Опубликовано в журнале День и ночь, номер 11, 2005
“За мужество и героизм, проявленный при задержании особо опасных преступников, наградить Орденом Мужества посмертно, полковника милиции…” У меня потемнело в глазах, словно по голове ударили чем-то тяжелым. Несколько секунд сидел не шелохнувшись. Почувствовав неладное, старший брат спросил:
– Что случилось с тобой?
В ответ показал ему газету. Он просмотрел текстовку и без каких-либо эмоций сказал:
– Вчера по телевизору на местном канале передача прошла, как раз об этом полковнике. Молодец мужик, не дрогнул! Двух матерых бандитов молниеносно отрубил. Третий успел выстрелить ему из пистолета прямо в сердце. Уже смертельно раненый, он сумел схватить и его за горло, так и умер. Обидно то, что нарвался на них он случайно…
И вдруг брат округлил глаза.
– Погоди-ка, а ты откуда знаешь этого полковника?
– Порою мир тесен, брат, – смог выдавить я. Горечь сжимала грудь. Хотелось кричать, рыдать, кого-то проклинать. Ну почему так устроена жизнь? Одни живут целую вечность и за зря коптят небо. Другие, как звезды, ненадолго загораются и, оставив за собой яркий след, угасают. Волей-неволей начинаю верить в притчу предков: “Хороших людей земля забирает к себе быстрее”. Мгновенно нахлынули воспоминания…
В конце лета 1985 года я по работе поехал в город Гусь-Хрустальный Владимирской области. Водитель мой (познакомился, с ним впервые еду) чувствуется опытный, сужу по его машине. На указателе спидометра без 1200 – сто тысяч километров пробега, а грузовик “КамАЗ” будто только что сошел с конвейера, без единой царапины. Как и снаружи, в кабине идеальная чистота. На стеклах задней видимости – свежие шторы. На спальнике по-армейски аккуратно заправлена чистая постель. На панели, возле щитка приборов, искусно прикреплена маленькая кукла “Чебурашка”. При движении автомобиля она словно оживает: кланяется, машет ручонками, комично моргает. На противосолнечных козырьках приклеены небольшие фотографии знаменитых отечественных киноартистов и спортсменов. На панели против пассажирского сиденья красуется наклейка с каллиграфической надписью “При выходе из кабины, прошу дверью не хлопать”. И еще другие невинные побрякушки, которые не мешают водителю управлять автомобилем, удачно вписываются во внутренний интерьер кабины и создают веселый, непринужденный, домашний уют.
При знакомстве мой водитель, лихо вскинув мозолистую руку внушительных размеров к копну русых волнистых волос, представился:
– Тагир Бахметьев к вашим услугам.
Видать парень что надо! Проезжаем черту города. Тагир высовывает голову из кабины и бросает продолжительный взгляд влево, к пилону при въезде в наш город, где переливается всеми цветами радуги надпись “Набережные Челны. Друзья! Вас приветствуют строители КамаАЗа!” Затем, удобнее примостившись на сиденье, полнее нажимает на педаль акселератора. Автомобиль резко набирает скорость. Впереди, словно невидимый чародей разматывает клубок, стелится ровное дорожное полотно. По краям расстилаются поля, леса, луга и холмы…
В дальних рейсах, особенно первые версты, человек я – любитель балаболить пока не надоест. А Тагир мой не гу-гу. Будто в рот воды набрал. Сидит, рулит и внимательно следит за дорогой. Мысленно начал попрекать судьбу за то, что на этот раз послала мне скучного шофера. Обычно для перевозки крупной партии грузов (мы их возили со всех концов страны) наш отдел заказывает машину из соседней Автобазы. И как всегда дополнительно просим направить толкового водителя. Директор Автобазы Геннадий Николаевич мне лично обещал отправить такого водителя, что век буду помнить его (конечно директора).
Вскорости Тагир видимо почувствовал мое настроение.
– Простите за мою несуразную кислость. Скоро пройдет.
Не спеша прикурил сигарету.
– Каждый раз, выезжая в командировку, полсотни километров проезжаю грустно. Знаете почему?
– Скажешь – узнаю, – ответил я, силясь угадать, к чему он клонит.
– Возле пилона нашего города у меня как бы отрывается кусочек сердца.
– Ах, черт! А как же мы поедем дальше?
Он не заметил мою иронию или не хотел.
– Не беспокойтесь. Все будет нормально. Тот кусочек, что остался при выезде, пожелал нам счастливого пути и всяческих благ.
Диалог между нами начался, можно сказать, сумбурно. Однако искрилась логика – многие, уезжая с насиженных мест временно или навсегда, испытывают что-то. Одни, как Тагир, грусть. Другие радость. Третьи, как я, и то, и другое. Я радуюсь, что увижу незнакомые места, новых людей. Безусловно, все это зависит от образа жизни, мышления и привязанности уезжающего к той местности. Не стал мешать. Занялся своими мыслями о предстоящих встречах и переговорах с руководителями в том городе, куда мы сейчас едем, и от которых в немалой степени зависит успех работы всего нашего коллектива.
После пятидесяти километров Тагир и вправду резко изменился. Прямо-таки на глазах превратился в беззаботного веселого балагура. Без умолку начал травить всякие анекдоты, разные смешные байки. А при встречи на улицах и дорогах молоденьких девушек сигналить. Высунув голову из кабины, ласково им улыбается и машет рукой. Многие на его дурачества отвечают тем же. Редко какая-нибудь ехидно показывает язык или пальчиком пробуравит по виску.
