Опубликовано в журнале День и ночь, номер 11, 2005
Память сердца воскресила облик большого и светлого человека – Ивана Всеволодовича Шпиллера, маэстро, народного артиста России, Почетного гражданина города Красноярска. Его концерты незабываемы, известность его оркестра отозвалась далеко за пределами края – и в России, и за рубежом. Он создал этот оркестр, был его душой и наставником, а сама его жизнь стала подобием симфонии, где музыкальная необъятность слилась с человеческой судьбой и ее земным предназначением.
Книгу о нем написала Любовь Загайнова, вдова дирижера. Ей принадлежит здесь солирующий голос в составе мощного оркестра, выразившего подвижнический смысл жизни Ивана Всеволодовича. От истоков, от родовых корней до последних дней служения музыке развертывается она в многочисленных пересечениях с выдающимися музыкантами и сподвижниками, с общественными деятелями, соратниками и просто близкими людьми, питавшими к нему любовь. Те, кто приходит на концерт, видят и слышат итог – и это правильно, им в общем-то нет дела до того, как рождался шедевр, который сейчас завораживает и потрясает душу. Но время от времени, хотя бы иногда, есть смысл остановиться взглядом не только на итоге, но и пути к нему, чтоб отдать должное созидателям прекрасного. Ведь в сущности они переплавляют в звуки собственную жизнь, делая ее соразмерной тем творениям, которые исполняют. И как много должна вместить в себя такая жизнь, как мощно должны в ней отозваться ритмы эпохи и ритмы человеческого сердца!
“Очертания птицы в глине” – так названа книга. Эта емкая метафора заимствована из стихотворения Роберта Моралеса: “И хотя тебя потеряли мои пальцы, / я рад, как скудельник, / нащупывающий очертания / птицы в бесформенной глине”. Здесь сошлись и чувство утраты, и горечь прерванного полета, и неизгладимая запечатленность очертаний. В целом стиль повествования близок к информирующей журналистике: факты, события, документы. Он даже несколько суховат, этот стиль, изредка прорывающийся лирической нотой или личным комментарием. Да еще поэтическими фрагментами, созвучными теме, и лаконичными японскими хокку, сопутствующими главам в качестве эпиграфов. Они тоже выбраны по законам музыкального созвучия: “Я поднялся на холм, / Полон грусти – и что же: / там шиповник в цвету”. Все сказано – и все сокрыто… И во всем видно стремление автора запечатлеть ушедшую жизнь маэстро в незыблемых очертаниях “птицы”. В состав книги включены письма, его собственные эпизодические воспоминания, стенограммы репетиций, где буквально слышен его голос – далеко не всегда любезный, но требующий безукоризненного исполнения каждой ноты. Потому и звучал его оркестр, вызывая восхищение всех музыкальных городов, где ему довелось выступать.
Два года прошло со дня кончины маэстро. На погребении протоиерей отец Валентин Асмус сказал: “Иван Всеволодович соединял два самодостаточных мира: мир церковный и мир артистический, и два века: век девятнадцатый и век двадцатый”. Его отпевали как архиерея, выразив тем почтение к его духовности. И, вероятно, без этой духовности не было бы выдающегося дирижера, как не было бы его без влияния культуры ХIХ столетия, воспринятой им с младых ногтей и в самых безупречных образцах.
Он родился в Болгарии. Сравнительно небольшой круг русских эмигрантов, осевших здесь после революции семнадцатого года, включал в себя людей незаурядных и ярких. В их числе были и родители будущего дирижера – Всеволод Дмитриевич Шпиллер, в прошлом белый офицер, и Людмила Сергеевна Исакова, в прошлом фрейлина императорского двора. Их брак был словно бы предначертан, настолько ощущалась в нем благодатность судьбы. “Союз этих людей, – пишет автор, – был действительно красив и трогателен, очень богат духовно. Свет этой большой любви родителей озарял многие десятилетия и сына – озарял и воспитывал”. Еще до вступления в брак Всеволод Дмитриевич принял духовный сан, и к моменту рождения сына христианская любовь – безмерная и взыскательная – стала его жизненным призванием. На этом невольно задерживаешь внимание, потому что здесь истоки духовной жизни властителя музыки.
