Опубликовано в журнале День и ночь, номер 1, 2007
(историко-полицейская сага в четырех томах
и семнадцати эпизодах)
ЧЕТВЕРТЫЙ ТОМ
(ноябрь 1812-го года)
ЭПИЗОД СЕДЬМОЙ: ПОСЛЕДНЕЕ ПОКУШЕНИЕ, ИЛИ БЕРЕЗИНА
ИЗ СЕКРЕТНОГО ДНЕВНИКА ВОЕННОГО СОВЕТНИКА ЯКОВА ИВАНОВИЧА ДЕ САНГЛЕНА
Публикация профессора Николая Богомольникова
Перевел с французского Сергей Гляделкин
Научный консультант Михаил Умпольский
ОТ ПУБЛИКАТОРА
В десятой главе четвертой части четвертого тома “Войны и мира” Толстой рассказывает о переправе Бонапарта через Березину, финальной точке в кампании 1812-го года. Толстой говорит сжато, ясно и с одной целью, дабы как можно более снизить значение этой переправы, которую принято было расценивать как стратегическую удачу Наполеона:
“Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французскою армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки Наполеона в стратегическую западню на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры. Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого Кутузовым образа действий, – только следования за неприятелем”1.
Однако Толстой не только максимально занизил значение Березинской переправы, но и прибегнул при этом к явной подтасовке фактов.
Так, писатель заявил, что переправа доказала правильность Кутузовского образа действий – “следование за неприятелем”. Но какое же это “следование за неприятелем”, ежели фельдмаршала вовсе не было у Березины, он то ли отдыхал, то ли прятался, боясь наполеоновского удара, и появился только тогда, когда Бонапарт благополучно переправился и рванул к Вильне.
* * *
В заключение – буквально несколько слов о личности автора публикуемой дневниковой тетрадки “Ноябрьские дни”.
Яков Иванович де Санглен (1776-1864) – писатель, историк, журналист, издатель, профессор Московского университета и вместе с тем профессиональный шпион.
М.Б.Барклай ле Толли создал русскую военную разведку, а де Санглен был ее первым директором, первым шефом первой русской разведки. Причем, директорство его пришлось и на памятный 1812-й год.
Николай Богомольников, проф.
4 декабря 2006-го года.
г. Москва
НОЯБРЬСКИЕ ДНИ
1812
14.11 – 20.11
графине Н.Вальдштейн
НОЯБРЯ 14-ГО ДНЯ. ДЕСЯТЫЙ ЧАС УТРА
Воспользовавшись тем, что завтрак еще не подан, засел я за “Разбойников” Шиллера.
Сия пиеса подлинно есть моя библия, есть мое священное писание, у коего вот уже не первый год я учусь и коим без устали восторгаюсь до полнейшего содрогания и умственно-сердечного исступления.
Экземпляр “Разбойников” (есть у меня изящнейшее карманное издание) я постоянно вожу с собою, никогда не расставаясь с ним .
НОЯБРЯ 14-ГО ДНЯ. ЧАС ПОПОЛУДНИ
Кем только не именуют графа Аракчеева – и “людоедом” и “бульдогом”. А он всего лишь строг, правда, бешено строг, настолько строг, что вызывает у всех даже не страх, а самый настоящий ужас. Но зато Алексей Андреич и предан Государю до невозможности. Именно Государю, а не России. Он так и говорит: “Что мне Ваша Россия и ее интересы?! Каково будет Императору?! А до остального мне и дела нет”.
Я с графом общаюсь, может, и кратко, но зато регулярно. Во-первых, я постоянно отсылаю его сиятельству копии с донесений всех моих шпионов, а также лично докладываю о тех опасностях, которые ныне могут угрожать особе Александра Павловича. Ежели мне удается арестовать кого из врагов Российской империи, то граф Алексей Андреич не раз самолично допрашивает их. А он любому способен развязать язычок.
Сегодня с утра граф призвал меня к себе и был весьма милостив, можно даже сказать, что нежен.
Он потрепал меня по плечу, подмигнул своим страшным огненным глазом, рассмеялся и сказал: “Отлично, Санглен. Ты не зря оставил Кутузова и прибыл в Петербург. Ты тут очень даже сгодился”.