Город Казань. Снова мимо нас мелькают высотные дома. Нарядно одетые горожане. Манящие витрины. Каждый раз проезжая этот старинный город, люблю издали рассматривать Кремль, Спасскую башню и Сююмбике, озеро Кабан и реку Казанку. Мысленно стараюсь увидеть корпуса государственного университета имени В.И.Ульянова-Ленина, гордости Татарстана. Молоденьких студентов и студенток, спешащих к многочисленным аудиториям. И, вместе с ними, молодого Владимира Ульянова с учебниками в бронзе, напротив главного корпуса университета.
При выезде из Казани, на одной из улиц Тагир резко остановил машину. Трое молодых парней с длинными волосами переходили улицу на не положенном месте. Как только они прошли, кулаками барабанив по передней облицовке нашей машины, Тагир, открыв дверцу, окликнул их:
– Мужики, что же вы руки чешете об облицовку? Она же вам не рашпиль.
Те, сразу же развернувшись, остановились. И приняв позу осенних петушков, вместо того, чтобы извиниться, начали галдеть вульгарщину:
– Чего тебе, козел, чего надо? Катись, пока цел…
Эта сцена напомнила мне эпизод из моей юности. Я, еще тринадцатилетний мальчуган, однажды в лесу нарубил на дрова молоденьких берез. Нагрузил их на телегу, поехал домой. Вечно норовистый мой бычок тянет воз спокойно. Что мне надо? Воз добротный. Бычок не мучает. Ясное дело, душа витает в облаках. И в мыслях нет, что я злостный нарушитель, вдобавок хищник, погубил таких стройных красавиц. Еду, себе под нос напеваю песенку. Время от времени понукиваю бычка, приговаривая ему ласковые слова. А он, будто соглашается со мной во всем, шевелит своими лопушистыми ушами, то ускоряет, то замедляет шаги. Вдруг откуда не возьмись навстречу дед-лесник. Душа с облаков в пятки ушла. Вмиг. Дед-лесник остановил и спрашивает: “Что нагрузил, сынок? Что везешь?” Видит же прекрасно – нет, спрашивает. Мне сопляку надо было промолчать. Или на худой конец прошмыгать носом. Нет же! Набрался смелости и во всю мочь кричу: “Ржаную солому нагрузил, дед, ржаную солому везу!” В это время мой бычок как рванет, один только следы от копыт и остались. Я не сумел удержаться на возу. Колобочком рухнул на землю и тоже хотел было сигануть. Да уж куда там. Видать деду-леснику “понравился” мой ответ. Тут же кинулся мне “на помощь” и давай учить уму-разуму, какое место чешется…
Парни совсем обнаглели, напирают и напирают. К тому же они, оказывается, еще и нетрезвые. Среди них средний, похожи на свежеспиленный дубовый пень, во всю разгонорился. Я говорю Тагиру:
– Поехали, нечего с ними связываться.
К сожалению, на этом не кончилось. Тот средний подбегает к Тагиру и с размаху бьет его. Тут-то и случилось непредвиденное. Сам, как подкошенный, валится около машины. Двое также кинулись было на подмогу. Их настигла такая же участь. Все произошло за считанные секунды. Тагир не оставил их лежащими. По одному перенес их обратно на обочину. Исполнил эту процедуру без какой-либо злости. На его лице и после долго не спадала озабоченность и признаки сожаления. И парни, придя в себя, уже не сопротивлялись и не проявляли агрессивности. Средний крепыш даже силился извиниться за их глупость. Благо в это время со стороны не было зевак. Мы, не мешкая, продолжили свой путь. И далеко за городом легко вздохнули. Было из-за чего беспокоиться. Произошел конфликт. По закону участники должны и обязаны понести наказание по степени тяжести вины. Бесспорно, драку спровоцировали те ребята. Они вдвойне виноваты. Переходили улицу на не положенном месте. Создали аварийную ситуацию для транспортных средств. Однако, как потом объяснил мне Тагир, он был виновен не меньше тех ребят. При самообороне применил приемы рукопашного боя. Это равносильно применению оружия. Мог произойти летальный исход. В таком случае он автоматически превратился бы из потерпевшего в преступника. Слава богу! Ребята оказались крепкими и выдержали. Как говорили в старину: “И овцы целы, и волки сыты”.
К тому времени мы в обращении друг к другу без каких-либо условностей перешли на “ты”. И потихоньку, кажется, становимся единомышленниками. По любому вопросу пока почти совпадают наши взгляды и суждения. Порой даже в чем-то дополняем друг друга.
Спустя полтора часа подъехали к переправе через Волгу. Повезло. Долго не пришлось ждать очереди. Буквально последними заехали на паром. Моя слабость, люблю часами стоять и смотреть в воду. И на этот раз сразу же ушел к корме парома и забылся. Куда еду, зачем, с кем, и что творится вокруг меня. Все до лампочки. Волга и мой разум словно соединились воедино и будто совершают свое таинство. Очнулся, когда Тагир толкнул в плечо:
– Шеф, познакомься. Мой сослуживец по Афганистану, старшина в запасе Валерий Чертков по прозвищу “Чертёнок”. Кавалер Ордена Красной Звезды и медалью “За отвагу”.
