Опубликовано в журнале День и ночь, номер 1, 2007
ЧУДЕСНОЕ УТРО
Внимательные читатели заметят, что в рассказе употреблено сочетание имён и отчеств, соответствующее именам преподавателей кафедры психологии МПГУ В.С.Мухиной, И.Б.Гриншпуна и других. Так вот, это случайное совпадение.
При написании этого рассказа ни одного преподавателя не пострадало.
Во всех отношениях сад был восхитителен. Утреннее солнце мягкой карамелью лелеяло китайские яблоньки; вдалеке, указывая дорогу к усадьбе, изо всех птичьих сил распевал геральдические гимны одинокий соловей.
Несмотря на ранний час Валерия Сергеевна и Тамара Николаевна уже порхали по поляне, изящно перекидывая ракетками белопёрый воланчик бадминтона, особенно модного в этом сезоне. Мужчины же, расположившись прямо на земле под огромным платаном, также по-своему находили толк и радость в наступившем времени суток: дружески обнявшись, Евгений Евгеньевич и Игорь Богданович горячо обсуждали мужскую косметику, завезённую в Петербург известной французской парикмахершей Шнейдер; Игорь Борисович, опершись спиной о вековую мощь дерева, думал о категорическом императиве.
В стороне от гостей, на садовой скамейке я что есть сил прижимал к себе юную курсистку Люсю. Мы были помолвлены, очень любили друг друга и подолгу обсуждали деятельность сестёр милосердия в Боснии, а также многообразие методов самоубийства, приведённых знаменитым Эмилем Дюркгеймом в последнем его нашумевшем труде.
Со стороны посёлка старообрядцев едко тянуло дымом – это в связи с жаркой погодой участились случаи самосожжений. С ветки орешника под ноги Люсе бросилась белка – маленькая серо-коричневая дрянь с чёрными идиотскими глазами-бусинками. Разломав на ладошке подсохший марципан, Люся принялась кормить животное, тихонько напевая мотивчик из какой-то очередной оперетки, подслушанной ей в одной из камер Московского Камерного Театра. Откинувшись на скамейку назад, я смотрел на спину любимой, всем телом чувствуя немыслимую восторженность вожделения.
Между тем, с поляны послышался дамский визг; свистящий звук летящего воланчика прекратился. С неохотой и ленью, запустив остатками марципана в белку, мы поспешили на звук.
Более всего на момент нашего появления поляна напоминала заключительную сцену какой-нибудь античной трагедии. Евгений Евгеньевич и Игорь Борисович, всё так же обнявшись, стояли на краю поляны и с видимым смятением отводили глаза от окружающих людей и предметов. Игорь Борисович, с сожалением прекратив думать о категорическом императиве, напротив, выбрал в пространстве одну единственную точку и стал её смотреть, не обращая ровным счётом никакого внимания на застывшую в центре поляны Валерию Сергеевну с ракеткой в руках.
– Я не виновата… она сама… упала… – пробормотала Валерия Сергеевна, и лишь тогда мы заметили лежащую на земле мёртвую Тамару Николаевну.
Воцарилась какая-то нехорошая тишина, нарушаемая лишь работающей в соседней Башкирии бурильной установкой.
– Может быть, вызвать врача? – наконец, предложила Люся.
– Увы… уже поздно… – пробормотала Валерия Сергеевна и погладила каблуком по голове лежащий под ногами труп. Тамара Николаевна была мертва, как никогда.
– Мертва, – подытожил Игорь Богданович и, не найдя взгляду какой-либо опоры или применения, принялся переводить глаза с одной женщины на другую, широко открывая рот и тяжело дыша.
– Но ведь надо что-то делать! – тонко взвизгнула Люся. – Когда люди умирают, обязательно надо что-то делать!
Ответом ей было смущённое молчание взрослых – ни они, ни пятнадцатилетняя Люся никогда прежде не имели дела с трупами.
– Надо защитить тело от разложения, – веско заметил Игорь Борисович.
– Как? – логично спросил Евгений Евгеньевич, не переставая обнимать Игоря Богдановича, но ответа не услышал, ибо Игорь Борисович, по обыкновению, развернул взгляд вглубь себя и вновь принялся размышлять о категорическом императиве.
Было решено опустить мёртвую Тамару Николаевну в проточную воду и позвать плотника Платона, чтобы тот сколотил гроб и вырыл могилу. Сняв с Евгения Евгеньевича шляпу, бросили жребий: получилось, что идти за плотником будет Люся, опускать тело в ручей – Игорь Борисович, а молиться за благополучный исход дела и упокой души рабы Божьей Тамары – Валерия Сергеевна. Аккуратно взяв на руки мёртвую Тамару Николаевну, Игорь Борисович исполнил намеченное, после чего Люся побежала к усадьбе, Валерия Сергеевна забилась в религиозном экстазе, а Евгений Евгеньевич и Игорь Борисович нашли взглядами друг друга и застыли в хрупкой попытке равновесия.