Говоря так, Алексей Андреич имел, несомненно, в виду, что за последнее время Высшею воинскою полициею были отысканы и схвачены Шарль Камюзе и Альфред де Бак, из секретного бюро при Главной квартире Бонапарта.
Коснулись мы и генерал-адъютанта Балашова, с некоторых пор моего злейшего недруга. Граф обещал, в меру сил своих, коих у него предостаточно, оборонять меня от сего подлеца.
НОЯБРЯ 14-ГО ДНЯ. ОДИННАДЦАТЫЙ ЧАС НОЧИ
Прислал донесение Яша Закс. Новости есть и наиважнейшие.
Ноября 12-го дня Бонапарт вышел к Березине. Именно здесь Кутузов предрекает неминуемое истребление всей французской армии. Конечно, обещаниям светлейшего никак верить нельзя, но нам ничего не остается, как надеяться.
Однако вот что сообщает барон Розен, замещающий меня при ставке Кутузова.
Светлейший, отведя в сторону основные силы у Красного, дабы Бонапарт не разбил их, никуда не двинулся. Фельдмаршал, видите ли, устал и решил отдохнуть. Сие просто непостижимо! Ладно, он шел по параллельной дороге. А теперь он вовсе прервал преследование. Бонапарт же бросился далее, к Березине. Такого подарка император французов, конечно, не ожидал.
Но как же окружение остатков “Великой армии”? Выходит, западни не будет?
Да, отдых Михайлы Ларионыча есть ни что иное как самая настоящая измена, неприкрытая измена. Между тем, все остальные действуют в полном соответствии с намеченным планом.
Генерал Витгенштейн, видимо, вполне успевает преградить французам путь с севера. А адмирал Чичагов еще 9-го ноября занял город Борисов и тем самым замкнул кольцо окружения с юга. Лишь восточное (Кутузовское) направление образует свободный, спасительный для Бонапарта коридор.
Получив письмо от барона Розена, я тут же помчался с ним к графу Аракчееву, пребывая в состоянии исключительной ярости.
Беседа с графом была тою ледяной ванной, которая успокоила меня. Сначала Алексей Андреич сказал, что не верит, будто светлейший князь мог бы так отнестись к исполнению плана, утвержденного самим Государем. А затем его сиятельство добавил следующее: “Впрочем, может, светлейший и прав. Бонапарт, увы, непобедим, и западня все равно не удастся. Так что пусть себе Михайла Ларионыч отдыхает: хотя бы армию сохранит от позорного разгрома”.
Слушая эти весьма странные речи, я вспомнил, что ведь граф Аракчеев принадлежит к той придворной партии (вдовствующая императрица, великий князь Константин Павлович, канцлер Румянцев, генерал-адъютант Балашов), что выступает за немедленный мир с Бонапартом. Славу Богу, Государь наш не слушается этих трусов и глупцов.
НОЯБРЯ 15-ГО ДНЯ. ДЕСЯТЫЙ ЧАС УТРА
На нашу радость, Березина, уже было замерзшая, после двухдневной оттепели опять вскрылась, а сильный ледоход явно мешает Бонапарту наводить мосты. Сие, конечно, есть редкостнейшее везение. Сама природа работает на Россию-матушку.
Однако есть и дурная новость.
Кутузов уже двинулся с основными силами, но он отстает аж на целых три перехода, как сообщает барон Розен. Кутузов двинулся, но не торопясь, ибо боится какой-нибудь каверзы Бонапарта.. Преследующий боится неожиданно стать преследуемым.
Да, Яша Закс, все еще прикомандированный к секретному бюро Бонапарта, написал мне, что французы не сохранили никаких понтонных средств и потому приготовления к сооружению мостов на козлах займут не менее двух дней и лишь в начале третьего дня можно будет приступить к постройке самих мостов.
Так что время как будто есть, но Кутузов, ясное дело, не приблизится к Березине, покамест Бонапарт не улизнет.
К сожалению можно предвидеть почти все, что произойдет в ближайшие дни.
