшно почему-то. Хотя дачников нет, беспокоиться вроде бы нечего.
Суслик на всякий случай еще раз оглянулся. Тишина. Только шмель, ворча, возится неподалеку. И тогда он решился и уцепился за вкусную корочку. Раздался щелчок, и несчастный суслик вдруг почувствовал, как лапка его разорвалась на тысячу маленьких кусочков. Такой боли он не испытывал никогда. Суслик дёрнулся, пытаясь скрыться в норке, но злой капканчик, а это он так жестоко пленил нашего суслика, не хотел его отпускать.
Дачники появились на следующий день.
Попался, наконец, любитель морковки, – сказали они, – теперь-то уж не доберешься до наших грядок.
Людям было весело, они улыбались. Наверное, просто не понимали, что сусликам тоже бывает больно.
Его унесли подальше, к речке, туда, где не было никаких заборов и дач. Открыли капканчик, и он неуклюже поковылял прочь, с трудом волоча перебитую лапку.
Никто не знает, что стало потом с этим сусликом, но на своей полянке он так никогда и не появился.
О ТОМ, КАК ОХОТНИК ДЯДЯ КОЛЯ БЫЛ РЯБЧИКОМ
Жил-был на свете один охотник. Звали его дядя Коля. Страсть, как любил дядя Коля пройтись по тайге-матушке, подстрелить рябчика, а то и глухаря на току подстеречь. И не то, чтобы от голода занимался дядя Коля охотой, а так, нравился ему сам процесс. Как начнёт собираться, ружьецо почистит, смажет, где надобно, патроны набьёт, так крякает от удовольствия. А с утра в путь-дорогу. И не важно в какую, будь то весенний наст или осенний чернотроп. Радостно блестят у дяди Коли глаза, горит в них охотничий азарт.
Однажды осенью, в один из тех удивительных дней, когда солнце, не жалея, отдавало своё тепло, стараясь согреть землю в последний раз перед долгой зимой, вышел дядя Коля на любимую тропу. Красивая тропа, вся покрыта золотыми опавшими листьями. Шёл, не торопясь, с удовольствием. Щурился сквозь прозрачный берёзовый лес на яркое солнце, любовался высоким голубым небом, дивился на громадные красные листья бадана.
К обеду разморило дядю Колю от тепла. Присел он на пожухлую травку, пожевал чего-то, зевнул, да и задремал нечаянно. И приснился ему очень странный сон. Будто и не охотник он вовсе, а пёстрый рябчик. Сидит на ольховой веточке и посвистывает в своё удовольствие. Два раза длинно свистнет и пять раз коротко. И кажется рябчику – дяде Коле, будто весна в лесу. От всей своей птичьей души радуется он, что кончилась зима с её морозами, и появились в лесу проталины. Счастлив рябчик ещё и оттого, что минувшей зимой избавила его судьба от врагов злобных. Не достался он на обед ни кунице, ни соболю. Даже остроглазый ястреб-тетеревятник не заметил его.
Весело поёт-посвистывает рябчик, а в это время неподалёку кормиться, набираясь сил, его подружка, такая же, как и он рябая рябчиха. Ещё бы ей не кормиться, впереди – важное дело. Предстоит ей снести целых семь, а может и больше – десять, яиц. Скуден её рацион. Ольховые и берёзовые серёжки приелись за зиму, но зато нападали из еловых шишек прекрасные семена. Их-то и собирает рябчиха на поверхности снежного наста.
Набила она полный зоб семян, встряхнулась и полетела. Перестал свистеть рябчик-дядя Коля, глядит с веточки – куда это она? А рябчиха плюхнулась прямо на муравейник. Тот только-только стал оживать, ползали по его верхушке полусонные, едва оттаявшие муравьи. Рябчиха перышки распушила, ногами перебирает. Муравьи недовольны, всполошились, и давай брызгать в неё едкой муравьиной кислотой. Той только этого и надо. Больно уж расплодились за зиму перьевые клещи. Того и гляди, съедят заживо. А вот от муравьиной кислоты пакостные паразиты гибнут. “Вот же, умница какая, – подумал рябчик-дядя Коля, с любовью глядя на свою подругу, – молодец я, не ошибся в выборе! Все рябчишки-ребятишки умом в неё пойдут. А вот силой и храбростью – в меня!”.