Перед мной стоял детина ростом в сажень, как раз вровень с Тагиром, и протягивал мне руку. Поздоровались крепким рукопожатием. Валерий смущенно произнес:
– Вы простите моего командира. Представил меня чуть ли не героем…
Тагир попытался одернуть его:
– Чертенок, здесь нет ни командиров, ни подчиненных. Все мы обыкновенные мужики.
Валерий пропустил слова Тагира мимо ушей.
– Это ему должны были дать героя. Гады-бюрократы, замучили человека! Чуть не подвели под монастырь. Я все равно добьюсь своего. День и ночь буду писать…
Тагир казалось и сам не рад, что познакомил меня со своим другом. И почти силой уволок Валерия в сторону. Я уже не слышал их разговоры. Валера, разрезая взмахом руки воздух, долго что-то доказывал Тагиру. Наконец они, обнявшись, простились. Паром причалил к берегу. Из парома выехали одними из первых, так как заехали почти самыми последними. Тагир пребывал в радостно-возбужденном состоянии. На глазах, они у него темно-голубые, исчезли, прописанные казалось, грусть и тоска. Он словно помолодел. Хотя ему, как сказал сам, “месяц тому назад исполнилось всего двадцать семь лет”. На первой развилки основной трассы остановились. Подождали пока подъедет груженый до предела арматурой “КамАЗ” с полуприцепом, управляемый Валерой. Когда он подъехал, еще раз простились протяжными гудками автомобилей. Мы поехали прямо, Валерий – направо, к себе в родной поселок в Республике Марий-Эл. Тагир, сам того не замечая, стал восторженно говорить, вернее рассказывать.
– Вот Чертенок. Прошло около четырех лет, как расстались, и ни капельки не изменился. Все такой же неугомонный и беспокойный. Впрочем на таких, как Валера, держится вся Россия. Кстати, будем заново знакомы, старший лейтенант запаса, уволенный из Вооруженных Сил чуть ли не за предательство…
В словах Тагира не было ни сарказма, ни злорадства. Напротив чувствовалась надежда и бодрость. Встреча с Валерой резко повлияла на него. Мне кажется до этого он принужденно играл роль беззаботного весельчака и балагура.
– За шесть месяцев в этом году три раза вызвали в военкомат. В основном расспрашивали о службе в Афганистане. О последнем бое. Думать не думал, что за меня и мою честь, кто-то будет бороться. И это он, Валера. Человек, с которым вместе прослужили всего полгода. И казалось, я ему ничего хорошего не сделал. В армии, как обычно, есть командиры и подчиненные. После окончания военного училища меня распределили в Забайкальский военный округ. В принципе карьера военного мне была обеспечена. Я с детства занимался приемами борьбы и рукопашного боя: каратэ, боевое дзю-до и самбо. Первые два вида еще до сих пор официально запрещены в нашей стране. За полтора года службы начальником физподготовки мотострелкового полка мне досрочно присвоили звание старшего лейтенанта. Видимо помогло и то, что отобранные и подготовленные мною военнослужащие-спортсмены не раз завоевывали призовые места на соревнованиях не только всей дивизии, но и по всему военному округу. И я в самом начале 1981 года изъявил желание продолжить службу в ограниченном контингенте Советских войск в Афганистане. Многие молодые офицеры рвались туда. Романтика… Отбирали тщательно. В Афганистане попал в десантно-штурмовую бригаду, командиром взвода разведчиков десантно-штурмового батальона. Во взводе первым, с кем близко познакомился, был Валера. После представления мы вдвоем долго беседовали в непринужденной обстановке. Он, месяц как стал заместителем командира взвода. А воевал уже, в прямом смысле слова, около года. Признаться, мы подружились с первых же минут. Этот, на первый взгляд, простой и наивный парень, сын марийского колхозника был душой всего подразделения. Обладал феноменальной памятью и интуицией. Предложение “выполнять интернациональный долг” казалось бы отражает добрую миссию и звучит торжественно. На самом же деле это настоящая, страшная и жестокая война со всеми ее ужасами, к которым невозможно привыкнуть. Главная задача взвода батальонной разведки заключалась в том, чтобы своевременно реализовать разведданные о скоплении и концентрации “духов” в той или иной местности. “Духами” называли непримиримых афганцев, воюющих против нас. Совместно с десантниками непосредственно участвовали в их ликвидации. Устраивали засады на караванных тропах у границы с Пакистаном, откуда в основном поставлялось оружие, боеприпасы и другое снаряжение этим самым “духам”. Словом ежедневно выполняли рутинную и опасную, с риском для жизни, работу. Где, как воздух, нужны навыки и интуиция, которыми владел Валера с избытком. Он был настоящим прирожденным разведчиком…