Теперь, задним числом, когда уже все свершилось и все в прошлом, видишь, как неукоснительно прочерчивалась ее линия, как все ее сцепления вели к тому, чтобы И.Шпиллер стал дирижером вообще, а затем – главным дирижером симфонического оркестра Красноярской филармонии. Первым и важнейшим этапом на этом пути было возвращение в Россию. Ностальгия – общий удел эмиграции первой волны: оставлено так много неизбывно дорогого, так свежа память, так необоримо желание ступить на родную землю. Для семьи Шпиллеров это усугублялось стремлением соединиться со своими родственниками, оставшимися в России. Родная сестра Всеволода Дмитриевича, Наталья Дмитриевна Шпиллер, – известная певица, солистка Большого театра, ее муж – Святослав Николаевич Кнушевицкий – прославленный музыкант, “поэт виолончели”, как его называют. В те годы подрастает и милая кузина Ивана Всеволодовича, Мирра (Мария Святославовна Кнушевицкая), с которой идет оживленная переписка. Иоанн, так его окрестили в честь святого Иоанна Рыльского, явно обладает музыкальным даром – это уже проявилось, но нужна высокая школа, нужна подобающая музыкальная среда – это еще один важный мотив возвращения в Россию. На рубеже 1940-50-х годов такие вопросы решались не просто. Ходатайствует Московская Патриархия, в судьбе семьи принимает участие Святейший Патриарх Алексий I, идет переписка на государственном уровне, и, наконец, все решается: в феврале 1950 года Шпиллеры в Москве.
И вновь сцепление разных обстоятельств и причин выводит молодого музыканта на предначертанный путь. Решающей для него стала встреча с Александром Васильевичем Гауком. Разумеется, не внезапная или случайная встреча, но подготовленная талантом ученика. До этой черты шел поиск – теория музыки, фортепиано – и в одночасье был сделан окончательный, созревший выбор: дирижерское отделение, класс профессора А.В.Гаука. Прославленная школа! – Е.Мравинский, А.Мелик-Пашаев, М.Паверман, И.Мусин и еще многие – ее питомцы. Теперь в числе их и И.Шпиллер. Он хорошо запомнит наставление учителя: “Ты никогда не имеешь права быть довольным собой! Можешь быть – только иногда удовлетворен”.
Иоанн (теперь уже на русской почве – Иван, в дружеском обращении – Ян, Янчик) блестяще закончил курс и первые же его шаги на дирижерском поприще обратили на себя внимание. Однако работать в Москве ему не представлялось возможным: хоть время и “потеплело”, но еще не на столько, чтоб снять вопрос о месте рождения, социальной принадлежности (репатриант) и проч. В конечном итоге, после недолгой работы в Саратове и Харькове, он стал “странствующим музыкантом”, то есть гастролирующим дирижером. Гастроли охватывают обширную географию – города Прибалтики, Украины, России. Они-то и привели его в Красноярский край. Шел 1970 год, но тогда Иван Всеволодович еще не думал, что вернется сюда насовсем. Это случилось через восемь лет, и здесь опять совпадения и стечения обстоятельств сыграли свою роль.
Для Красноярска рубеж 70-80 годов – время большого культурного прорыва: открытие оперного театра, создание симфонического оркестра, института искусств, хореографического училища. Автор с большой признательностью говорит о деятельности П.С.Федирко, бывшего секретаря крайкома партии, предопределившего этот прорыв. Но с первых же шагов стало ясно, что создать оркестр, то есть пригласить музыкантов и собрать их вместе – далеко не все. Нужна была энергия мастера и энтузиаста, которая претворила бы идею в реальность. Именно этими качествами обладал Иван Всеволодович. Он и был приглашен на должность главного дирижера (1978). Индустриальному городу, промышленному центру нужен был “человек со скрипкой”, иначе что-то наиважнейшее не осуществится в судьбе поколений. С первых же сезонов планка была поднята на уровень столичных оркестров. При этом главный дирижер – главный не только за пультом: десятки вопросов – творческих, хозяйственных, бытовых, организационных – все на нем. И он несет эту ношу, не ослабляя внимания к великим творениям, которые уже звучат не только в Красноярске, но и в городах края. Особенно памятны были ему норильские гастроли, когда в тундре впервые прозвучал “Реквием” Моцарта. “Сыграв их, – пишет автор, – маэстро Шпиллер поклонился всем узникам, в том числе и дальним родственникам семьи, сгинувшим в Норильске”.