Только приосанился рябчик-дядя Коля, надулся от гордости на своей веточке, как неизвестно откуда появился конкурент. Присел неподалёку и давай рулады выводить. Два раза длинно свиснет и семь раз коротко. А избранница-то хороша! С верхушки муравейника так и пялится на пришельца. Нахмурился сурово рябчик-дядя Коля, распушил воинственно перья и кинулся стремглав на соперника. Сшибся с ним грудью, только перья в разные стороны полетели. Перепугался чужак, вмиг исчез из поля зрения. А рябчик-дядя Коля на всякий случай подсел поближе к своей избраннице. Чтоб только на него она смотрела и только его слышала.
Когда снега в лесу почти не осталось, рябчиха принялась выбирать место для гнезда. Она залезала под валежник, примерялась к углублениям между корнями, то и дело скрывалась под нависающими ветвями раскидистых елей. В конце концов, ей удалось отыскать прекрасный невысокий пень с прогнившей сердцевиной. В нём она и решила строить гнездо. Честно говоря, постройка гнезда рябчихе не особенно удалась. Поскребла она немного гнилушки на дне пня и снесла первое яйцо. Потом принесла ворох сухой травки и снесла второе. За две недели в гнезде лежало девять прекрасных желтоватых яиц, украшенных редкими бурыми пятнышками.
Рябчиха оказалась прекрасной наседкой. Редко-редко она отлучалась, чтобы покормиться и размять затёкшие лапки. Рябчик-дядя Коля всегда был неподалёку и, как мог, подбадривал её весёлым посвистыванием.
Однажды он, как обычно, сидел на ёлке и внимательно оглядывал окрестности. Вдруг – рыжий мех мелькнул меж кустарника! Лиса! Не раздумывая, рябчик-дядя Коля, сорвался с ветки и бросился на землю прямо перед лисьим носом. Жалобно пища, точно подранок, он захлопал по земле крыльями и, прихрамывая, кинулся бежать. Лиса за ним. Жадно блестят её глаза, горит в них охотничий азарт.
Проворной была рыжая плутовка, но ещё проворней оказался рябчик-дядя Коля. Отвёл он непрошеную гостью подальше от перепуганной супруги, да взлетел, как ни в чём не бывало на высокую берёзу. Щёлкнула от злости лиса зубами, да и ушла восвояси. А рябчик-дядя Коля продолжил бессменную свою вахту.
Вскоре, все дружно, появились дети. Только-только вылупившись и обсохнув, они покинули гнездо и, вслед за матерью, отправились в своё первое путешествие. Путешествие это было совсем недалёким – до старой гари, где росла сочная трава, среди которой ползало, бегало и летало множество самых разных насекомых. Их-то и клевали малыши, прерывая это занятие только затем, чтобы погреться у тёплого маминого бока.
Рябчик-дядя Коля всегда был неподалёку и с умилением разглядывал своих пушистых крошек. Дети росли не по дням, а по часам. Уже через несколько дней, они умели вспархивать на невысокие кусты. Молодые рябчики ничего и никого не боялись. Но они слушались мать. Стоило ей подать сигнал, как они застывали кто где, становясь невидимыми.
Однажды осенью в один из тех удивительных дней, когда солнце, не жалея, отдавало своё тепло, стараясь согреть землю в последний раз перед долгой зимой, рябчик-дядя Коля внимательно разглядывал своих подросших отпрысков. Четыре девочки, все, конечно, похожи на маму и пять мальчиков. Они-то точно в отца. Крупные, сильные и бесстрашные! Особенно один, самый любимый сынок. Весёлый, любопытный и ничегошеньки не боится. Орёл, не рябчик! При этих мыслях грудь отца раздувалась от гордости, а глаза радостно сияли. Прекрасное семейство! О таком можно только мечтать!
Счастливый рябчик-дядя Коля закрыл от умиления глаза и открыл их только тогда, когда услышал резкий свист своей супруги. Опасность!