Афганцы, народ в основном гостеприимный. Но местами коварны и жестоки. Бывали случаи. Подъезжает к кишлаку группа советских воинов из трех-четырех человек, чтобы набрать воды или другое что-нибудь. Кругом все мирно и тихо. Жители заняты повседневными заботами. Не обращают никакого внимания на присутствие “шурави”. Так они нас называли. Дети играют. Овцы блеют. Куры кудахтают. И глядишь, через некоторое время от пришельцев и след простыл. Никакого шума. Словно они сквозь землю провалились. И с кишлака не выходили. И ихний транспорт также бесследно исчез. Когда другая группа, более крупная, подъезжает и начинает расспрашивать о пропавших, все жители данного селения от мала и до велика в один голос твердят “не знаем”, “не видели”, “не приезжали”. А эти бедолаги тут где-то рядом, в душном подвале или в старом заброшенном каменном сарае истекают кровью после жестоких побоев и издевательств. Ни капельки не преувеличиваю. Благодаря беспристрастной наблюдательности Валеры мы не раз выручали из беды вот таких бедняг, тем самым спасли жизнь десяткам солдат и офицерам. И не раз выходили из трудных ситуаций без существенных потерь в живой силе и технике. Когда мы подъезжали к населенным пунктам, безусловно приняв все меры предосторожности, Валера тут же дополнительно докладывал мне: “Командир, там возле дувала неделю назад не было той возвышенности”. Или: “Командир, прошлый раз эту кучку бородатых мужиков не видели в числе местных жителей”. Короче, на контролируемой нами территории нас многие узнавали в лицо и мы тоже. К сожалению, за нами уже интенсивно охотились. “Духи” поставили задачу любыми способами ликвидировать всю нашу группу. А по батальону поползли слухи. Будто бы за ряд успешно проведенных операций на майские праздники подкинут орденов и медалей, чего наблюдалось очень редко. Меня повысят в должности и досрочно дадут капитана. Вроде и приказ уже готов. Даже знакомые офицеры изредка стали подшучивать надо мной: “Почему до сих пор не продырявил погоны на звездочку?!” Как видишь, всем этим слухам и шуткам не суждено было сбыться…
Это случилось в самом конце апреля. По сигналу сверху, на двух БМП-2 (боевая машина пехоты), по пять человек на каждой, срочно выехали на задание. За десять километров до места назначения, на узкой горной дороге, с трех точек нас неожиданно атаковали “духи”. Из гранатомета подбили головную машину, на которой ехали Валера и я. Разорвало гусеницу. Одновременно за второй машиной взорвали радиоуправляемый фугас, тем самым отрезали путь отхода. К моменту нападения все сидели наверху на броне. Внутри старались ездить мало. Опасались мин. При наезде на них – верная гибель для тех, кто внутри. Осколком царапнуло ногу Валере и малость контузило. Но остался в полном сознании. На второй машине пулеметной очередью успели ранить двоих, одного – тяжело. Остальные успели укрыться за “БМПэшки”. Однако, это было временное убежище. Мы оказались в ловушке. Если не сдадимся в плен, сначала, как пить дать, сожгут машины. Они уже недвижимые цели. Затем перестреляют нас, как куропаток. На обдумывание ситуации нет ни секунды. Успеваю выяснить. Гранатометчик всего один и с ним еще двое “духов”, расположились в окопе отдельно на самом близком расстоянии от нас. Решаюсь на отчаянный шаг. Жестом подозвал к себе Валеру и объяснил: “Я постараюсь заткнуть гранатометчика. А ты командуй за меня”. Сам двумя руками поднял автомат над головой. Встал во весь рост и кричу: “Не стреляйте! Сдаемся!” Вышел из укрытия. Демонстративно бросаю автомат на землю. Табельное оружие – пистолет офицера мы никогда на задание не брали. И с неопущенными руками направился в сторону гранатометчика, стараясь как можно эффективнее перекрыть ему сектор обстрела. Короче, своим телом я на время прикрыл обе машины от огня. Да и “духи”, видимо, опешили. Как дошел, что вспомнил и пережил в пути, сейчас уже не помню. Да и ни к чему. Четко запомнил одно. Когда дошел до них, один из “духов”, самодовольный бугай, небрежно стащил меня на дно окопа и с размаху сильно ударил в солнечное сплетение. Этого было достаточно. Со стоном, прижав обе руки к груди, пригнулся и молниеносно нанес обидчику смертельный удар в висок. С остальными двумя также расправился легко. Сегодня я испугался, после стычки с ребятами в Казани, думал убил их. Потому что вначале вмиг промелькнули лица этих “духов”. Тем временем, как только я заткнул базуку (гранатометчика), Валера срочно приказал операторам снова лезть в башни и обстреливать два остальных окопа, где засели по пять-шесть “духов”. Пулеметы “духов” против 30-миллиметровых автоматических пушек БМП-2, это уже мелочь. Равносильно нападению комара на осу. К прилету “вертушек” на подмогу все было закончено. Раненых, в том числе и Валеру, на вертолетах отправили сначала в Гордез, затем в Кабульский госпиталь. Не думал и не гадал, что встречусь с ним сегодня, после нескольких лет и в таком положении. И то для меня большой подарок. В героях походил до дверей кабинета особого отдела. Большинство моих подчиненных, участников того боя, подтвердили, что я добровольно пошел сдаваться в плен. Не помогли никакие аргументы. Меня тут же освободили от должности и арестовали. Этот день останется на всю жизнь мрачным. Никогда не было так горько и обидно. Обидно не за то, что рисковал своей жизнью, а за то, что те люди, которых я спас от неминуемой гибели, предали. Сидя в одиночной камере, чего только не передумал. Злость и отчаяние завладели мною. Не хотелось ни с кем общаться и разговаривать. Отказался от пищи, сна и даже от коротких прогулок на свежем воздухе. В тоскливом одиночестве провел майские праздники. Я их люблю больше других праздников. Они символизируют молодость, красоту, нежность и возрождение чего-то нового, божественного. После праздников, буквально на другой же день меня снова повели на допрос. На