Запыхавшаяся Люся прибежала без плотника, но зато с лопатой.
– Ну? – строго вопросил Игорь Борисович.
– Ах, вы не представляете даже, – запричитала Люся, – Платон сказал, что сегодня у него шаббат, и работать он не может!
– А Архип?
– И Архип.
– А Иосиф?
– И Иосиф. Вы знаете, Платон мне ещё сказал, что шаббат наступает у всех евреев одновременно, и работать тогда не может никто.
Словно подтверждая слова Платона, шаловливый ветер донёс звуки пьяных песен, без сомнения, распеваемых в еврейских поселениях на правом берегу реки Клязьмы.
– Значит, будем копать сами, – решил Игорь Борисович, – я где-то слышал, что глубина могилы должна содержать в себе два кубических метра почвы.
Игорь Богданович с некоторым сомнением посмотрел на Игоря Борисовича. Копать так много ему явно не хотелось.
– Думаю, господа, – обвёл он глазами присутствующих, – для нашей миниатюрной Тамары Николаевны и одного кубометра вполне хватит.
Эта идея не вызвала поддержки Игоря Борисовича, хотевшего во что бы то ни стало настоять на своём, но ему, как всегда, мешали врождённый такт и великодушное почтение к наступившей неизбежности вечного.
– Господа, – вступила в разговор Валерия Сергеевна, – но ведь это же ненаучно. В наш просвещённый век можно было бы уже догадаться, что для сокращения объёма работ необходимо естественное углубление почвы!
– Точно, – согласился я, – я как раз вчера видел Платона, роющего яму возле садовой ограды…
– Да, – неожиданно гнусаво объяснил Евгений Евгеньевич, – я попросил его закопать съестные отбросы. Но до наступления этого своего шаббата он успел только вырыть яму!..
На инспекцию углубления отправились Игорь Борисович и Игорь Богданович; яма вполне подходила. Взяв лопату, Евгений Евгеньевич принялся обрабатывать края, Игорь Богданович уставился взглядом вглубь ямы, а Валерия Сергеевна засуетилась и стала мешать Игорю Борисовичу думать о категорическом императиве.
– Значит, без гроба будем хоронить? – заинтересованно защебетала она.
Игорь Борисович поднял очи и смерил Валерию Сергеевну взглядом, полным презрительного сострадания.
– Отбросьте условности, – веско ответил он, – Тамара Николаевна движется кратчайшим путём к Господу нашему, а Вы – нет…
Не желающая немедленно умирать, Валерия Сергеевна неожиданно вспомнила, что на похоронах обычно оплакивают умерших, и с громким воем уткнулась в Люсино плечо.
– Конечно, нужно священника, – полувопросительно начал Игорь Богданович, но тотчас вспомнил, что шаббат ещё не закончился, а Лев Семёнович уехал в Киев на конференцию православных священнослужителей России по вопросам дефлорации и вивисекции.
– Я сказал, отбросьте условности, – повторил Игорь Борисович и отошёл на два шага от ямы, чтобы полностью охватить глазами творение. Яма была хороша.
– Отличная работа… хоть самому ложись… – начал было Евгений Евгеньевич, но осёкся.
– Это Вы всегда успеете, – ответил Игорь Борисович и посмотрел на Евгения Евгеньевича так, что тот сам побежал к ручью за трупом.
Мёртвую Тамару Николаевну положили на дно могилы, установив тело так, чтобы оно занимало как можно меньше места.
– Ну, я думаю, речей произносить не будем, – произнёс Игорь Борисович и первый бросил горсть земли на тело погибшей. За ним последовали и остальные.
Отработанного грунта не хватило, чтобы полностью заполнить яму, и вместо привычного холмика на раскисшей после дождя земле осталась неопределённой формы продолговатая вмятина.
– Не забудьте завтра сказать Платону, – обратился ко мне Игорь Борисович, – чтобы он хотя бы догадался крест приладить.
– А если я не найду это место? – забеспокоился я.
– Найдёте. Тело лежит головой налево, – успокаивающе произнёс Игорь Борисович и воткнул в указанном фрагменте почвы бадминтонную ракетку.