По золотой от листьев лесной тропинке шёл человек. Шёл, не торопясь, с удовольствием. Щурился сквозь прозрачный берёзовый лес на яркое солнце, любовался высоким голубым небом, дивился на громадные красные листья бадана. И вдруг – шур-р-р! – прямо из-под ног взлетел молодой и весьма упитанный рябчик. Взлетел и сел неподалёку. Закачался на тонкой берёзовой веточке. Смотрит на человека блестящим глазом – что это за существо такое, удивительное? Но недобро блестят у человека глаза, горит в них охотничий азарт.
Ба-бах! – разнёсся над лесом ружейный выстрел. Полетели на землю жёлтые берёзовые листья. И вместе с листьями – три пёстрых перышка. Покружились в воздухе и упали бесшумно. Заплакал дядя Коля-рябчик. Самый любимый сынок был, самый бесстрашный. Был, да теперь уж нету.
Заплакал дядя Коля-рябчик и проснулся. И стал самим собой, просто дядей Колей. Теперь уже бывшим охотником.
БУТЫЛКА И МУРАВЕЙ
Андрюшка допил “Пепси”, утёр рукавом губы и швырнул пустую бутылку в кусты.
– Зачем бросил? – спросила Катюша, – трудно домой унести?
– Вот ещё, – махнул рукой Андрюшка, – буду я пустые бутылки с собой из лесу таскать.
Катя постояла немного, раздумывая, не поднять ли бутылку. Андрюшка был старше сестры всего на полтора года, но всегда командовал:
– Пошли быстрее, мать потеряет.
И почти бегом поспешил вперёд по тропинке. Катюша вздохнула и побежала его догонять.
Муравей по имени Ольховая Почка очень спешил. С самого раннего утра и до позднего вечера он работал – добывал корм для всего муравейника. Конечно, добывал его он не один. Множество других его соплеменников занимались сейчас тем же. Ольховая Почка был простым рабочим муравьем. И ему совершенно некогда было отдыхать. В их колонии-муравейнике отдыхали только самки и совсем маленькие детишки-муравьишки.
Ольховая почка уходил довольно далеко от их общего жилища – на полянку, где зайцы любили бегать наперегонки, и потому она называлась Заячьей. Кроме того, на этой полянке росли прекрасные злаки. Прекрасными, собственно, с точки зрения муравьев, в этих злаках были только семена. Мягкие и сладкие. Именно такое семечко и нёс домой Ольховая Почка. Он крепко сжимал его своими жвалами, так называют у муравьев верхние челюсти. Когда по дороге ему встречались друзья и соседи-муравьи, он здоровался с ними, не выпуская семечки. Ольховая почка всего лишь прикасался к ним своими усиками. И все муравьи понимали, что он возвращается издалека, с Заячьей полянки, на которой созрели, наконец, вкусные семена.
Муравейник был рядом. Осталось только пересечь тропинку и немного спуститься в сторону кустов и вдруг – бум! – рядом с муравьем опустился огромный кроссовок. Ольховая Почка выронил семечко и в ужасе закрыл глаза лапками. Цзынь, – звякнуло что-то в кустах. Кроссовок исчез. Муравей подобрал своё семечко и хотел, было, идти дальше, как – бух! – рядом с ним опустился другой кроссовок, поменьше.
– Сколько же их? – в панике подумал Ольховая Почка. Но, к его счастью, опасные кроссовки больше не показывались, и он продолжил свой путь. Однако муравей не прошёл и ста муравьиных шагов, как почувствовал запах. Нет, не запах, – аромат! Сладковатый и манящий, он точно струился из неведомого сказочного цветка. Ольховая почка был не в силах справиться с собой. Во что бы то ни стало, ему необходимо было узнать – что это может так волшебно пахнуть. Муравей положил семечко на землю и, поводя в воздухе своими усиками, пошёл навстречу источнику дивного запаха.