этот раз за столом сидел не тот придурковатый майор-особист, который все время махал рукой и орал благим матом “сволочь, предатель”, а щуплый седой подполковник. Он внимательно рассмотрел меня с головы до ног. Пригласил сесть, часового отпустил. Уткнувшись в бумаги, как-то по-отечески, растягивая каждое слово, стал читать строки из моей автобиографии. “Так, так. Сын летчика морской авиации, который геройски погиб при исполнении воинского долга. С четырехлетнего возраста воспитал отчим, доцент Уфимского авиационного института, который, к сожалению, тоже умер два года тому назад от раковой болезни. Так, так”. И вдруг он оторвался от бумаг. Посмотрел на меня своим жгучим взглядом и в резком тоне продолжил. “Мы не думаем, что вы пытались изменить Родине. Но, к великому сожалению, факт – вещь упрямая. Кстати, от вашей матушки поступило письмо. Она просит перевести вас служить поближе к ней, при невозможности – демобилизовать. Вот бумага. Пишите рапорт об увольнении из рядов Вооруженных Сил по семейным обстоятельствам. Подпишитесь задним числом. Больше мы вам ничем не можем помочь. И благодарите всевышнего, что какой-нибудь телеоператор враждебной к нашей стране иностранной телерадиокомпании из укрытия не снял вас крупным планом. “Советский офицер добровольно сдается в плен моджахедам”. Неплохое кино, скажу вам”. Это был конец всему и вся. Не ожидал, что мой поступок облачится в такое позорное одеяние. Не стал больше сопротивляться и доказывать. Поступил по принципу: “Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет”. Вскорости я стал свободным и сугубо гражданским лицом. Улетел из Кабула с тяжелым сердцем. И дома не нашел никакой радости. Хотя мать пребывала чуть ли не на седьмом небе. Единственный, с кем поговорил по душам, с младшим братом отца. Который, внимательно выслушав мою трагедию, некоторое время сидел в глубокой задумчивости. Что творилось у него на душе, одному только богу ведомо. Затем в сердцах сказал: “Да плюнь ты на все это. И в самом деле благодари аллаха, что отделался легким испугом. Могло быть и хуже”. Обещался содействовать в трудоустройстве. Мне не хотелось беспокоить его. Навряд ли его устраивал такой племянник с подмоченной репутацией. Как-никак он занимает весьма и весьма высокий пост в системе МВД. Через неделю собрался и уехал в Набережные Челны и не каюсь. Здесь я словно заново родился…
На обочине дороги очередной дорожный знак предупреждал о приближении крутого поворота направо. Тагир снизил скорость автомобиля до минимума и своевременно. Впереди, буквально на самом изгибе, на середине проезжей части стоял крупный лось. На встречном направлении уже один за другим выстроились несколько автомобилей и гудели на разные голоса. Тагир также остановил машину, стал сигналить. Стоявший лицом к встречному направлению лось, вдруг подпрыгнув передними ногами, развернулся и прямиком направился, вернее, помчался на нас. Мы оба сидели завороженные. Животное, не доходя метров два до нашей машины, резко остановилось. У него на глазах было столько злости и ненависти будто мы его чем-то обидели. Из рта и носа текла пенистая жижа. Затем лось тем же макаром развернулся, снова поскакал обратно. И из всех сил боднув впереди стоявший КамАЗ-цементовоз, скрылся в ближайшем лесу. Случилось это так неожиданно. Одновременно и комично, и трагично. Первым опомнился и вышел из кабины шофер с потерпевшей машины. С двух сторон потянулись водители с других автомобилей. Да-а-а! Крепко, крепко досталось облицовке. Под буфером машины на асфальте валялись огромные ветвистые рога лося. Они были еще словно живые. Из чистого, пурпурчатого основания еле заметно сочилось светлое вещество. Шофер пострадавшей машины высоко поднял над головой эти рога и радостно воскликнул: “Мужики, это божественный знак мне к счастью! Дома прикреплю на само видном месте”. Другой солидный мужчина предложил ему продать их за пятьсот рублей, тот ни в какую – категорически отказался.
Этот дорожный спектакль, на мой взгляд экзотический, надолго отодвинул тему нашего разговора про Афганистан. Уже в основном беседовали о диких животных и зверях. Тагир неплохо разбирался в их повадках и нравах. Хотя с самого рождения жил в городе. Мне же – сам бог велел. До сих пор мой родной дом стоит на самой окраине деревни, у самой кромки обширного лесного массива. С правой стороны, огибая усадьбу, течет небольшая речушка. Летом почти высыхает, в осенне-весенние периоды становится полноводной. Раньше зимой зайцы-русаки ночевали частенько прямо в предбаннике. Отец специально оставлял для них дверь открытой. Вдобавок раскидывал немного моркови и сырой картошки. В то время баня находилась метров за тридцать от основных построек. Мне не раз приходилось встречаться с волками, рысью, барсуками. Лоси вообще попадались часто. Их воспринимали как мирных обитателей леса. Они редко когда проявляют агрессивность. В основном при защите своего теленка. Такое поведение свойственно домашним животным. То, что случилось сегодня, остается загадкой. Единственное объяснение в том, пожалуй, что лось своевременно не сумел скинуть свои рога. Такие массивные встречаются очень редко. Обезумев, видимо, от боли и тяжести, вышел на автотрассу.