Симфонический оркестр сразу приобрел просветительский, гуманизирующий смысл. Появилась мощная форма воздействия на молодежь – студенческие абонементы, неизменно собиравшие полный зал. Выдающиеся солисты ехали в Красноярск, чтобы сыграть с оркестром И.Шпиллера, всех их перечислить невозможно. Но хотя бы некоторые имена – Дмитрий Башкиров, Виктор Третьяков, Владимир Селивохин, Вадим Руденко, Ирина Плотникова, Лев Власенко, Наталья Трулль, Игорь Гаврыш, Николай Луганский… И все они с восхищением отзывались о слаженности оркестра, свободном вдохновении, выразительном звучании. Иван Всеволодович считал самой высокой похвалой оркестру отзыв: “у него есть свое лицо”. Его уже знали за пределами края, в 80-х годах оркестр с успехом выступал в Москве и Ленинграде, вызвав одобрение весьма искушенных меломанов. Московские друзья одобрительно улыбались: “Хорошее дело делает дядя Ваня в Красноярске”. Он делал его в содружестве с такими людьми, как А.С.Демирханов – его трудами был построен подобающий концертный зал: “Очень он талантливый человек, люблю его”, – отзывался маэстро. Он добился и оснащения оркестра первоклассными инструментами – концертные рояли фирмы “Стейнвей”, арфы – все это появилось впервые, и никаких поправок на отдаленность, провинциализм, никаких уступок среднему уровню. Постепенно, но явно рос музыкальный уровень Красноярска, слушавшего самые прославленные произведения мировой классики.
Пришло время и зарубежных гастролей – 1991 год. Первой страной была Югославия, еще сохранявшая в ту пору возможность нормальной жизни. Выступления в Белграде вызвали восхищение и публики, и прессы. Правда, не обошлось без курьеза: в одной из рецензий говорилось: “белградскую публику буквально ошеломил исполнением С.Прокофьева оркестр из Колымы…” Что европейцу наши пространства? – одно понятие далекой дали, и поражало то, что именно оттуда пришла столь невероятная музыка: “в ней вся наша мятущаяся славянская душа. Я никогда не думал, что открою это на концерте оркестра из Сибири, из города, о котором раньше ничего не слышал”, – делился впечатлением один из югославских музыкантов. Знакомство югославов с красноярским оркестром могло иметь далеко идущие последствия: ими было предложено продолжение гастролей в Испании с очень серьезной музыкальной программой и большим маршрутом через шесть городов, включая Мадрид. К сожалению, этот проект не осуществился – видимо, по финансовым причинам.
Далее была Швейцария – 1993. Здесь уместно говорить о триумфе. В книге много восхищенных откликов, но один из них хочется привести как отзвук самого оркестра: “Сибирским музыкантам удалось достичь такого уровня совершенства, которому другие оркестры, гораздо выше котирующиеся, могут только позавидовать. Звучание полное, красочное. Палитра оттенков – богатства бесконечного, контрасты впечатляющие, а главное – сибиряки любят музыку и любят играть… А каков дирижер! Точный, ясный, вдыхающий в свои интерпретации бесконечную жизнь, великолепно упорядоченную. Иван Шпиллер останется у нас в памяти как один из лучших дирижеров, которых принимал Нье-Шатель, а ведь было их немало”. В этой поездке был еще один важный момент для самого Ивана Всеволодовича: он смог посетить рахманиновские места – имение “Сенар” на берегу озера под Люцерном. А потом он поднялся в Альпы, долго всматривался в альпийский пейзаж и вслушивался в альпийские звуки. Позднее станет ясно, что эта альпийская прогулка обогатила его дирижерскую палитру. Гастроли в Швейцарии стали своего рода звездным часом. Сразу по возвращении в Красноярск оркестру было присвоено звание – “Академический”.
Естественно, это не пришло само. Есть радость осуществленного труда и есть тернистая дорога к его осуществлению. Волевой, почти диктаторский стиль руководства оркестром приносил свои плоды, но рождал и ропот. Дирижер в письмах родным шутливо подписывался – Сибтяжмуз. Была в том доля правды, была.
Гастрольная поездка в Корею прошла напряженно и сложно. Были какие-то формальные несообразности, возникало непонимание то в порту, то в гостинице, и вообще все шло как-то нескладно. Эта предельно нервная поездка сыграла свою роль в надвигающемся расколе. Но был еще отпразднован юбилей маэстро – 60-летие – цветы, поздравительные телеграммы министерства культуры, администрации края, известных музыкантов, родных, друзей – все как должно быть. Юбилейный вечер состоялся в международный день музыки – 1 октября 1995 года. Овация зала была приветствием и юбиляру, и концертной программе вечера.