Источник находился в кустах. Им оказалась пустая бутылка с красной этикеткой. Внутри осталось несколько капель прозрачной коричневой жидкости, испускающей столь чудесное благоухание. И Ольховая Почка, особо не раздумывая, вполз по травинке поближе к бутылочному горлышку, зацепился за его край передними лапками и, несколько мгновений спустя, оказался внутри. Голова у него закружилась. Запах просто валил с ног. И Ольховая Почка добрёл до благоухающей жидкости и принялся пить. Он пил, пил и не мог остановиться. И не останавливался, пока не увидел сквозь прозрачные бутылочные стены нескольких муравьев – соседей по муравейнику, привлечённых, как и он, удивительным ароматом. Ольховая Почка призывно махнул им лапкой и муравьи, один за другим, забрались внутрь.
Той жидкости, что осталась в бутылке, хватило бы, чтобы напоить, как минимум, пятьдесят или, даже, семьдесят муравьев. Потому внутри становилось всё теснее. Вновь прибывшие, особо не смущаясь, топали своими лапками по спинам и головам тех, кто забрался в бутылку раньше. Недовольно поскрипывая челюстями, туда же вполз раздраженный таким количеством собравшихся жук-долгоносик, а вслед за ним запрыгнул кузнечик с большими блестящими глазами. Кузнечик очень испугался столь обширной компании и стал бешено скакать, пребольно отталкиваясь от спин муравьев своими жёсткими ножками. Потом в бутылке откуда-то появился оранжевый мотылёк, вид которого немного успокоил кузнечика. Но ненадолго. Вскоре крылышки мотылька прилипли к сладким бутылочным стенкам, он забился и затрепыхался, наведя панику не только на слабонервного кузнечика, но и на выдержанных муравьев.
Гвалт в бутылке стоял страшный:
– Отдайте мою ногу! – кричал один.
– Аккуратнее, вы наступили мне на голову! – вопил второй.
– Это ужасно! Ужасно! – восклицал третий.
– Идите все к выходу! – призывал четвёртый.
– А где выход?! – вопрошал кто-то с самого низа кучи-малы.
И тут случилась самая большая неприятность. Бутылка вдруг сдвинулась с места и встала так, что горлышко её оказалось вверху, а дно, заполненное муравьями, снизу. Из больших глаз кузнечика скатились две прозрачные слезинки. Он прыгал и прыгал без устали, звонко ударяясь головой о крепкие бутылочные стены. Как не старался кузнечик, выпрыгнуть из прозрачного плена ему никак не удавалось. Не удавалось это и муравьям. Каждый, кто забирался по стеклянной стене вверх, неминуемо падал обратно.
Снаружи, возле бутылки, тоже собралось огромное количество муравьев. Они печально бродили вокруг, щупали усиками холодное стекло и ничегошеньки не могли придумать. Наступила ночь, насекомым внутри бутылки было холодно, и они всё теснее прижимались друг к другу. Горемычный кузнечик успокоился и затих. И только жук-долгоносик поскрипывал челюстями, сетуя на свою злосчастную долю.
Утро было замечательное. Солнечное и яркое, оно сверкало капельками росы, выползало из недалёкого болотца лёгким серебристым туманом и звонко пело весёлыми птичьими голосами. Только несчастные пленники томились в своей стеклянной тюрьме, и окружающие красоты никак не радовали их. Всем хотелось пить и есть, но не было ни воды, ни еды.
“Вж-ж-ж” – послышалось вдруг. Оранжевая Божья коровка опустилась на бутылочное горлышко. Она расправила и снова аккуратно сложила на спине свои крылышки и неторопливо прошлась по стеклянному кругу.
– Привет, муравьи, – сказала она сверху. – И кузнечик – привет. И тебе привет, жук-Долгоносик. Чего это вы там собрались? И что с Мотыльком? Неужели он до сих пор спит? И в такой неудобной позе…
– Осторожно, Божья коровка, – закричали муравьи, – не упади! Мы попали сюда по глупости и уже никогда не сможем вылезти. Никто не в силах помочь нам. Так и умрём…
– Глупости, – сказала Божья коровка, – я помогу. Ведь я – Божья коровка.