Я понимающе кивнул, и все отправились обратно на поляну, тем более, что утро было чудесным, а до обеда оставалось ещё полтора часа променада. Игорь Борисович вернулся под платан, чтобы продолжать размышления о категорическом императиве; Евгений Евгеньевич и Игорь Богданович, снова обнявшись, стали обсуждать новые формы церебрального полураспада, открытые недавно выдающимся русским схоластом Пустовойтовым; а мы с Люсей вернулись на скамейку для дальнейшей дискуссии о вопиющем принудительном индульгировании рядовых членов католической ложи святого Когана, обитающих в профилактории неподалёку. Неуютно себя чувствовала лишь Валерия Сергеевна, бессмысленно пересекающая поляну из стороны в сторону, обратно и перпендикулярно по отношению к обоим направлениям.
– Господа! Не угодно ли в бадминтон? – вопросила она, обращаясь ко всем сразу и ни к кому по отдельности.
Было слышно, как в еврейских поселениях на правом берегу реки Клязьмы звуки “Хава Нагила” сменились на “Боже, царя храни!”…
САД МАНДЕЛЬШТАМА
Главное, выбежав из вагона, успеть первым на эскалатор: тогда можно будет пробежать одним духом весь лестничный пролет и не оглядываться ни на неизбежную толкучку, ни на огромный рекламный плакат Донского кладбища, сэкономив, таким образом, несколько минут.
Юра Вологжанинов, перспективный специалист, сотрудник издательства “Гидравлик Пресс-центр” опаздывал на свидание. Его возлюбленная, студентка Дина, конечно, простила бы задержку, но Юра предпочитал быть точным даже в мелочах, справедливо полагая, что это неминуемо отразится на его персональном рейтинге.
Вылетев из метро “Фрунзенская”, Юра бросился в сад Мандельштама, но ещё издалека заметил, что на условленном месте любимой девушки нет. Тогда, уже не торопясь, он подошёл к условленной скамейке и оглянулся по сторонам.
Внимание Юры привлекла парочка, дискутирующая на неизвестные темы чуть ближе к пруду. Было видно, что девушка отобрала у своего попутчика небольшую брошюрку, которую он до этого мял в руках, и, вырвав оттуда несколько страниц, воткнула их в щель скамейки. Юноша же вытер со лба пот и повёл девушку куда-то в сторону метро. Эта последовательность действий показалась Вологжанинову довольно странной – чисто в абстрактном смысле, разумеется; не занимая ни одной тысячной напряжённого ожиданием сознания.
Стало скучно. Вологжанинов покормил птиц куском булки, завалявшимся в кармане, – булка закончилась, птицы разлетелись. Потыкал носком модельного ботинка камешки – глупо… в общем, видимо, именно потому, в конечном счете, внимание Юры привлекла одна из давешних книжных страниц, ещё не вырванная ветром из щели в скамейке. Юра расправил бумагу и стал читать.
Текст оказался на первый взгляд не очень понятным, но занимательным.
…однажды, играючи, я создал все сущее, потом пришёл в этот мир под видом одного из порожденных мной, и эта игра настолько увлекла меня, что я забыл, куда хотел вернуться, меня сначала очень смешили церкви, теперь я уже привык, их посетители поют хвалу моим изображениям и не способны угадать меня в числе себе подобных только потому, что в глубине души каждая скотина мнит себя венцом творения, поэтому им невыгодно моё существование, потом я понял, что я всего лишь облик, воплощение, и разбей этот облик – моя суть вырвется на волю. И так будет с каждым, кто освободится от представлений о себе. Истинно говорю вам, когда я думаю о своём будущем, мне хочется покончить с собой. Я знаю, такие люди, как я, всегда бесперспективны: мы ничего не можем довести до конца, включая свою жизнь, дающуюся нам по воле полового инстинкта.
Не хочется и думать об этом. Раньше мне казалось, что окружающие хотят меня убить за то, что я лучше них, потом я понял, что они вряд ли убьют меня именно по этой причине, ведь их посредственность граничит с беспомощностью, и тогда я понял: когда я умру, я умру, когда не успею их всех уничтожить
– Юра!
Он поднял голову. Рядом стояла виновато улыбающаяся Дина.
– Извини, опять опоздала. А что это ты такое читаешь?
Юра протянул ей лист; Дина, обладавшая навыками быстрочтения, изучила его мгновенно.
– Ну и чушь же печатают сейчас! Хотя, знаешь, не выбрасывай эту галиматью, я в автобусе перечитывать буду. Ваше хваленое издательство тиражирует сплошное занудство!
– Зато я там деньги зарабатываю, – резонно ответил Юра.
Текст он решил сохранить.