Западня не захлопнется. Бонапарт, маршалы, гвардия переправятся чрез Березину, и тогда-то и появится как бы недоумевающий, но внутренне довольный Кутузов, довольный тем, что Бонапарт не нанес ему поражение.
НОЯБРЯ 15-ГО ДНЯ. ПОЧТИ ПОЛНОЧЬ
Ротмистр Ривофиналли, прогуливаясь в Летнем саду (на самом деле, у него там была назначена встреча с полицмейстером Вейсом), обратил внимание на двух подозрительных офицеров – чересчур уж испуганно они поглядывали по сторонам.
Предъявить документы те отказались; причем, как только они заговорили, у господ-офицеров обнаружился чудовищный акцент коренных обитателей Речи Посполитой.
Тут появился Вейс, и Ривофиналли при его помощи доставил сих подозрительных лиц ко мне.
На допросе они отпирались с поразительным упорством. Ничего не дал и обыск. Только у одного из арестованных была изъята короткая записка без подписи: “Скоро ждите гостей”.
Конечно, сама записка ничего предосудительного в себе не содержала. Но тут я обратил внимание, что почерк, коим писана записка, мне как будто знаком.
У меня шевельнулись неясные подозрения, и я попросил коллежского секретаря де Валуа достать связку писаем графини Алины Коссаковской – единственное, что осталось нам от сей неуловимой агентши Бонапарта. Положив рядом с письмами изъятую только что записку, я увидел, что почерк-то один.
Итак, старинная знакомица моя графиня Коссаковская сообщает кому-то (надо будет еще допросить арестованных поляков), что в скором времени тут кто-то появится с “той” стороны, то есть со стороны Бонапарта.
Получен важный сигнал, предупреждающий нас всех об опасности.
Как только все это стало очевидно, я тут же отправил всех своих бродить по Петербургу и присматриваться ко всякого рода подозрительным личностям. И сам я отправился на вынужденную прогулку, прихватив с собою де Валуа.
НОЯБРЯ 16-ГО ДНЯ. ДЕСЯТЫЙ ЧАС УТРА
Сегодня по моим подсчетам, мосты должны начать наводить.
Яша Закс написал мне, что французы будут наводить их в двух местах – у села Ухолоды и у села Студенки. Но конечно, переправа будет произведена только лишь по одному из мостов; второй же строится лишь два отвода глаз, дабы обхитрить нас.
Но вот догадывается ли об этом адмирал Чичагов, догадывается ли, что Бонапарт задумал хитроумную каверзу, – Бог ведает! Будем надеяться на сообразительность адмирала, ибо предупредить его уже нет никакой возможности.
Закс считает, что липовая переправа сосотоится у села Ухолоды (точнее не состоится), а всамделишная – у села Студенки (это две мили вверх по течению от города Борисова). Между Борисовым и Студенкой собрались остатки французской армии.
Есть известие и от барона Розена: Кутузов пока только переправляется через Днепр. Проклятье! Светлейший невыносимо медлит! Даже ежели он устал и ему понадобился отдых, он должен был потом нагнать французов. А он еле тащится! Хорош преследователь! Бонапарт же, между тем, уже в Борисове, почти у самой Березины.
Да, Закс сообщил еще мне следующее.
При Бонапарте, помимо шпионов генерала Сокольницкого и помимо секретного бюро Лелорня д’Идевилля, существует еще особый отряд капитана Вандернота.
Перед кампанией 1812-го года сей Вандернот входил в агентурную сеть, базировавшуюся в местечке Тикочин, в герцогстве Варшавском, потом он еще руководил французскими шпионами в Австрии.
С началом же боевых действий Бонапарт, в целях совершения французами разного рода карательных акций, взял Вандернота к себе и придал ему особый отряд из отъявленных головорезов.
И вот, по словам Закса, Вандернот со всем своим отрядом вдруг неожиданно исчез.
Уж не это ли те ожидаемые в Петербурге гости, о коих писала графиня Алина Коссаковская?!
Закс, ничего не знающий о записке, оставленной графиней, убежден тем не менее, что Вандернот отправился в Петербург.
Поэтому он прислал мне краткое описание Вандернота: высокий, чернявый, брови и усы необыкновенной густоты и пышности, глаза большие, круглые, выпученные, на левой щеке выделяется длинный сабельный шрам.
