Опубликовано в журнале День и ночь, номер 9, 2006
Павлик не спал, кусали комары назойливые и злые, как воспитательница из старого детского сада. Острыми ногтями она впивалась в ухо и зудела: “Противный мальчишка”. А пальцы как будто в крови из-за красного лака на ногтях. “Комарина”, – подумал Павлик, и в очередной раз открыл глаза. Так хотелось, чтобы пришла бабушка и разогнала комаров к чертовой матери.
– Бабушка, – прошептал Павлик.
Дверь открылась, вошла бабушка и сказала:
– Я здесь, мой хороший.
И улыбнулась, а потом разогнала комаров полотенцем, включила ночничок и села возле кровати, открыв книжку. Так стало хорошо, так спокойно. Больше всего на свете Павлик любил бабушку и стрекоз. Некоторые глупые девчонки любят бабочек, а эти бабочки, если сядут на что-нибудь, так отложат яйца, из которых появятся гусеницы и все пожрут. Ни тебе яблок, ни тебе слив. Другое дело стрекозы, крылышки прямо переливаются на солнце. Летают как вертолеты и полезные – комаров уничтожают. Вечером возле дачного озерка всегда много стрекоз, протянешь ладонь, смотришь – на нее стрекоза села. Подержишь чуть-чуть руку неподвижно, а потом подбрасывай стрекозу, и она будет возвращаться и всегда на знакомую ладонь.
А бабушка очень похожа на стрекозу, такая же худенькая и быстрая. А еще красивая. Как-то Павлик и бабушка шли со станции на дачу: Павлик в джинсах – бабушка в джинсах, Павлик с рюкзаком – бабушка с сумкой через плечо. Вдруг Павлик услышал, как кто-то сзади кричит: “Девушка! Девушка!”. Кричит и кричит, совсем обкричался. Что за девушка такая, даже любопытно стало на нее взглянуть. Павлик обернулся, какой-то незнакомый молодой парень идет сзади, шагах в семи, и больше нет никого, никакой девушки. Парень вдруг говорит Павлику:
– Скажи своей сестре, чтобы притормозила. Я за вами от самой станции бегу.
Павлик в нерешительности замедлил шаг, бабушка тоже.
– Что случилось? – спросила бабушка.
Тут незнакомец их нагнал и тронул бабушку за плечо.
– Девушка, – начал он. Бабушка обернулась и насмешливо на него посмотрела. – Ой, не девушка, – от неожиданности выпалил молодой парень.
– Конечно не девушка, – подтвердила бабушка, – раз у меня внук есть.
– Извините, – смутился парень, – я не хотел Вас обидеть.
– Напротив, – засмеялась бабушка, почти похвалили, но в следующий раз смотрите вначале на лицо, а потом на силуэт.
Незнакомца звали Алеша, он учился в университете на филологическом факультете. Всю оставшуюся до дачи дорогу Алеша непрерывно болтал и загадывал Павлику загадки.
– Сидит на дереве, и не стучит.
– Белка, – ответил Павлик.
– Нет, неправильно, это недятел.
– Ловит мышей, и не мяукает.
– Некот, – догадался Павлик, – а теперь я загадаю. Порет чушь и не дурак.
– Алеша, – отгадала бабушка.
Алеша загоготал гусаком, присел на корточки, опрокинулся на спину, свалился с тропинки и стал кататься по траве, не переставая гоготать.
Когда показались дачные участки, Алеша достал из сумки маленькую книжечку и спросил, обращаясь к бабушке:
– Можно я подарю Вам сборник своих стихов?
– Давайте, – сказала бабушка, – только напишите что-нибудь на память.
Алеша достал авторучку, улыбнулся, что-то быстро написал, открыв обложку книги, закрыл и протянул Павлику со словами:
– Прочитайте, когда я скроюсь из виду.
Когда Алеша исчез, Павлик и бабушка прочитали посвящение: “Юной бабушке и ее счастливому внуку от Алеши-недурака”.
Во время послеобеденного отдыха бабушка читала подаренные стихи, а Павлик терпеливо ждал. Бабушка честно дочитала книжку до конца и сказала, глядя на внука:
– Рифмуется, но не стихи.
– А что? – спросил Павлик.
– Юность, – ответила бабушка.
Сон не приходил, бабушка поправила ночник, чтоб он не мешал Павлику, и спросила:
– Ну, что? Читаем?
– Читаем! Читаем! – радостно зашептал Павлик.
Бабушка открыла “Рассказы Южных морей” Джека Лондона и все пропало: исчезла кровать, лампа на столе, не стало комаров. Комнату заполнили тропические растения, среди которых, одинокий и обреченный скрывался от преследователей Кулау-прокаженный.