Юра Вологжанинов был поразительно везучим человеком. Закончив школу, он, разумеется, сразу же попал в вооруженные силы России, где в составе их ограниченного контингента прибыл в Среднее Поволжье. В это время там так раз разгорался новый межэтнический конфликт. Выжив в кровавой мясорубке семнадцатого безуспешного штурма Чебоксар, Юра был комиссован по контузии на более спокойную горячую точку на Полярном Урале. Там он спокойно дослужил оставшиеся по закону о воинской обязанности пять лет военной службы и вскоре вернулся в родную Москву. Дома он быстро нашел хорошую высокооплачиваемую работу и зажил очень даже неплохо по сравнению со многими другими своими соотечественниками.
В России к тому времени уже полтора десятилетия был объявлен Режим Наибольшего Благопрепятствования. Всячески поддерживалась народная инициатива по созданию легальных проправительственных партий, блоков и просто очередей в магазинах; оппозиция в третий раз за второй год была наказана и заперта в здании парламента. Если верить телевидению, занималась она там исключительно каннибализмом и вербальным сексом.
Правда, поначалу страну несколько раз в год также сотрясали скандалы, связанные с обсчётом голосов, подкупом избирателей и избиранием покупателей, однако, вскоре федеральный бюджет традиционно развалился, и для экономии средств выборы было решено больше не проводить. По мнению всех специалистов, это жёсткое решение привело к мгновенному понижению уровня коррупции в стране; многие обозреватели отмечали это и на своём собственном примере.
Безнадежно разросшаяся Москва концу правления Пятого Президента России была разделена на восемь зон, вписанных друг в друга (начиная с Первого Президента, руководителей страны, оставивших свой пост, канонизировали и запрещали называть по имени; видимо, по той же причине, почему житие патриархов Русской Православной Церкви никогда не упоминалось всуе даже после их смерти).
Градация зон была простой и продуктивной. Правительственными зонами считались Первая и Четвертая. Вторая заключала в себе преимущественно офисы крупных фирм, Третья, совсем небольшая, состояла из транспортного кольца и небольшого количества зелёных массивов. Пятая, Шестая и Седьмая зоны представляли собой сплошные, высококонцентрированные спальные районы с жилищными условиями прямо пропорциональными доходу хозяина квартиры.
Что же касается Восьмой зоны, то она была предназначена отнюдь не для проживания в ней людей, а для нужд хозяйства пятидесятимиллионного города. Однако именно в ней группировалось большинство населения Москвы. Почти все из них были уроженцами других городов России; наиболее счастливые из них имели статус беженцев и потому могли рассчитывать на продовольственную помощь из-за границы. Впрочем, невзирая на это ежегодно в Восьмой зоне от голода и различных болезней умирало от восьми до десяти процентов жителей. Поэтому в разговорной речи эту зону редко называли по номеру, именуя чаще всего просто “зоной”.
Законодательством была разрешена деятельность всех религиозных учений и сект, получивших лицензию в Священном Синоде. Молодые люди, отслужившие в армии, охотно шли на службу в Христианскую Ассоциацию Наглядной Агитации (ХАНА) для того, чтобы проповедовать православие, государственность и духовность с оружием в руках, и добровольцы находились всегда, потому что из каждого призыва примерно треть все-таки выживала. Плоды их полной опасностей работы как ничто другое укрепляли вертикаль власти в стране.
Особенно ревностными приверженцами православной веры стали народы Кавказа, число которых достигло к тому времени восемнадцати человек. Например, широкое освещение в печати получил случай, когда чеченец Иван Бурцев по религиозным соображениям занялся геноцидом и полностью вырезал калмыцкое население России в лице престарелого алкоголика дяди Мити Ильина. Преступника освободили по амнистии прямо в зале суда под громкие аплодисменты всего остального чеченского народа в лице президента Республики Чечня Петра Кузнецова.
Многие субъекты Российской Федерации были распущены за фактическим отсутствием населения. Беженцы из экономически безнадежного и потому расформированного Сахалина поначалу заполнили собой крупные города Южного Приморья, но вскоре были вытеснены оттуда и отчасти истреблены более выносливыми и агрессивными уроженцами отменённой ещё раньше Магаданской области.
Последовательная и гибкая национальная политика, проводимая правительством, привела к тому, что на всем Приморье, в Алтае, Северном Забайкалье, Поволжье и Полярном Урале тлели межэтнические конфликты и религиозные бунты. Город Шагонар с окрестностями, например, объявил о своём выходе из Республики Тува и вхождении в состав Рязанской области. Мусульмане Башкирии и старообрядцы Урала, объединившись, объявили о создании новой Унитарной Церкви Второго Пришествия Магомета. Ханты и манси почти полностью истребили друг друга, когда вдруг поняли, что и тех, и других ещё раньше уничтожили ненцы.