НОЯБРЯ 16-ГО ДНЯ. ПОЧТИ ПОЛНОЧЬ
Прогулки по Петербургу в поисках неожиданных “гостей” ни к чему не привели.
Вернувшись, я принялся во второй раз допрашивать арестованных поляков. Спесь от сидения под замком с них успела порядком сойти, и они уже не упорствовали так, как прежде.
Вот что удалось мне выведать.
В самом деле, в Петербурге ожидают появления Вандернота и всего его отряда головорезов. Так что Закс оказался прав.
Цель появления у нас сего отряда не ясна; видимо, есть приказ Бонапарта кого-то выкрасть или убить.
Ванденроту понадобится кой-какая помощь от поляков, и в какой-то момент он захочет с ними встретиться. О месте и времени встречи поляков известит запиской графиня Алина Коссаковская.
Это уже была зацепка. Я тут же отрядил вахмистра Спицыцна на квартиру к полякам, наказав, чтобы он там находился безотлучно, пока не будет доставлена записка от графини Коссаковской.
Приметы же капитана Вандернота по моему приказанию де Валуа, Ривофиналли, Вейс, Шуленберх и Зейдлер быстренько разнесли по всем полицейским участкам столицы.
Теперь нам остается только одно – ждать.
НОЯБРЯ 17-ГО ДНЯ. ЧАС ПОПОЛУДНИ
Доставлена мне срочная депеша от Закса. Чрез Березину уже наводят мосты.
Преодолев страшную свою неприязнь к Кутузову, я переслал сие донесение Михайле Ларионычу: может, хоть теперь светлейший поторопится.
Закс сообщил мне несколько весьма важных подробностей, кои убеждают меня в том, что Бонапарт решительно обхитрит нас.
Дабы отвлечь внимание Чичагова от места, действительно избранного для переправы, вот что придумал гениальный злодей Бонапарт.
Будучи прекрасно осведомлен, что все тамошние жиды горой стоят за российского императора, Бонапарт приказал набрать проводников до местечка Ухолоды исключительно из жидов, и взял с них слово, что они будут хранить тайну, и с тем от пустил их. Цель была достигнута, и тайна уже известна адмиралу Чичагову. Последний уже начинает двигать вверенные ему войска в сторону Ухолоды, полагая, что там-то Бонапарт и устроит переправу.
Что же происходит? Нашего командующего с основными силами нет на месте, а Чичагов попался как глупый, наивный мальчишка.
Как только Чичагов начал отводить свои войска, маршал Удино со своим корпусом отправился к Студенке, куда в одно время с ним прибыли генералы Эбле и Шасселю, присланные Бонапартом для наведения мостов. И работа там закипела.
С неутомимой деятельностию саперы генерала Эбле, в холодной воде, обледенелые, в борьбе с напиравшими льдинами, устраивают козлы, скрепляют их между собою, и настилают полотно мостовой. Хотя окружающая местность вся покрыта лесами, но нет времени рубить лес и перевозить его к месту переправы. Посему мост делается из старого лесу, из бревен от разбросанных изб деревни Студенки. Конечно, от этого прочность и устойчивость моста сильно пострадает, но выхода-то нет.
И совсем скоро Бонапарт отправит к Студенке всю свою гвардию, дабы переправить ее первой.
Выходит, мост у Студенки будет споро, но тихо наведен, и это будет час нашего позора.
Конечно, я тут же предупредил Кутузова (переслал ему записку Закса), но , кажется, это все без толку. Федьдмаршал решительно не собирается ничего предпринимать, ибо уверен, что Бонапарт все равно обведет его вокруг пальца.
На всякий случай копию с донесения Закса я отправил и военному министру князю Горчакову. Но меры, конечно, должен принимать Кутузов, а он боится даже подступиться к Березине, покамест там находится бегущий от нас Бонапарт.
НОЯБРЯ 17-ГО ДНЯ. ОДИННАДЦАТЫЙ ЧАС НОЧИ
Еще раз допрашивал поляков. Они совсем скисли и стали совсем разговорчивыми, даже, пожалуй, болтливыми.