Павлик лежал не шелохнувшись, весь, превратившись в слух, и не заплакал на последних строках рассказа, когда Кулау заполз умирать в заросли дикого имбиря.
– “Свободным он прожил жизнь и свободным умирал, – читала бабушка, – Последняя мысль его была о винтовке, и, обхватив ее беспалыми руками, он крепко прижал ее к груди”.
Бабушка закрыла книгу, молча поцеловала внука, и, выключив ночник, вышла из комнаты, прикрыв дверь. Она знала, что эту ночь Павлик проведет среди цветов имбиря, обняв руками винтовку…
Когда-то давным-давно мама Павлика, войдя в его комнату среди ночи, стала испуганно звать бабушку.
– Послушайте, что это? У него бред! Он шепчет, что замерзает в палатке, и надо успеть написать письма бабушке и русскому народу.
– Это не бред, – сказала бабушка, которая перед сном читала Павлику новеллу Стефана Цвейга “Борьба за Южный полюс”. – Вместе с капитаном Робертом Скоттом он покорил Южный полюс, но на обратном пути из-за снежной бури они не могут добраться до хранилища с керосином и замерзают в палатке. Скотт пишет письма семье и английскому народу, ну и Павлик пишет свои письма.
– Разве нельзя читать на ночь спокойные, добрые сказки? – спросила мама.
– Знаете, милочка, – ответила бабушка, – его любимые сказки “Стойкий оловянный солдатик” и “Русалочка”. Он вырастет мужчиной: воином и поэтом, и никому не придется вытирать ему сопли.
Соседки по даче прохладно относятся к бабушке, она не ведет с ними длинных бесед о заготовках на зиму и не обсуждает латиноамериканские телесериалы, зато мужчины-соседи постоянно предлагают свою помощь. Бабушка всегда отказывается, и сама вместе с Павликом чинит крышу и ухаживает за огородом. Именно в огороде случилась история с бешеной собакой.
Павлик и бабушка вскапывали грядки под весеннюю посадку овощей. Начав с дальнего угла, они рассчитывали к обеду доковыряться до домика и пойти пить чай. Вдруг в дачном поселке истошно завопили женщины: “Вот она! Вот она! Закрывайте двери!”. Грянул выстрел охотничьего ружья, потом еще один. Бабушка и Павлик выпрямились, опираясь на лопаты: вдоль ограды их дачного участка бежала тощая собака, из пасти которой свисала длинная желтая слюна. Она бежала неровно, как бы шарахаясь из стороны в сторону. Добежав до калитки, странная собака поднырнула под нее, и быстро оглядевшись, бросилась в сторону неподвижно стоящих, бабушки и Павлика, преградив им дорогу к дому.
– Стань за мной и не выглядывай, – по-военному скомандовала бабушка, – ничего интересного не будет.
Она поправила очки на переносице и занесла лопату над головой, обхватив черенок обеими руками. Верно прикинув скорость приближающейся собаки и скорость, с которой удастся ударить, резко согнувшись, бабушка рубанула ребром лопаты по черепу собаки. Собака, визжа, покатилась по земле, и, чтобы прекратить мучения тяжелораненого животного, бабушка вторым ударом перебила ей позвоночник. Павлик все это видел, он не стал прятаться за бабушку. Они молча стояли рядом возле умирающей собаки, пока та не затихла. Сбежались соседи и среди них стрелявший охотник, всегда хвалившийся, что бьет птицу влет. Не обращая внимания на сбежавшихся, бабушка положила остывший труп на мешковину и вдвоем с Павликом отнесла на опушку лесочка. Той же самой лопатой они вырыли глубокую яму, и похоронили в ней собаку. Потом присели на поваленное дерево и помолчали. Об этом случае Павлик и бабушка никогда не говорили, но когда они заходили в поселковый магазин за покупками, гомон возле прилавка стихал, и дачники почтительно отстранялись, стараясь их не задеть.
Зато часто бабушка и внук вспоминали историю, случившуюся в тире. Строго следя за спортивной формой Павлика, поддержание которой обеспечивали ежедневное обливание холодной водой, утренняя зарядка, вечерняя пробежка, бабушка среди прочих необходимых условий воспитания мужчины, включила в свой список умение плавать и умение стрелять. Ее покойный муж был морским офицером, ее сын – отец Павлика – служил на военном корабле, она сама была отличной пловчихой и в молодости неоднократно побеждала на соревнованиях по пулевой стрельбе. Три раза в неделю бабушка водила Павлика в бассейн и три раза – в тир. В тире бабушку хорошо знали и самой доверяли обучение внука стрельбе.
