Опубликовано в журнале День и ночь, номер 5, 2006
Лета к суровой прозе клонят,
Лета шалунью-рифму гонят…
А.С.Пушкин
Так да не так. Хоть и прозу мы читаем в книге Марины Саввиных, да никуда не убежала рифма – то вдруг среди фразы вспорхнут золотистые крылышки созвучий, а то перемигнутся веселые глазки метафоры… а уж про суровость прозы и говорить нечего – молчаливая, потаенная страсть не есть суровое чувство…
Если в стихах, изящных и надменных, даже пауза кричит, то в прозе умолчание напрягает страницу, минуту, годы, – глаза ищут, когда же грянет ясность, сердце читателя, трепеща, жаждет утоления, ледяной воды правды…
Стихи можно цитировать. Прозу цитировать нелепо. Да еще прозу сложную. Да еще и не только прозу – бог весть почему в конце ХХ века сочиненную Мариной драму “Катилина”! Мало ей политических провокаторов нашего времени?! И зачем ей сегодня Цицерон, когда Россия дала миру целую армию гениальных краснобаев?
Нет, написала же! И все это крайне интересно. И про Кассандру, и про Гекубу… И про будни современной школы… Ну, не могла прекрасная учительница, создатель и директор единственного в России Литературного лицея в Красноярске, не рассказать о волшебной терпеливой работе с детьми! И не могла обойти по кривой, как раскаленная комета зеленую землю, самое загадочное чувство на свете – любовь странную, любовь-ненависть, которая рождает надежду-безверие… взаимоисключающие чувства, слипшиеся воедино и прячущиеся под одним звездным панцирем, в коробке неба…
И всё это – и драматические картины из истории Древнего Рима, и “Глиняный пятигранник”, где перемешаны времена, и куски из дневника Автора, и повесть-фэнтези, и “Люди картонного города” (вновь про Учителя и учеников) – как ни странно, для меня – единый текст. Или даже, скажем определеннее, – один огромный роман. Вот именно: “Роль и судьба”. Где маски меняются местами, но остается крик сквозь времена…
А почему, позвольте спросить, не может быть написан роман одновременно в разных жанрах? Многие западные писатели прибегают к такому приему. Да и наш Василий Аксенов, например, в “Кесаревом свечении” вдруг останавливает объективный рассказ и передает слово героям, и вот – перед нами полноценная, развернутая пьеса. А далее – вновь аналитическая проза… а там еще и трагикомические стихи с диссонирующими рифмами!
Да ведь и у Марины в прозу сплошь и рядом вкраплены стихотворения – и ее собственные, и великих предшественников – Данте, Чино… И не потому, что об этом или ином чувстве она не могла бы сама сочинить, а потому что великие поэты древности для нее – ежедневные собеседники, и в этом нет ни грана самомнения Марины, а только пронзительное ощущение ни на секунду не прерывающегося хода цивилизации, к которой она сама, как человек деятельный, имеет прямое и выстраданное отношение.
Вновь мы идем по книге, возвращаемся и читаем заново. Книга написана картинно, проза блистательная и яркая по зрительному наполнению. Здесь могут прямо в глаза нам глянуть дикие кровавые очи бессмертных убийц… могут на столе перед нами, как спирт на бумаге, зажечься исповеди героя и героини… но мы шелестим страницами и спешим вглубь, дальше – во имя чего, зачем, зачем столько масок, зачем автору бежать в древний Рим или прятаться в аквариум к золотым рыбкам, когда вот она – современность, в которой люди ждут… если вот она, сама, писательница, пусть даже в облике мужчины, не первый год несет юным людям слово истины и может стать (или даже стала) объектом для поклонения?
Нет, я не прав, во мне говорит советское воспитание, неполное, с уклонениями от истины, когда с приходом свободы захотелось кричать о нашей, собственной, изломанной ложью и страхами жизни! И кричали. И спектакли ставили. Но быстро же мы наелись голой правды, огненной публицистики…
Наверное, поэтому многие вдруг вспомнили про смутные и прекрасные стихи “Серебряного века”, про таинственную музыку, столь далекую от гимнов и маршей.
Конечно, можно заиграться и с этими масками… Но счастье Марины Саввиных в том, что, при всем своем изобразительном таланте, она не занимается вышиванием по золоту, для созерцания, – у нее в каждой фразе живет мысль, в каждой фразе пульсирует нерв, веко, мизинец, ресница… каждая строка живет, жалуется, провоцирует… И все они сцеплены в огромный муравейник, который дышит… И любая страница задает главный вопрос: что ждет меня, человека, в этой бездне? Если ждет счастье, то почему оно достигается только через огромные муки?
В этой книге ПРОСТО строк нету. Это в наше время появилось понятие: НАПОЛНИТЕЛЬ. Продают лекарство, а чтобы нажиться на нем, лекарство смешивают с нейтральным порошком. Или даже продают только нейтральный порошок под лживым названием. Говорят, наполнитель бывает в мороженом. И в грузинском вине. Так вот, здесь наполнителя нет! Может быть, даже наоборот – следовало бы некоторые страницы подробнее прописать для человека, отвыкшего за эти митинговые годы читать умную и тонкую прозу, полную ассоциаций, намеков, скрытых цитат…
Хотя на всех не угодишь. Блок говорил: поэт – не червонец, его не обязаны все любить.
Но в том, что эта книга Марины Саввиных непременно найдет благодарного читателя, я уверен. Потому что она сочинялась как сама жизнь – годами. Росла как дерево. Как дочь Марины. Как сын Марины. Как сама душа Марины.