Однако государственные телеканалы привычно молчали, не мешая государству заниматься своими прямыми обязанностями по неуклонному повышению благосостояния оставшихся в живых граждан России. По этим и другим причинам к концу правления Восьмого Президента правительству удалось повысить средний уровень жизни в стране до трудно досягаемого примера таких супердержав, как Афганистан, Вьетнам и Ангола. Российские экономисты зафиксировали в стране небывалый рост национального дохода и, запасая перловую крупу, приготовились к началу процветания.
По дороге с работы и дома Юра не раз задумывался о таинственном книжном листке, но всё это, как правило, заканчивалось тем, что он начинал представлять себя то светильником, то тополиным пухом, а однажды даже представил себя гидроэлектростанцией. Тогда он обычно приходил к Дине; начитавшись текста, они надевали противогазы, чтобы не целоваться, и садились у окна смотреть армию.
В городе шли военные учения, недвусмысленная наглядность которых была одним из главных завоеваний эпохи тотальной демократии. На широком Чернобыльском проспекте ломали асфальт при помощи танков. В воздухе шла напряженная борьба между облаками, фиксируемая с помощью новейшей радиолокационной техники. В верховьях Яузы завершал свой последний рейс линкор “Хасавюрт”. Неподалеку по взлетным полосам гонялись друг за другом новейшие атомные истребители “Слепень”.
– Я хочу быть охотником, – неожиданно произнёс однажды Юра и резко закрыл окно.
– Что? – не поняла Дина.
Юра снял противогаз, чтобы было лучше слышно.
– Все просто. Я хочу стать охотником для того, чтобы закончить то, о чем говорил автор Листка: я хочу убивать представления о нас, которые подменяют собой нашу душу. И когда я убью последнее представление, пустоты больше не будет, и тогда всё станет таким, каким и должно быть на самом деле.
Дина вздохнула.
– Хорошо. Только тебе нужно, наверное, оружие… хотя я могу позвонить Никите Августовичу… он-то наверняка поможет.
Как и ожидалось, продавец оружия Никита Августович за вполне необременительную плату помог раздобыть всё необходимое, и вечером того же дня Юра отправился на свою первую охоту.
– Только поосторожнее, мой мальчик, – гундел на прощание старый проходимец Никита Августович, – испытывая мой товар, ты испытываешь честь моей фирмы…
Юра был спокоен и за себя, и за честь фирмы. Всё было разработано до мелочей.
Забравшись на крышу стандартной для Пятой зоны пятиэтажки на углу Афганской улицы и Воздушно-десантного проспекта, Юра надел маску, камуфляж, и установил должным образом альпинистское снаряжение. Закрепив трос, он спустился без особых затруднений на балкон третьего этажа. Заглянув в окно, Юра понял, что семья известного политолога Ивана Панельного в сборе. Мгновенным ударом кулака выбив оконное стекло, он оказался в гостиной комнате. Жена, дети, домашние животные и комнатные растения политолога застыли в ужасе. Юра сделал успокаивающий жест в их сторону и обернулся к работающему телевизору, по которому вещал о чем-то в прямом эфире глава семьи. “Отлично”, – подумал Вологжанинов и, тщательно прицелившись, ударил прикладом по изображению на экране.
В последний момент изображение заметило надвигающуюся угрозу и подняло было руки, но поздно. В комнате раздался взрыв, звонко полетели во все стороны осколки битого стекла и тайваньской электроники. Семья известного политолога рухнула на пол в молчаливой истерике; Юра же поднял с пола винтовку и, не торопясь, удалился из комнаты тем же способом, что и пришёл.
Юра выходил на охоту каждый вечер, примерно в одно и то же время, руководствуясь телепрограммой из модного журнала “ТВ-зона”. В пути его неизменно сопровождал десантный рюкзак со спецснаряжением, добрая старая снайперская винтовка, из которой ему так и не довелось сделать ни одного выстрела, и помещённый в кожаный мешочек на груди Листок. Этот амулет охранял его от любых неожиданностей.
Никто не подозревал о тайных Юриных приключениях. Коллеги-издатели после работы всё так же пили с ним шерри в коктейль-баре “Аушвиц”, совершенно не догадываясь, что находятся в одной компании с маньяком, таинственным уничтожителем телевизоров, уже не один месяц приводящим в ужас огромный город.
Однако постепенно Юра стал подозревать, что охотится не один. Иногда он замечал за собой какую-то странную тень, а однажды, придя на очередной объект, увидел плачущую старуху-мать возле только что уничтоженной мишени. “Опоздал…”, – догадался Вологжанинов, и, не теряя ни минуты, кинулся вдогонку за соперником. Забравшись на крышу, он увидел юного белокурого паренька, деловито распутывающего парашютные стропы.