В день памятного происшествия Павлик стрелял из пневматического пистолета по мишени. Бабушка стояла рядом и поправляла его действия. Внезапно в тире произошло оживление: вошла большая группа людей в военной форме. Среди них выделялся властный седой мужчина с красными лампасами на штанах.
“Наверно, генерал”, – подумал Павлик.
– Эй, человек, – повелительно сказал мужчина Виктору Михайловичу, заведующему всем стрелковым хозяйством, бывшему морскому пехотинцу, прихрамывающему на левую ногу из-за тяжелого ранения, полученного в рукопашной схватке. – Дай-ка нам пару обойм боевых. Поразмяться.
Окружение генерала услужливо хохотнуло. Он зарядил свой пистолет, прицелился, выстрелил, и попал в “молоко”. Это было видно даже невооруженным глазом: отверстие от пули появилось рядом с черным кругом мишени. Желая не уронить авторитет в глазах подчиненных ему офицеров, он грязно и громко выругался, ссылаясь на не пристрелянный пистолет и плохое освещение в тире.
– Плохому танцору гениталии мешают, а плохому стрелку – трясущиеся руки, – громко, на весь тир, произнесла бабушка, – и никакая матерщина здесь не поможет.
Генерал повернулся, и уставился на нее, выпучив глаза. Бабушка подошла к нему и сказала:
– Можно посмотреть ваше оружие.
Находясь в некотором остолбенении, генерал протянул ей пистолет. Бабушка подняла руку, и, не опуская ее, подряд всадила оставшиеся шесть пуль в черный круг генеральской мишени.
– Пятьдесят шесть, – подсчитал Виктор Михайлович, глядя в подзорную трубу.
– Так должны стрелять младшие офицеры, – сообщила бабушка.
– Можно попросить у господ офицеров еще один пистолет?
Один из адъютантов генерала, молодой подтянутый капитан со свежим шрамом на щеке и тремя орденами на груди с готовностью предложил бабушке свой пистолет. Она зарядила оба пистолета, и попросила Виктора Михайловича:
– Потрафи по старой дружбе, запусти движущиеся мишени.
Чертиками запрыгали и завертелись черные фигурки. Бабушка стреляла по ним попеременно с обеих рук и ни разу не промазала.
– Так должны стрелять старшие офицеры, – подытожила она, – а теперь я покажу вам, как стреляют безо всякого мата по-македонски.
Еще раз зарядив оба пистолета, бабушка спросила Михалыча:
– Пивной банки не пожалеешь?
– Для Вас я последнюю тельняшку сниму, – ответил Виктор Михайлович.
Он высыпал из пивной банки, в которой хранил винтики, содержимое, набросал в нее немного пустых гильз, и, размахнувшись, бросил банку как гранату. Плавный полет банки прервали выстрелы. Бабушка всаживала в нее пули, стреляя из двух пистолетов одновременно. Некоторое время жестянка дергалась в воздухе как живая, но и, долетев до земли, она не обрела покоя: подскакивала и вертелась, пока в пистолетах не закончились патроны.
Бабушка вернула пистолеты. Генерал буркнул:
– Вам бы в цирке выступать, – и чинно двинулся к выходу в окружении свиты, а капитан задержался и сказал бабушке:
– Эх, если бы мои ребята так стреляли…
– То?
– Было бы больше живых пограничников и меньше живых контрабандистов.
– Вы из Средней Азии?
– Так точно.
– Держитесь, мальчики, – неожиданно мягко прошептала бабушка.
– До последнего патрона, – в тон ей серьезно и тоже шепотом ответил боевой двадцатипятилетний командир российских пограничников.
Через три месяца Павлик и бабушка увидели его портрет в одной из центральных газет. Командуя пограничным нарядом, он преградил дорогу через ущелье каравану с оружием, и, отказавшись его пропустить, сложил голову вместе со своими бойцами. Как было написано в газете “героически погиб, приняв неравный бой с превосходящими силами противника”. Капитана, посмертно награжденного еще одним орденом, звали Сергей Зуев.
Бабушка вырезала фото из газеты и захватила с собой в тир, где приклеила в центре многократно прострелянной пивной банке, которую Виктор Михайлович расплющил и повесил на стену как украшение.
– Это твоя икона, Павлик, – сказала она внуку. – Перед тем как стрелять, смотри на нее, чтоб глаз не сморгнул и рука не ослабела.
Павлик уже почти год жил у бабушки. Отец был в плавании, когда маму стал регулярно навещать ее начальник Роберт Олегович. Узнав об этом, бабушка переселила внука к себе. Просто приехала на такси, забрала вещи Павлика, и сказала невестке:
– Решайте сексуальные проблемы без моего внука.