Проехали город Цивильск. В стороне остались Чебоксары, Кстов, Горький. Напротив селения Новоселово Киржаческого района Владимирской области Тагир, чуть снизив скорость автомобиля, дал протяжный гудок. Знающие водители-дальнобойщики проделывают этот ритуал с гудком не ради забавы, а как дань уважения к человек, который в своей жизни совершил великий подвиг. На краю этой деревни возле молочно-товарной фермы, прямо рядом с сенажной башней во время тренировочного полета на реактивном самолете упал и погиб первый в мире космонавт, Юрий Алексеевич Гагарин.
Наконец, к закату солнца доехали до нужной нам развилки. Дорога прямо – на Москву. Нам налево, в Гусь-Хрустальный. По пути на ходу я все же сумел и прикорнуть. Все равно как черт устал. Будто целый день таскал мешки. Болела спина и плечи. Чувствуется, и Тагир устал. Впрочем, дорога изматывает одинаково и водителя, и пассажира. Последнего, пожалуй, больше. Решили остановиться на ночлег. В любом случае завтра к началу рабочего дня доедем до места назначения. Осталось всего около сорока верст. Проехали еще несколько километров, пока подбирали толковое место. Припарковались возле небольшого озера. Рядом с левой стороны стеной стоит хвойный лес. Невдалеке виднеется селение с белокаменной церковью. Первым делом, пока светло, искупались. Вода чистая и теплая, как парное молоко. Усталость как рукой сняло. Собрали ужин. Тагир на примусе “Шмель” вскипятил и заварил душистый чай. Разговаривая о том, о сем пропустили по полстакана водочки и, не спеша, покушали. К тому времени недалеко от нас, в разных точках на ночлег устроились еще несколько грузовых и легковых автомобилей. Получилась настоящая гостиница под открытым небом. После ужина Тагир прикурил сигарету. Кстати, за целый день, всего шестая. Снова как утром затянулся пару раз и вдруг ни с того, ни с сего стал декламировать:
“Плывут в лесу густые тени
И кажется под звук шагов
Сейчас появится Есенин
Творец волнующих стихов!
Веселой змейкою петляет
Тропинка около реки,
У берегов ее сверкают
От солнца, как стекло, пески.
И думаешь под старой елью,
Что вся мещерская земля
Явилась в жизни колыбелью
Для гусевского хрусталя”.
Голос у Тагира отменный – может позавидовать любой. Четкость и выразительность в произношении, превосходная интонация вкупе придали тексту стихотворения яркую торжественность и смысловую законченность. Моя сонливость мигом улетучилась. Стихотворение в душе затронуло струнку, которая редко когда бренчит. С нетерпением спрашиваю: “Чье это произведение?” Тагир после минутной паузы ответил:
– Кудрявцева, простого рабочего мужика из Гусь-Хрустального.
– Ты с ним знаком?
– Заочно. У меня в взводе служил парень – Дима Хомутов. Он родом из этого района и единственный участник того проклятого последнего боя, который категорически отказался подписывать бумагу, что я добровольно пошел сдаваться в плен. Это его любимый автор и кумир. Ребята частенько подшучивали на ним: “Хомут, ну, расскажи что-нибудь про Кудрявцева”. Никогда не обижался.
– Может навестим его, как загрузимся?
– Кого?
– Конечно Диму!
– Нет. Не будем. Сейчас уборочная страда. Не будем отвлекать. Тем более он работает механизатором в колхозе. Мужик шубутной. Как встретит меня, все бросает свои дела. Не знает, куда посадить и чем угостить. Последний раз месяц тому назад был у него. Почти сутки не отпускал…
До глубокой ночи сидели и беседовали. Тагир только сегодня узнал: Валеру и двух других раненых бойцов тогда в госпитале из особого отдела никто не навестил, и дополнительного дознания не проводили. Когда Валера вернулся в часть и, узнав о случившемся, попытался устроить бузу, его “культурно” пригласили и намекнули, “мол, парень, ты не рыпайся, если не хочешь неприятностей себе”. Проглотив эту пилюлю, он демобилизовался по окончании срока срочной службы. Полтора года жил и молчал. Наконец не выдержал. Совесть замучила его. И он стал писать в разные инстанции, чтобы восстановить истину…
Наша командировка успешно завершилась. Если сказать канцелярским языком, задание выполнили на 150%. За три дня мы многое узнали друг о друге. И между нами возникла настоящая дружба. Тагир в течение полугода через наш отдел съездил по несколько раз в города Москва, Минск, Смоленск, Краснодар и другие, уже без сопровождающих. Грузы доставлял в целости и сохранности. Сдавал их на склад в полной комплектности вплоть до мельчайших болтиков и винтиков. Для нашего отдела он оказался сущим кладом. При каждой встрече мы, словно родные братья, радовались друг другу. И дружба наша все больше крепла. Очередной раз встретились буквально на другой день после праздника 23 февраля. Я с письмом-заявкой пришел в приемную к директору автобазы. Оба восторженно познакомились. И он не дал мне даже опомниться. Почти силой увлек в одну из свободных комнат и сообщил следующее. Оказывается, его перед самым праздником вызвали в военкомат. Вручили Орден Боевого Красного Знамени. Естественно, цветы. Подтвердили тот самый приказ о досрочном присвоении ему воинского звания капитан. И о восстановлении в лишенных ранее правах. Теперь он может вернуться снова на военную службу. Все зависит от его желания. Кстати, в том же приказе Министерства Обороны наградили Орденом Боевого Красного Знамени и Валеру. Тагир обрадовался не сколько за себя, сколько за друга. Сразу же отправил ему телеграмму с поздравлениями. Когда он высказал всю эту информацию на одном дыхании, я его поздравил от всей души и спросил:
– Что думаешь делать дальше?