– Здорово, – сказал Юра.
– Привет, – поздоровался парень, – как работа?
– Сегодня ты меня опередил.
– Ты меня тоже два раза опережал.
Они закурили. Юра с интересом смотрел на собеседника. В нем чувствовалась подготовка участника установления конституционного порядка в Приморье. Неожиданно Юра понял, что хотел бы у него спросить.
– Слушай, а ты видел это? – спросил он, достав из-за пазухи заветный кусок бумаги.
Вместо ответа парень достал из внутреннего кармана другой Листок того же формата и протянул его Юре.
…я иду по улице, смотрю на прохожих, а это и не люди вовсе: их лица значат больше, чем они сами, потому что они хотят соответствовать своему облику, а не наоборот. Мерзкие твари, лишенные всякой индивидуальности. А ведь именно для них я пишу свои статьи и книги, и вынужден я их писать там же, где они их и читают, в МЕТРО!!!, хотя если серьезно играть в эту игру, надо спуститься до их недосуществования, и я спускаюсь, у меня даже вполне неплохо выходит. Только очень уж противно, тошнота притупила все чувства, чаще всего теперь я вообще не думаю ни о чем, и не потому, что больных тем слишком много, а просто потому, что я тупой. Большую часть времени я способен только на самосозерцание, поскольку лавину мыслей о мирских заботах я бы не выдержал, их надо вылавливать по одной – каждую в своё время, а ведь глупо постоянно осознавать собственную индивидуальность, будь то очередной спектакль, или концерт, созданные мной, и тем более неудобно, когда ЕДИНОМЫШЛЕННИК становится даже ближе друга, но я не идиот и не хунвейбин – для меня эти понятия все-таки иногда совпадают я больше уже не мучаюсь бессильным вопросом “КАК ЖЕ ЭТО ТАК?”. Теперь отчаяния нет, теперь в подобных случаях я равнодушно спрашиваю себя “КУДА ТЕПЕРЬ?”, и, что интересно, часто нахожу ответ, а вообще я уже давно растерял себя настолько, что пустота стала моей личностной характеристикой, лишь поэтому я счастлив, хотя совершенно не чувствую себя счастливым.
Крайне забавна полная анонимность, отсутствие облика, поэтому уместно спросить, кто же сейчас пишет эти строчки. Увы, как можно ответить на такой вопрос?
– Кто же всё это написал? – задумался Юра, прочитав написанное.
– А вот этого, братишка, я тебе знать не советую, – ответил парень, – я, конечно, вижу, что боевая подготовка у тебя хоть куда (ты, кстати, не в Первую Чувашскую её получил?), но, видишь ли, какое дело, до сих пор я не встретил ни одного человека, оставшегося в живых после открытия тайны авторства манускрипта. Все они либо были убиты, либо покончили с собой, либо просто исчезли без следа.
– Ты, конечно, как хочешь, – жизнерадостно ответил Юра, – а я всё равно докопаюсь до истины.
– Ладно, это твоё дело, парень, только ты бы шёл отсюда. Я тебя, конечно, не гоню, но мне ещё, видишь ли, надо скрыться с места преступления до приезда наряда. Так что дорога каждая секунда.
– Ну, раз так, тогда счастливо тебе! – ответил Юра.
С этими словами он нырнул в чердачное окно, спустился по чёрной лестнице на улицу и поехал на попутном бронетранспортёре домой. Парень же остался сидеть на крыше и всё так же деловито продолжал распутывать стропы. Так и не дождавшись приезда сил Закона, он тоже спустился через чердак на улицу и отправился пешком куда-то по улице Диверсантов в сторону Седьмой зоны.
Больше Юра не встречал признаков белобрысого охотника; тот исчез, как будто его и не было. “Может быть, он узнал, кто является автором книги, и пропал?”, – строил догадки Юра.
Однажды, с утра отправляясь на работу в своё издательство, он столкнулся в дверях подъезда с полуофициально одетым моложавым господином, нервно сжимающим в руке диктофон.
– Послушайте, это не вас ли зовут Юрий Вологжанинов?
– Да, а что случилось?
– Здравствуйте, моё имя Василий Порфиров, я работаю в телекомпании “Дежавю”. Позвольте задать вам несколько вопросов!
– В чем дело? – удивился Юра.
– Скажите, ведь вы убийца?
– Вы чего, с ума сошли? – вконец изумился Юра.