По возвращении отца из плавания мама сообщила ему, что собирается с ним разводиться и что Павлик будет жить в ее новой семье. Отец против развода не возражал, но отдать сына отказался. Вопрос о том, с кем останется Павлик, должен быть решить суд.
Для отца все случившееся явилось горькой и болезненной неожиданностью, и он начал пить. После того как в очередной раз он явился пьяным, бабушка, дав ему протрезветь, предъявила в присутствии Павлика ультиматум.
– Ты, – сказала бабушка, – чтобы не срамить себя, сына и меня, в ближайшее же время выходишь в плавание! Море успокоит твою боль, – добавила она и погладила папу по голове, – а с этим судом я разберусь сама.
Папа ушел в плавание. И, в конце концов, наступил день суда, на котором решалась судьба Павлика. Бабушка отправилась на суд одна, внука с собой не взяла. Она вернулась часа через четыре хмурая и решительная.
– Ну, что? – спросил Павлик.
– Суд решил в пользу твоей матери, – ответила бабушка.
– Ты меня отдашь?
– В том случае, если ты этого хочешь.
– Нет, я хочу быть только с тобой.
– Тогда и говорить не о чем. Я тебя никому не отдам.
Павлик больше ни о чем не спрашивал: бабушка зря слов на ветер не бросала. Через три дня, поздним вечером в дверь бабушкиной квартиры громко и настойчиво постучали:
– Откройте, милиция, – раздалось из-за двери.
– Что вам надо? – спросила бабушка, не открывая двери.
– Мы пришли за Павлом, с нами его мать и судебный исполнитель.
– Уходите! Внука я не отдам.
– Тогда мы взломаем дверь.
– Это, пожалуй, лишнее, – вслух сказала бабушка, – сами мы дверь потом не починим.
Она вернулась от двери в комнату, на стенах которой висели дорогие для нее вещи, и среди них один из подарков мужа – семи зарядный арбалет ручной работы. Бабушка сняла его со стены, зарядила полным комплектом стрел и вернулась в коридор.
– Открой дверь и бегом ко мне, – шепнула она Павлику.
Павлик подошел к двери, открыл замок и, быстро отбежав, стал рядом с бабушкой, которая тут же приподняла арбалет, нацелившись на входную дверь.
Дверь открылась. За ней оказались двое парней в камуфляже, мужчина с папкой под мышкой и мама Павлика.
– Ни шагу через порог. Пока я жива, внука у меня никто не заберет, – громко сказала бабушка.
– Что вы себе позволяете! Я судебный исполнитель! – крикнул мужчина с папкой.
Бабушка ответила щелчком предохранителя на арбалете. Один из парней достал рацию и стал говорить:
– Первый! Первый! Это я – Второй! Что делать? Тут какая-то старая дура… – дальше он доложить не успел. Рация вылетела из его руки, выбитая стрелой арбалета, а сам он схватился за оцарапанную щеку.
– Следующей стрелой я тебе мозги вышибу – пообещала бабушка.
Парень с оцарапанной щекой снял со спины автомат и отдал напарнику, потом он отстегнул от пояса резиновую дубинку и сказал, обращаясь к товарищу:
– Если она всадит в меня стрелу, то лупи по ней не раздумывая.
Павлик все понял. Сейчас этот здоровый парень бросится с резиновой дубинкой на бабушку. Она выстрелит в него из арбалета и не промажет, а в бабушку начнут стрелять из автомата, и даже если она останется жива, ее посадят в тюрьму до самой смерти. Что он может сделать, маленький Павлик? Как он может остановить взрослых вооруженных мужчин? Все смотрят на Павлика, все его любимые герои: умирающий Кулау-прокаженный, замерзающий капитан Скотт… и погибающий в бою “до последнего патрона” Сережа Зуев.
– Стойте, – крикнул Павлик, – не трогайте бабушку.
Он метнулся в комнату, и схватил со стены дедушкин морской кортик. Выдернув кортик из ножен, Павлик стал возле бабушки, обхватив ее левой рукой, а правой рукой приставил лезвие кортика к своему горлу.
– Уходите, гады, – заорал Павлик, – я живым не сдамся.
Люди за дверью оцепенели. Было видно, что Павлика бьет нервная дрожь, и он, не колеблясь, перережет кортиком горло, если кто-нибудь попытается войти.
Первой опомнилась мама:
– Господи, что мы делаем, – заплакала она. – Не надо, ничего не надо. Прошу вас всех уйти. Пусть живет, где хочет.
Бабушка долго отпаивала Павлика травами, опасаясь нервного срыва, и всю ночь просидела возле него: Павлик метался и бредил, но под утро успокоился. Ему приснилось, что он летит на большой зеленой стрекозе над синим-синим морем, и на боку у него сверкает дедов кортик.
г. Москва