А в феврале 96 произошел внезапный, ошеломляющий разрыв оркестра и дирижера. Сегодня нет смысла вспоминать, кто и в чем был повинен. Середина 90-х – время, когда действительно “все переворотилось” и только начинало укладываться. В таком воздухе конфликты вспыхивают непредсказуемо. Иван Всеволодович покинул оркестр, но оставил обращенное к нему наставительное письмо, которое заключало в себе слова благодарности музыкантам и заканчивалось формулой взаимного примирения в духе Прощенного воскресенья.
Удивительной была “партитура” его жизни – все в ней находило свой исход и обращалось ко благу. Вынужденный антракт позволил ему выполнить очень важный труд: он подготовил к изданию собрание проповедей, воспоминаний и писем о. Всеволода, то есть своего собственного отца, ставшего по возвращении на родину одним из средоточений духовной жизни Москвы. Это была и дань его памяти, приуроченная к 100-летию со дня рождения, и дело большой общей значимости, поскольку наследие проповедника и богослова есть часть отечественной культуры ХХ века. Проповеди о. Всеволода мудры и поучительны даже для атеиста, и тем более для каждого христианина. В них обретает явь глубина человеческого предназначения. Это нужно читать медленно, постепенно впитывая в себя непреложное Слово христианской любви. “Мне очень хотелось, – писал в предисловии Иван Всеволодович, – сослужить Красноярску еще и другую, более широкую и духовно значимую, чем моя – музыкальная, службу”.
Однако призванием его жизни была все-таки “музыкальная служба”. В 1999 году он вернулся к своему оркестру – его буквально призвал тогда губернатор А.И.Лебедь, и в жизни оркестра началась новая полоса с движением по восходящей. Л.Загайнова отдает всю меру признательности губернатору и всю меру скорби в связи с его трагической гибелью. Памяти его был посвящен концерт, открывший сезон 2002-2003 года: П.Чайковский – Симфония №6; С.Рахманинов – концерт для фортепиано с оркестром №3. Солист – Денис Мацуев.
И это был последний сезон маэстро. В сентябре 2003 года он только откроет следующий, но уже не завершит его. Все это время он непоправимо болен. Еще в ноябре вел репетицию (воспроизведена стенограмма), а в декабре его не стало.
Книга Л.Загайновой многое воскресила из прошлого и многое открыла впервые. Она осветила яркую жизнь, исполненную вдохновения, труда и благодати. И как всякая человеческая жизнь, она не лишена дисгармонических звуков – автор вовсе не стремится создать “иконописный лик”. Да, бывал маэстро и горяч, и гневен. Но об этом ли речь, когда в жизнь нашего города вписана такая страница! Симфонический оркестр, прошедший школу И.Шпиллера, теперь уже не может потерять своей высоты. В книге с признательностью отмечены многие люди, служившие поддержкой Ивану Всеволодовичу: ему пишут Жорж Нива и князь Георгий Васильчиков из Швейцарии, Иван Минас-Беков из Вашингтона, Юлия Давгяло из Лондона, Сергей Крутик из Петербурга, Марина Черкашина из Киева… Во время его болезни Патриарх Московский Алексий-второй посылает ему икону с дарственной надписью и пожеланием выздоровления. И свои, близкие красноярцы тоже не оставляют вниманием – Е.К.Иофель, А.С.Демирханов, И.Л.Клеймиц, В.Майстренко и еще многие.
Большое количество фотографий в книге тоже играет свою “информационную” роль. Слушатели на концерте не видят лица дирижера, и вот оно явлено в остановленном мгновении – поразительно красивое, неповторимое, одухотворенное. А вот оно же в какие-то минуты отдыха – столь же прекрасное, лишь по-иному. Поистине лежала на нем особая печать избрания. Достойную книгу о нем создала Любовь Загайнова, которой выпало быть его женой, помощницей, сподвижницей и опорой: “Моя самоотверженная, – говорил он о ней, – что бы я без нее делал?” Чувством благодарности за эту судьбу проникнута ее книга. Но не только это. Здесь – запечатленный след, оставленный и в нашей жизни, и в истории города, и в музыкальном мире России.
г. Красноярск