Опубликовано в журнале День и ночь, номер 3, 2006
СТИХИ,
НАШЁПТАННЫЕ
ВОКЗАЛОМ
* * *
Копыта цокали и дождичек сипел,
В колдобины колеса попадали,
Ах, только бы извозчик наш успел,
Ах, только бы домой не опоздали!
Мы гулко миновали старый мост,
И мама успокаивала:
– Боже!
Дом не уйдет, он навек в землю врос…
А дом ушел.
Но это было позже.
ЮККА
Забуду город, полуночный сад,
Забуду и большие звезды юга,
Но вспомню вновь, как много лет назад
Ты привела меня к растенью юкка.
Ты привела.
И ты была права:
В названье этом нежность есть и мука.
Густела ночь.
Сырой была трава
И странный запах рассыпала юкка.
Что знали мы тогда?
И я, и ты?
Но в аромате чудилась разлука.
Цветут ли нынче вещие цветы –
Растения
С названьем странным – юкка?
СТАРЫЙ НОМЕР
Сам свидетель, да и то теперь не верится,
Это было в томском цирке до войны,
Выступал там человек, имел два сердца:
Сердце – с левой,
сердце с правой – стороны.
Грудь покрытую седыми волосами,
Каждый зритель мог послушать в стетоскоп,
Дескать, нате вам и убеждайтесь сами:
Сердце слева – хлоп и справа тоже – хлоп.
Может, правда, может, это – ловкий фокус,
Я в пивной потом двусердого видал.
Он кричал, что эта жизнь – такая пакость,
В драку лез и нарывался на скандал.
Он кричал, что обошлись
с ним бессердечно,
Что она ушла, а в нем любовь жива,
А двусердому любить трудней, конечно,
Если сердца два, то горя тоже – два.
И когда я остаюсь один под вечер,
Старый цирк я вспоминаю без конца,
И не спится, и дышать мне вроде нечем,
И стучат во мне, бесчисленно, сердца.
* * *
Закон в очках был, он курил,
Мой документ листая хмуро:
– Зачем катался до Курил,
То до Днепра, то до Амура?..
Ну вот лишь выехал я за
Шлагбаум – сразу нет доверья,
Очки очками, но глаза
За ними быть должны, наверно?
Я и сказал ему на зло:
– Да. Я налетчик и захватчик,
И в зубе у меня – дупло,
И там пристроен передатчик.
И сердце тикает давно,
Как с часовым заводом мина,
И слуховое есть окно,
И слух, и песня у камина.
ЕСТЬ ЛИ В ТОМСКЕ МЕДВЕДИ?
– Из Томска?.. Да что-то такое
Слыхали. Там климат сырой
И нет от медведей покоя,
По улицам бродят порой…
– Ага, – говорю, – на проспекты
И то забредают они,
Сожрут у студента конспекты,
Попробуй, зачеты столкни.
А то заплутают в метели,
Когда месяцами пуржит,
Проснешься, а рядом в постели
Медведица важно лежит.
Певцы и поэты – без слуха:
Ступил им на ухо медведь,
В Дом быта пойдешь, там услуга
Медвежья. И в пору реветь.
Я стану там скоро горбатым;
Топтыгины, не мудрено.
А вот бы гулял я Арбатом,
Издал бы трехтомник давно!
А так – ни уменья, ни слога,
Оброс я и шерстью, и мхом.
Вот, правда, досталась берлога
В районе совсем неплохом.
КУКЛЫ
Я мальчик, но кукольной верен игре,
Поскольку – поближе к девчонкам,
Немало красивых – у нас во дворе,
И стройных, и с голосом звонким.
А куклы, как люди, спешат в магазин,
Взять ситчика недорогого,
А самой красивой – подай лимузин,
Иначе полюбит другого.
Играем. Ковры травяные вокруг,
Тропинки пробиты ногами.
Из куколки бабочка вылетит вдруг
И станет порхать над лугами.
Я вырос и бабочку встретил в пути,
И куколку сделать пытался,
Волшебного зелья не смог я найти,
И вовсе один я остался.
И снова в театре я чувствую боль,
Которая не умирает,
И каждая кукла волшебную роль
Единственно верно играет…
ТЕАТР
Гостиницу с громким названьем “Россия”,
Имел ресторатор Морозов, Буф-сад…
Но славы и радости сердце просило,
Стучавшее лет девяносто назад.
В Ямском переулке, и грязном и дымном,
Где скрипки калиток звучат без конца.
Построен театр был с названьем “Интимный”,
Считалось, что это причуда купца.
Но в зиму, когда заметали метели
Иные лачуги до самой трубы,
О, как мы летели, и как мы хотели
И жизни иной, и красивой судьбы!
И сцены коробочка людям являла
Любовь и коварство, миры и века,
И зала с героем порой умирала
И вдаль улетала, куда-то в века.
И не было больше – балкона, галерки.
Будь отроком юным и будь ты седым,
Здесь все мы актеры теперь и актерки,
Трезвы, как монахи, и пьяные в дым,
Актеры, хотя без имен и без отчеств,
Творцы, созидатели, хоть и на час,
Всех ваших чудачеств, всех ваших пророчеств,
За что и молиться готовы на вас!
ЯМА
А если в яме я сидел порой,
Себе я говорил, что я не трушу,
И эта яма может быть горой,
Её лишь надо вывернуть наружу
ВОКЗАЛ ТОМСК-1
В Сибири не жарко, ведь Томск – не Бомбей,
Не Рим, не Венеция даже,
Весной с чердака прилетит воробей
Комочком промасленной сажи.
Не всё, что хотел, написал и сказал.
Имею и залу, и спальню.
Но тянет весною опять на вокзал,
Чтоб спать на скамейке вокзальной.
Мне менторы били под дых и в ребро
И делали здесь примечанье,
Мол, ты уясни, что слова – серебро,
А золото – это молчанье!
Быка ободрали, и вот – барабан…
Под ветром тростинка запела,
Расческу с бумажкой прижмите к губам,
И то – музыкальное дело.
Молчания мир не снесет никогда.
Стреляют грома, словно пушки,
В ручьях и речушках воркует вода,
Лепечет листва на опушке.
И дырка, которую выроет крот,
Немедленно в рот превратится,
И рот закричит, завопит, запоет,
А в небе откликнется птица.
Весомому слову не я господин,
Но жизнь подсказала мне тему,
И на ухо шепчет вокзал “Томск-один”
Последнюю в жизни поэму.
г. Томск