Теперь они уже вспомнили о цели поездки Вандернота. Бонапарт будто бы приказал капитану организовать и осуществить покушение на нашего Государя. С воцарением Великого Князя Константина Павловича можно будет тут же заключить мир. В самом деле, Великий Князь принадлежит к придворной партии, стоящей за немедленное прекращение боевых действий.
Час от часу не легче! Неужто и в самом деле готовится новое покушение на Его Величество?
Сразу же по завершении допроса, я спешно отправился к графу Аракчееву. Надо сказать, что последние признания поляков произвели на его сиятельство должное впечатление.
Алексей Андреич вскочил и бросил мне весьма решительно: “Едем, Санглен, и немедленно. Я самолично должен допросить их. А потом уже обсудим те меры, коими должно будет охранить особу Государя.”
Допрос продлился не менее двух часов. Граф был неутомим, дотошен и въедлив как никогда.
Окончательно прояснившаяся картина выглядела довольно-таки удручающе: по приказу Бонапарта капитан Вандернот прибывает (или уже прибыл) в Санкт-Петербург, дабы устроить злостное покушение на нашего Государя; содействие ему в сем противузаконном деле должны оказывать поляки, состоящие на службе у императора Франции (Сапега и Немцевич).
Прощаясь со мною, граф Аракчеев сказал, что рассчитывает на полнейшую мою самоотверженность, а я, в свою очередь, могу рассчитывать на исключительную его поддержку.
НОЯБРЯ 18-ГО ДНЯ. ЧЕТЫРЕ ЧАСА ПОПОЛУДНИ
Проклятье! Мост у Студенки наведен. Есть новая записка от Яши Закса.
Бонапарт прибыл в Студенку, но прежде чем переправлять чрез отстроенный мост свою гвардию, он приказал отряду из нескольких конников , уже раз переходивших Березину в этом месте, отправиться вплавь на другой берег, взяв на лошадей по одному стрелку.
Начальник эскадрона Жакемино счастливо исполнил приказание своего императора и донес, что видел на том берегу лишь незначительные и разрозненные казачьи отряды.
Не удовлетворившись этим показанием, Бонапарт вновь отправил Жакемино чрез реку, дабы захватить пленных, от которых можно было бы добыть более подробные и точные сведения. Кроме того, император на трех наскоро сколоченных паромах отправил туда от 300 до 400 человек пехоты, чтобы защитить приготовлявшуюся переправу. А на возвышенности, на коей стояла деревня Студенка, Бонапарт велел установить батарею из сорока орудий.
Снова переправившись чрез реку, Жакемино с несколькими удалыми конниками напал врасплох на наш казачий отряд, схватил одного унтерофицера, на крупе лошади перевез на другой берег и доставил его Бонапарту.
Из показаний этого пленного французы узнали, что Чичагов с армиею в Борисове, а против Студенки находится незначительный наблюдательный отряд. Сия новость была сигналом того, что переход чрез Березину можно уже начинать.
Все! Переправа уже идет или даже завершилась! Злодей улизнул от нас!
НОЯБРЯ 18-ГО ДНЯ. ДВЕНАДЦАТЫЙ ЧАС НОЧИ
Я ужинал, когда в столовую ворвался вахмистр Спицын.
Он был необыкновенно возбужден, даже весел и размахивал зажатым в руке листком бумаги. Несомненно, он принес записку для поляков.
В самом деле, так все и оказалось. Под запискою не было подписи, но я узнал почерк графини Коссаковской.
Текст же был следующий: “Завтра к часу дня дожидайтесь на Петергофской дороге, у Красной мызы, при входе в парк Александра Львовича Нарышкина, директора Императорских театров”.
Что ж! Объявляем большой сбор, берем завтра наших поляков и едем к Красной мызе. Только прибыть нужно заблаговременно, хотя бы к полудню.
Не дожидаясь окончания ужина, я, прихватив с собою записку графини Коссаковской, отправился, не мешкая, к графу Аракчееву.
Ознакомившись с запиской, граф вздрогнул и еле слышно прошептал: “Начинается!”