– Не притворяйтесь, что вы ничего не поняли. Мы давно уже знаем, что вы опытный охотник-убийца. И то, что мы располагаем вескими доказательствами существования этой стороны вашей жизни, как нам кажется, заставит вас прислушаться к нашему предложению. Предложение очень простое. Со своей стороны мы гарантируем вашу полную неприкосновенность перед законом и, разумеется, контракт на немалую сумму. От вас же требуется и того меньше: всего-навсего выступление в нашем новом ток-шоу “Чёрная Маска”. Так что советую хорошо подумать над нашим предложением!
– Молодой человек, вы меня, скорее всего, с кем-то перепутали. На вашем месте я бы немедленно покинул бы мой подъезд! – стараясь сохранить максимально вежливое и тактичное обращение к собеседнику, ответил Юра.
Журналист не заставил себя долго ждать и отбыл в неизвестном направлении так же неожиданно, как и появился. Однако с того дня Юра несколько раз был вынужден уходить от слежки, осуществляемой монахами из секты коммунистов седьмого дня; дважды, придя на очередной объект, он заставал там громких и нахальных людей с телекамерами и татуировками. Вскоре журналисты и их подопечные стали, уже не скрываясь, шляться у Юры на работе и даже по квартире как у себя дома.
– Пора уходить в подполье, – сказал он однажды Дине. Та скептически ответила:
– Что, ты думаешь, они так просто от тебя отстанут, и всё сразу забудут? Что-то не верится! Знаешь, на твоём месте я бы согласилась с их предложением, пока они ещё не вынуждают тебя принять их условия силой.
В тот же вечер Юра принял предложение телекомпании “Дежавю”.
Выступив на нескольких ток-шоу “Чёрная Маска”, Юра быстро стал большой знаменитостью. Его портрет украсил обложки всех модных журналов. С ним считали престижным общаться известные политики, бизнесмены, музыканты, спортсмены. Однажды он попал даже на прием к Президенту России Семёну Сморчкову; тот как раз сменил на своём посту Восьмого Президента России и поэтому всё ещё говорил о реформах.
Пронырливые журналисты мгновенно прозвали Юру “виртуальным киллером”. Глупое, но броское название сразу прижилось. Понятие “виртуального теракта” вошло в качестве термина в социальные и психологические науки; его культурно-исторические корни обсуждали на международных конференциях седые теоретики. Об уголовной же ответственности Юры за совершенные им преступления после незаметного вмешательства компании “Дежавю” все, включая соответствующие органы, быстро забыли.
Молодежь почитала Юру за одного из самых легендарных своих героев. Политически гиперактивные студенты из Московского Государственного Университета Гражданской Агитации регулярно проводили на площади Воскрешения Родины красочные манифестации с торжественным разбиванием телеэкранов. Сверхновая звезда музыкальной эстрады поп-группа “Горячая точка” выпустила новомодный шлягер “Убей в себе телевизор”. Словом, Юра был везде: на всех плакатах, по всем телепрограммам, на всех радиостанциях. Скопив небольшой капитал, он уволился с работы в своём издательстве и решил жениться на Дине.
Однажды, вернувшись с одной из съемок телепрограммы “Чёрная Маска”, Юра застал любимую утирающей слезы.
– Что произошло?
– Читай! – ответила она ему и протянула какую-то тоненькую брошюру, открытую на одной из последних страниц.
Вологжанинову хватило всего лишь одного взгляда, чтобы опознать текст.
“СЛЭШ, – говорили мне, – СЛЭШ, зачем тебе все это нужно? ведь ты же не гений, ты просто талант”. “Идиоты, – отвечал я, – вы даже не таланты, молчали бы лучше, раз уж вам всё равно по большому счету нечего сказать.
Вы объявили меня пророком, но я не пророк. Вы же сами спросили меня, кто я, и я ответил, что я Бог, а когда вы спросили меня, что я хочу, я ответил, что ничего не хочу. Даже такие элементарные вещи вы оказались неспособными усвоить.
Я знаю, вы зачем-то ждете второго пришествия Христа, и даже не замечаете, что он уже здесь, среди вас
…итак, игра окончена, результаты ясны, наше существование оказалось всего лишь отражением в стекле вагона метро, и люди, искавшие смерть, нашли её, и табун коней вороных вслед за табуном коней белых промчался куда-то в сторону ближайшей скотобойни как выяснилось, основная идея бытия действительно заключается в том, что на самом деле нас нет, потому что мы являемся всем сразу. Разве можно выдержать такое? вот мы и прячемся за своё изображение, и я, я тоже не более чем просто изображение, и если зеркало вдруг разобьется, не будет и меня самого.
Дочитав текст, Юра перевернул брошюрку обложкой вверх и прочитал её название. Книжка называлась: “Телекомпания “Дежавю”: лучшие телецитаты года”. Имя автора на ней указано не было.