И Божья коровка взлетела с бутылочного горлышка. Она направлялась в деревню. Туда, где живут люди. Только они смогут вызволить несчастных пленников. Божья коровка внимательно разглядывала всех людей, которые ей попадались. Она очень хорошо умела отличать доброго человека от недоброго. Вон мальчишка, наступил коту на хвост и даже не извинился. Этот злой. А вон ещё один. Стреляет из рогатки по воробьям. Такого тоже добрым не назовёшь. А вот девочка… Рвёт одуванчики. Набрала целый букет и бросила. И ни капельки не жалко ей одуванчиков. Умрут теперь. А могли бы расти, солнышку радоваться. Эх, люди, люди… А вот ещё одна девочка… Эта очень даже ничего. Достала из лужи дождевого червяка и опустила его на грядку. И нисколько не испугалась. Хорошая девочка, смелая. И добрая! Утонул бы глупый червяк без её помощи.
Покружилась божья коровка у доброй девочки над головой, да и села к ней на руку. Смотрит на неё девочка, улыбается.
– Чего тебе, божья коровка? – спрашивает.
Взлетела божья коровка с девочкиной ладони, но не улетела совсем. То направится вроде в сторону леса, то снова вернётся. А девочка не только доброй, но и очень понятливой оказалась.
– Никак, зовёшь меня куда-то? – спрашивает.
– Зову! Зову! Ещё как зову! – кивает головой Божья коровка.
– Ну, пойдём тогда, – согласилась девочка и побежала за своей новой знакомой.
Не прошло и получаса, как девочка, а это была та самая Катюша, что ходила здесь накануне вместе с братом, оказалась на знакомой тропинке у знакомого муравейника. А Божья коровка исчезла в кустах.
– Там же бутылка! – воскликнула девочка и бросилась разыскивать удивительную коровку. Она нашла её ползающей по бутылочному горлышку.
– Ой, – воскликнула Катюша, увидев огромное количество попавших в беду насекомых. – Бедненькие! Как же вы так? А если бы я сегодня не пришла? Что бы тогда с вами стало?
Она схватила бутылку и давай вытряхивать всех пленников на траву.
– Спасибо! Спасибо! Спасибо тебе! – благодарили спасённые, шевеля усиками.
Кузнечик же, от особого прилива чувств, прыгнул Катюше на плечо и давай наигрывать свои самые лучшие мелодии. Хлопает Катюша в ладоши, смеётся. И вдруг видит – не всех она из бутылки вызволила. Остался в ней оранжевый мотылёк. Из последних сил пытается он оторвать от липкого стекла свои крылышки, но не может. Сил-то почти не осталось.
Взяла Катюша тоненький стебелёк и помогла мотыльку крылышки освободить. Потом достала несчастного и посадила на самый красивый цветок, какой только рос в округе – на Венерин башмачок. Замахал мотылёк крылышками – обрадовался.
А муравей Ольховая Почка по-своему решил отблагодарить спасительницу. Он отыскал оставленное вчера сочное семечко и опустил его девочке в кармашек на платье. Она, правда, этого не заметила. Но Ольховая почка верил – обязательно заметит и оценит его подарок по достоинству.
Катюша вернулась к себе домой с пустой бутылкой. Она показала её Андрюше и рассказала историю, которая едва не закончилась печально для огромного количества маленьких живых существ.
ПОЛОСАТАЯ “РОДНЯ”
Случилась как-то посередине зимы оттепель. Солнце сияет, птички поют, и пахнет по-особому, будто весной. Проснулся в своей норке под большим пнём полосатый бурундучок. Глаза открыл, принюхался, да и вскочил на все свои четыре лапки. Тряхнул хвостиком весело и взялся завтракать. Все запасы у него рядом, в норе. Знал бурундук, что туго придётся зимой и ранней весной без еды, потому ещё с осени припас замечательно вкусные кедровые орешки. Целый месяц работал, шишки шелушил, собирал орехи в защёчные мешки и к себе в нору-кладовочку носил. Много припрятал. Килограмм пять, не меньше.
Перекусил бурундук, свистнул весело и – наверх. А там солнышко. Играет весело в каждой снежинке, пускает в блестящие бурундучьи глазки солнечные зайчики. Подпрыгнул от восторга бурундук, пробежался по снегу, на дерево залез. Весело ему и радостно от такого тёплого и яркого денька.
