Опубликовано в журнале День и ночь, номер 1, 2006
КРАТКИЕ ТЕЗИСЫ
О ЛОШАДЯХ,
КУШАЮЩИХ ОВЕС
НА БЕРЕГУ ВОЛГИ, ВПАДАЮЩЕЙ
В КАСПИЙСКОЕ МОРЕ, ИЛИ ЗАЧЕМ НУЖНА ЛИТЕРАТУРА
(К ПОСТАНОВКЕ
ВОПРОСА)
Как часто случается, что самые фундаментальные и значимые вопросы в нашей жизни оказываются просты и примитивны, не теряя при этом своей фундаментальности и значимости! Простой оказывается форма, но от этого нисколько не страдает содержание, остающееся многослойным и многогранным. Еще чаще эти вопросы вообще не возникают в нашем сознании – только лишь потому, что мы боимся их себе задавать. Действительно, попробуйте спросить человека, считающего себя образованным (или действительно являющегося таким), зачем нужна литература? Вряд ли, вы получите вразумительный ответ. Ваш собеседник, наверное, просто пожмет плечами, показывая тем самым, что ответ для него и для всех очевиден, хотя его и трудно выразить словами. Конечно, будут и попытки сформулировать истину – показать литературу как набор тех жизней, которые читатель не успевает прожить в реальности, вспомнят и про функцию воспитания, преемственность поколений, будут правы, но все равно о чем-то забудут, так как слишком уж это обширная тема. Возможна и такая ситуация: тот, от кого вы ожидаете ответа, возмутится вашим вопросом, воспримет это как покушение на свои святыни и идеалы. В самом деле, разве порядочный человек позволит себе такое кощунство! Потребительский подход к литературе выдаст в вопрошающем “мурло мещанина”, только и всего. Уместно здесь вспомнить и дзэнскую легенду об ученике, который получил от своего учителя палкой по голове, когда начал задавать лишние вопросы.
Между тем вопрос остается простым: зачем нужна литература? Детективы и дамские романы служат для того, чтобы убить время в транспорте по дороге на работу. (Сделаю маленькое отступление: ходит такая легенда, будто пассажиры московского метро в массовом порядке поглощают нетленки от Дарьи Донцовой. Дескать, заходишь в вагон и видишь, как все, там находящиеся, с жадностью глотают детективную приманку, при этом все синхронно перелистывают одну и ту же страницу. Однако я сам видел, как молодые люди раскрывали тома Петрарки, Бальзака, но только не одноразовое чтиво.) А как быть с теми же Петраркой и Бальзаком? Неужели и они, по сути, служат для того же: для получения эстетического удовольствия? Может быть, более изысканного, утонченного, элитарного, но все же удовольствия?
Теперь пора перевести разговор из бытового русла в теоретическое. Литературу нам предлагают воспринимать через наши чувства, эмоции. Подтверждение этому мы найдем и в любом вузовском учебнике литературоведения. Литература определяется как особая разновидность искусства. Но так ли это? Вот в этом вопросе я и предлагаю разобраться в первую очередь, ответ на него и позволит нам приблизиться к понимаю того, зачем эта “непонятная” литература нам нужна.
Мне представляется, что литературу нельзя объединять с искусством или делать ее “подмножеством” искусства. В тех же теоретических и учебных текстах искусство трактуется как “форма общественного сознания”, а можно сказать и так – “форма духовной деятельности”. Так почему не выделить литературу как самостоятельную единицу? То есть уравнять ее в правах с искусством.
Таким образом, мы увидим несколько таких форм. Я предлагаю выделить пять: наука, философия, литература, искусство, религия. Критерием их различия как раз и должен стать способ их восприятия, доля, удельный вес чувств и разума в каждом случае. Если религия апеллирует исключительно к иррациональной вере, то наука, находящаяся на другом конце этой оси, берет в расчет только лишь сухие логические построения, здесь любые эмоции отвернут вас от намеченной цели.
Литература же находится ровно посередине. Значит ли это, что доли разума и чувств должны в ней уравняться? Скорее, мы можем увидеть в ней с одинаковой вероятностью любое сочетание того и другого. Положение в центре оси координат оказывается довольно выгодным, оно освобождает литературу от каких бы то ни было ограничений и правил. Здесь многие могут возмутиться, так же как и после вопроса “зачем нужна литература?”, но что поделаешь, факт остается фактом: литературный калейдоскоп настолько хаотичен и неуправляем, что изобретение здесь каких-либо правил становится делом пустым и бессмысленным.
Казалось бы, что после таких рассуждений мы не найдем ответа на вопрос, которым я вдруг заинтересовался. Действительно, если литература хаотична, если в ней нет никаких правил, то и единой цели ее существования нет и быть не может.
Не исключено, что такую “универсальность” многие воспримут как уловку (и, скорее всего, окажутся правы): отсутствие четкости, определенности ведет к тому, что теряется всякий смысл и всякая ответственность. Но торопиться с подобными выводами не надо. Чтобы избежать такого поворота мысли, я все-таки попытаюсь сузить “область применения” литературы. Это можно сделать путем выделения из огромного букета текстов самого главного цветка. Совсем не обязательно, что он окажется самым красивым (вопрос “что такое красота?” оставим до лучших времен), но именно он станет основой, центральным, формирующим элементом всей композиции.
Мне представляется, что этот “цветок” должен быть обращен к философии. Другие же “участники” нашего букета будут дополнять, поддерживать его. То есть первостепенной целью существования литературы должна стать философия, трансляция идей, но эта трансляция оказывается облаченной в самобытную литературную форму.
В самом деле, философский трактат может наскучить. Слишком все назидательно, слишком явно стремление заключить мысли в оболочку терминов и категорий. Кроме того, почему автор этого трактата считает себя умнее читателя?! Почему читатель вдруг оказывается в положении обучаемого?! Что толку от того, что кто-то будет вдалбливать всем остальным, что Волга впадает в Каспийское море, а лошади кушают овес…
В этот самый момент к нам на помощь приходит литература. Отношения “учитель – ученик” заменяются свободной дискуссией, а точнее, игрой автора и читателя. Автор может зашифровать свою мысль в образе. Действительно, представьте себя на берегу Волги, попытайтесь увидеть этих лошадей… Пусть читатель сам отгадает, что имел в виду автор. А если и не отгадает, то тоже ничего страшного не произойдет. Читатель создаст свой смысл этих образов, превратится таким образом в соавтора. Да и у автора остается пространство для отступления. Ницше просил свою аудиторию обратить внимание на то, что говорил Заратустра, но помимо этого, мы видим то, что делал Заратустра, и можем взглянуть на этого персонажа с другой стороны.
То есть литература становится мыслительным перфомансом или подобием “тоталоскопа” из рассказа Кобо Абэ, где нет пассивных зрителей, а есть только активные участники действа. А это значит, что количество вымышленных миров увеличилось, идеи усложнились и пищи для размышлений стало больше. Надеюсь, что не проголодаемся.
г. Новосибирск