– Эту книгу написал телевизор! – заорал Юра и навсегда сошел с ума.
Два последующих дня он прятался на городской помойке в Восьмой зоне, но от высокого уровня радиации у него начались галлюцинации. Ему мерещились люди, люди, люди… везде люди с одинаковыми телевизионными лицами…
С бешеной скоростью сменялись в глазах Юры хорошо знакомые улицы, дома, магазины, церкви… вот проспект Свободы, Чернобыльский проспект, площадь Народного Согласия, улица героев Чечни, Калашников переулок, улица Двадцати шести Бакинских Коммерсантов… Дом военной книги, магазин “Полимер”, Центр штатской одежды, Музей плакатного искусства… Кафедральный собор Чеченской, Дагестанской и Кавказской Православной Церкви… Монумент Славе, памятник убитому чувашскими сепаратистами генералу Полуфабрикатову… свежие транспаранты: “Россияне! Нам нужна маленькая победоносная мировая война!”, “Россияне! Помните о демографической проблеме! Голосуйте за сохранение смертной казни!”, “Россияне! Не допустим потери генофонда нашего народа! Да здравствует запрещение абортов!”.
Странно, что люди почти не обращают внимания на эти близкие сердцу каждого россиянина слова. Да и что это за люди, одно название… Заплывшие жиром, заросшие щетиной, с нетрезвой улыбкой лица мужчин; преждевременно постаревшие, холодные, с налепленной секретарской улыбкой лица женщин; детских лиц в наличии не имеется…
Зато по городу ездят могучие танки, а на них сидят красивые молодые офицеры. Юра идет мимо; он не смотрит на танки, а офицеры не смотрят на него. Это ничего, что они ездят – какая нам, в конце-то концов, разница! Это не наше дело. Может быть, того требует желание кого-нибудь из правительства срочно защитить Отечество. Но – тихо! – ведь если мы будем говорить слишком громко, то нас могут арестовать за разглашение государственной тайны…
Юра уже знал, что делать.
К этому выходу на охоту Юра готовился особенно тщательно. Он выкинул в мусоропровод маску, камуфляж и альпинистское снаряжение, выложил на середину комнаты свою брошюрку, несколько раз проверил крепость приклада ударами об стену и, наконец, сел в углу комнаты ждать – оставалось ещё пять-шесть минут. Наконец, телепрограмма “Чёрная Маска” началась. Пробежала знакомая заставка, имитирующая начало выпуска новостей и, наконец, большую часть экрана занял лоснящийся фальшивый образ тучного ведущего с противно торчащими усиками. Вёл он неторопливую и обстоятельную беседу с каким-то другим, почти нереальным образом, настолько знакомым и тоже до отвращения фальшивым, что…
– Ненавижу! – заорал Юра и ударил прикладом винтовки по своему собственному телевизионному изображению.
Очнулся он в удивительно знакомом месте вселенной. “Jardin de Mandelchtamme”, – подумал Вологжанинов почему-то по-французски.
– Юра!
Он поднял голову. Рядом стояла виновато улыбающаяся Дина.
– Извини, опять опоздала. А что это ты такое читаешь?
Юра протянул ей лист. “Боже, это словно когда-то уже было со мной”, – подумал он.
…некоторые суждения окружающих меня идиотов вызывают чисто естествоиспытательский интерес, их немногочисленные мысли отражают бесконечную неспособность человека шевелить мозгами.
“СМЕРТЬ ЗАБИРАЕТ ЛУЧШИХ” – бред, даже смерть зачастую имеёт некоторое понятие о демографии.
“НЕ УМЕРЕТЬ, А ИМЕННО УСНУТЬ” – зачем уснуть? это что, такой компромисс? это когда вроде бы устаёшь жить, а умереть все ещё страшно? да это же вся та же жизнь, только напрочь лишенная ответственности! простите, не по мне … предпочитаю понимать слово “уснуть” в первоначальном меркантильном смысле, так что постарайтесь дать мне поспать, а я постараюсь не опоздать завтра на свою работу
– Знаешь, по-моему, это дикая ахинея, и читать там дальше решительно нечего, – пробормотал Юра.
– Ну и не надо, почитаю в автобусе что-нибудь другое, пусть даже какое-нибудь занудство вроде того, что вы там тиражируете в своём издательстве… – ответила Дина, после чего воткнула в щель скамейки остаток книжных страниц и вдруг умоляюще добавила: – Смотри, Юрка, на нас люди смотрят! Давай пойдем куда-нибудь?
– Давай, – ответил Юра, нервно вытирая со лба холодный пот.
И они пошли.
г. Москва