До самого вечера радовался бурундук прекрасному деньку, бегал по сугробам, лазил по деревьям, пересвистывался с синичками. А к вечеру проголодался и побежал обратно, к своему домику-норке под старым пнём.
Прибежал и обмер. Разворочена, разорена кладовочка. Ни одного орешка не осталось. Только земля голая, да корешки торчат. Знать, побывала в бурундучьей кладовой свирепая росомаха. Слопала все запасы, да и спать легла довольная. Спит себе и не знает, что грозит бурундучишке верная смерть от лютого голода.
Дунул ветерок, поднял над землёй снежный вихрь, взъерошил на бурундучке шёрстку. Заплакал бурундучок:
– И как же я теперь, без запасов? Зима… Холод…
Заметила несчастного бурундука длиннохвостая сорока. Подлетела ближе, разобралась в чём дело и затрещала:
– Тр-р-р! Тр-р-р! Росомаха у полосатого бурундука все запасы съела! Пропадёт теперь бурундук!
Оживились в лесу птицы, заволновались. Разлетелась печальная весть по всей тайге. Разбудили их голоса дремавшего в озере подо льдом окуня.
– Ишь ты, у полосатого… И я ведь полосат. Может, родня мы с ним, с бурундуком этим. Не послать ли ему озёрный гостинец?
И окунь выдернул самую длинную водоросль, которую только смог найти. Держа её во рту, он подплыл к полынье.
– Тра-та-та! Тра-та-та! – заметив это, затрещала сорока. – Бурундук! Беги к проруби, принимай гостинец!
Бурундучок тряхнул хвостиком и бросился к озеру.
– Спасибо, – сказал бурундучок окуню. Тот махнул ему плавником и скрылся в зелёной глубине.
Бурундук выволок водоросль на лёд и попробовал. Она пахла озером и не показалась ему особенно вкусной.
И тут перед бурундуком появился рябчик. В клюве он держал гроздь мороженой рябины.
– Я тут подумал, – смущённо сказал он, – может, мы с тобой родня. У меня вон тоже, полоски на крыльях. Возьми вот, поешь.
Рябчик положил рябину на снег и улетел.
Рябина понравилась бурундучку больше, чем водоросль. Часть ягод он даже спрятал в снег на всякий случай.
Весть о бурундучьем горе летела всё дальше и долетела, наконец, до дальневосточной тайги. Местная сорока не отставала от громадного тигра. Она летала за ним по пятам и трещала:
– Тигр! Тигр! В Сибири твой родственник, полосатый бурундук, от голоду помирает! Помочь бы надо!
– Отстань, глупая птица! – лениво рычал тигр. – Никакой он мне не родственник. У нас и у самих этих бурундуков полным-полно. И полосы у них вдоль спины, а у меня поперёк.
А между тем, весть о голодном сибирском бурундуке дошла и до жаркой Африки. Степной орёл принёс её туда. Запереживали звери в саванне, как же теперь бурундук жить будет, в холоде и без еды?
– А что это за зверёк такой, бурундук? – спрашивают.
– Да я, честно говоря, и сам не знаю, – сказал степной орёл. – Слышал только, что полоски есть у него на спинке.
– Полоски? – округлила глаза зебра и озабоченно тряхнула жёсткой гривой. – Значит, этот бурундук – мой родственник. Надо ему послать что-нибудь. Пока он не умер от голода.
Зебра пошла на берег озера и сорвала пучок сочных злаков.
– Возьми вот, – сказала она орлу, – передай с кем-нибудь моему сибирскому брату.
Прошло некоторое время. Подморозило. Сытый бурундук уютно свернулся в новом тёплом гнёздышке и сладко уснул.
А уссурийскому тигру не спалось в своей дальневосточной тайге. Он лежал под громадным кедром и разглядывал чёрные полосы на своей рыжей шкуре. Одна мысль не давала ему покоя. А вдруг и вправду, родственник ему сибирский бурундук.
пос. Листвянка, Иркутская область