Несколько минут, показавшихся мне вечностью, его сиятельство хранил молчание и шагал, меряя углы своего громадного кабинета, и, наконец, молвил, подойдя вплотную ко мне: “Знаешь что, Санглен, поеду-ка я с тобою. И еще своих людей приглашу – не помешают”.
НОЯБРЯ 19-ГО ДНЯ. ШЕСТОЙ ЧАС ВЕЧЕРА
Не было еще одиннадцати часов утра, когда карета, в которую я поместил арестованных поляков, в оспровождении внушительного конного отряда двинулась к Петергофской дороге.
Прибыли мы, конечно заблаговременно, но было уже поздно. Все дело в том, что капитан Ваденрот начал нести свою вахту у Красной мызы еще в девять часов утра, то бишь он надолго опередил нас.
Когда мы приблизились к воротам роскошного нарышкинского парка, Ваденрот и его молодцы тут же открыли беспорядочную стрельбу.
Они, между прочим, ловко устроились на деревьях, примыкавших к самой ограде.
При первом же звуке выстрелов Аракчеев со своими адъютантами тут же ретировался. А вот мои люди стали бодро отвечать (особенно усердствовал ротмистр Винцент Риввофиналли), хотя произведенная на нас атака явилась полною неожиданностию – мы ведь считали, что пришли первыми.
Постепенно бой разгорелся не на шутку; с нашей стороны появились раненые, в том числе и тяжело. Но вдруг выстрелы, летевшие в нас из-под кущ деревьев, стали становиться реже.
Тут я заметил, как фигурки скачут с дерева на дерево
Было ясно: отряд уходит. И действительно, по верхушкам дерев он перебрался в другую сторону сада, а потом перемахнул, и с концами.
А поляки, воспользовавшись суматохой, ускользнули из кареты. Впрочем, они уже для Высшей воинской полиции особой ценности не представляли, ибо все и так успели выложить нам: более им сказать нечего.
Что же касается отряда капитана Вандернота, то я полагаю следующее.
Отряд был раскрыт нами, как и цели, им преследуемые. Потому он или зарылся в тайном убежище или – что вероятнее всего – вообще покинул столицу Российской империи и двинулся вслед за Бонапартом, в Вильну.
В любом случае, отныне жизнь нашего Государя находится вне опасности. Такого же мнения придерживается и граф Аракчеев.
Алексей Андреич даже заверил меня, что будет милостиво отзываться обо мне пред Государем.
Дай-то Бог!
НОЯБРЯ 20-ДНЯ. ДЕВЯТЫЙ ЧАС УТРА
Пришли донесения и от Яши Закса и от барона Петра Филиппыча Розена. Все, увы, более или менее ясно.
Переправа злодею Бонапарту удалась на славу. Император французов таки улизнул от нас со всею своею гвардиею и со всеми, без исключения, своими маршалами.
Адмирал же Чичагов оказался в полнейших дураках, хотя прежде он и клялся со всем упорством, что возьмет Бонапарта в плен, не иначе.
Однако спасся Бонапарт исключительно потому, что Кутузов наш где-то прятался, боясь, что раненый зверь оторвет ему голову.
Светлейший кнзяь с основными силами появился, когда Бонапарт, перемахнув чрез Березину, уже мчался к Вильне.
Михайла Ларионыч тут же отписал обо всем Государю нашему, сообщив, что во всем виноват исключительно один Чичагов, что это он упустил Бонапарта, что это именно из-за Чичагова не удалось окружить остатки “Великой армии”.
Проклятый старик! Он не только неимоверно хитер, но еще и страсть как нахален, беззастенчиво нахален.
Так или иначе, но окружить Бонапарта не удалось. И дело тут не только в его несомненном гении, но и в нашей феноменальной трусости.
НОЯБРЯ 20-ГО ДНЯ. ПОЛНОЧЬ
Призывал сегодня меня к себе Государь, Благодарил за службу и особую признательность изъявлял в связи с тем, что изобличен, наконец, скрывавшийся в Петербурге капитан Вандернот, тот самый Вандернот, что возглавляет шайку Бонапартовых головорезов.
Вообще Его Величество отменно доволен действиями Высшей воинской полиции.