И он впервые назвал меня по имени и отчеству:
– Илгизар Валеевич, город Набережные Челны принял меня и поддержал в самые трудные годы. Здесь я встретил много замечательных людей. Один из них – директор автобазы Геннадий Николаевич, который, кстати, только что уговаривал целый час вашего покорного слугу стать его первым заместителем по общим вопросам. Обещал выделить вне очереди квартиру отдельную. В лице тебя нашел настоящего друга и единомышленника. Словом все эти годы жил полнокровной жизнью. Никогда не чувствовал себя униженным и оскорбленным. Этот город на всю жизнь останется самым любимым и красивым. Однако в последнее время мне не дают покоя слова моей любимой покойной бабушки, матери отца: “Запомни, сынок, корни у мужчины всегда там, где родился и вырос. Пока живешь, постарайся не отрываться от своих корней, и ты будешь счастливым”. Да и дядя замучил. Я рассказывал тебе о нем. Три раза сам приезжал, упрашивал вернуться. Вдобавок и мать осталась одна. Она живет в большом частном доме, почти в самом центре города. Сестра и ее муж получили отдельную квартиру. Короче я собрался уехать домой, в Уфу. Как ты смотришь на это?
Что я мог сказать? Ровным счетом ничего. Ничего, кроме пожеланий и поддержки. Каждый трезвомыслящий человек стремится делать свою судьбу сам. И навряд ли мои советы смогут изменить его давно уже обдуманное решение. Пожелал ему счастливого пути и всяческих благ. Просил не забывать и изредка хотя бы позванивать по телефону.
После отъезда Тагира некоторое время ходил как чумной. Никак не мог привыкнуть к мысли, что он больше не живет в нашем городе. И не было от него никаких вестей. Как там ему живется, куда и кем устроился работать? Эти вопросы интересовали не только меня, но и многих других из нашего отдела. В том числе и некоторых сотрудниц, которые были неравнодушны к нему и питали надежду. Впрочем, была ли у Тагира девушка или женщина, я никогда не интересовался, и мы с ним никогда не касались этой темы. Для меня это до сих пор остается тайной. Наконец-то, перед майскими праздниками он позвонил. Сообщил, что у него пока складывается все нормально. Устроился на работу в систему МВД, проходит стажировку. Поздравил всех с майскими праздниками. Следующий звонок от него поступил уже осенью, из Москвы. Я был в отъезде. Разговаривал с девчатами из отдела. Велел мне кланяться и передал, что у него все путем, лучше и не надо. Поступил учиться в Московскую академию МВД заочно, приехал на установочную сессию. На этом наша связь прекратилась. Несколько раз я пытался дозвониться до него, не смог. Он также раза три звонил, меня не застал. Вскорости я сменил место работы…
Прошло свыше тринадцати лет. Как в песне поется: “Проходят годы и уже нам их нельзя повернуть назад”. Произошли колоссальные изменения. На карте мира исчезла раскрашенная в красный цвет огромная страна Советский Союз. Случилось это так неожиданно, будто корова языком слизнула. В обиходной разговорной речи появилось множество новых, порой экзотических слов. У кого и откуда только успели позаимствовать и импортировать их. Некоторые ласкают слух. Но от большинства после произношения остается горький привкус. Общество резко разделилось на бедных и богатых. И кажется уже бесповоротно. Естественно, богатые – богатеют, бедным уже некуда. Вся страна, словно по взмаху волшебной палочки, превратилась в сплошной огромный базар. Торгуют все, кому не лень, всюду и везде, в любое время суток и чем только не попало. Начиная с импортных бракованных шмоток в красивых упаковках, вплоть до ржавых полусгнивших гвоздей и шурупчиков. Весь этот процесс пока только на уровне “купи-продай” и далек от цивилизованного совершенства. Во взаимоотношениях между людьми почти напрочь отринули такие понятия, как честность, справедливость, добросовестность, добропорядочность, гуманизм, патриотизм. Во всю процветают цинизм, ложь, обман, пьянство, разврат, наркомания и другие пороки, не говоря уже о криминале. Это особая тема. И вот на фоне этих явлений мы вновь встретились после стольких лет разлуки. Признаться, мы оба успели позабыть друг друга. И встреча наша произошла совсем случайно.
Ежегодно, минимум один раз я стараюсь навестить родные места. К тому же основная часть близких родственников кучно живут в родных местах. На этот раз отпуск пришелся на середину лета. Недельку погостив, собрался съездить и в Уфу. Посмотреть места, где учился. Старший брат упорно настаивал свозить на своей личной машине, я отказался. Решил как в молодости на электричке прокатиться. Приехал на станцию. Купил билет и в ожидании электрички примостился неподалеку на скамейке, в тени лохматых тополей напротив железнодорожного вокзала. У меня дурная натура. Всегда люблю ходить в рубашке и обязательно при галстуке. Сверху надеваю пиджак. А в такие теплые жаркие дни – тонкую курточку типа штормовки, чтоб были внутренние карманы для документов и денег. Прошел обеденный перерыв. Жара невыносимая, градусов под тридцать пять. Июль берет свое. Сижу и время от времени платочком протираю пот со лба и с лица. Вдруг рядом останавливается молоденький сержант милиции. Рыжий с веснушками, небольшого роста, кругленький в форме. Правда, форменный галстук расстегнутый, висит на заколке, и фуражку держит в руках. С минуту рассмотрел меня, затем приказывает:
– Гражданин, пройдем со мной.
В недоумении спрашиваю его:
– Командир, в чем дело?
Он повторяет свое требование, и, смотрю, вполне серьезно. Стараясь сдержать самого себя, пытаюсь выяснить, в чем дело, и куда он собирается вести меня. Этот милиционер не только шалопай и губошлеп. Оказывается и большой наглец. То, что забыл или не знает необходимые первоначальные правила при обращении к гражданам как представитель власти, он еще и дерзит:
– Ты мне не нравишься. Поэтому пройдемся в отделение и разберемся.
Вдобавок хватается за рукав куртки. Это уже слишком. Я спокойно встал и твердо говорю ему:
– Уберите руку и пойдемте.
По пути оба не выронили ни единого слова. Идти было метров двести. Я успел только сожалеть, что зря не послушался брата старшего. В райотделе сержант, сказав “жди здесь”, оставил меня возле окна дежурного, сам почти бегом направился вглубь здания. В это время открывается входная дверь здания, заходит полковник милиции лет сорока. Высокий, здоровый, стройный. Вдобавок и красивый. Проходит мимо меня. Молча успеваем обменяться взглядами. Промелькнуло что-то знакомое. Он также, прошагав метров пять-шесть, резко развернувшись подходит ко мне:
– Илгизар Валеевич, случайно это не Вы? И что тут делаете?
В этот момент прискакал и мой “поводырь”. От волнения и радости еле сумел выдавить из себя:
– Да… Вот почему-то не понравился ему. Он и задержал.
Обнявшись от души, поздоровались. Тагир повернулся к сержанту, который все еще стоял в сторонке и с нетерпением ждал, то ли увести меня, то ли что-то сказать. Тагир спросил у него фамилию, имя, отчество. Услышав ответ, призадумался, затем жестко приказал ему:
– Я из Министерства внутренних дел нашей республики. Прошу ровно через сорок минут явиться в приемную к начальнику РОВД. А задержанного я у вас забираю.
Пока мы шли по длинному коридору и поднялись на второй этаж, Тагир успел расспросить меня об инциденте с задержанием. При этом предупредил: “Отвечать только на мои вопросы. Об остальном поговорим позже”. В кабинете начальника РОВД нас встретил сутуловатый мужчина лет под пятьдесят, среднего роста, в светлой сорочке с короткими рукавами на выпуск и в брюках такого же цвета. После обмена любезностями Тагир представил мне хозяина кабинета. К сожалению, кроме звания, имя и отчество не сумел запомнить. И спросил у него:
– Вас предупредили о моем визите?
Полковник услужливо ответил:
– Да-да, Тагир Бурганович. Буквально перед Вашим приходом.
Тагир обвел взглядом внутреннее убранство кабинета. Не спеша расстегнул замок своей кожаной папки. Достал какие-то бумаги и попросил меня повторить еще раз то, что поведал ему перед самым приходом сюда. Я абсолютно обескураженный снова рассказал, начиная с того, кто я такой, откуда, кем работаю, что делал на железнодорожном вокзале, все, как было и есть. Тагир задал мне еще ряд дополнительных вопросов, таких как “по всей ли форме обращался ко мне сотрудник милиции?”, “не попытался ли применять силу?”, “не оскорблял ли?” Я на них ответил все, как было на самом деле. Наконец воцарилась гробовая тишина. Первым нарушил ее хозяин кабинета. Он выразил сочувствие и сожаление. Сказал, что этот проступок возьмет под свой личный контроль. Виновный сотрудник милиции будет выявлен и наказан на всю катушку, вплоть до увольнения из рядов МВД.
– Кстати, – обратился подполковник ко мне. – Вы сказали, что этот сержант не называл своей фамилии, имя и отчества?! Вот негодяй! Я его из-под земли достану, будьте уверены!
Далее он стал доказывать, какой он справедливый и думающий руководитель районного масштаба. Почти день и ночь заботится о спокойствии и безопасности населения района. Проявляет максимум внимания и к своим подчиненным. Некоторые из которых, сукины дети, своими неблаговидными поступками иногда подставляют его. Договорился до того, что чуть ли не официально заявил:
– Это не мои гаврики задержали Вас. Видимо сотрудники транспортной милиции. Это похоже на их почерк. Мои на территории станции появляются только тогда, когда транспортники запрашивают на подмогу в критических ситуациях. В обычные дни им нечего делать там.
Короче, начал свою речь за здравие, кончил за упокой. Тагир посмотрел на часы, сам пошел открыл дверь и пригласил сержанта. Тот предстал перед нами какой-то потерянный и опущенный, словно мокрая курица. Около часа назад он стоял около меня, как игривый молодой петушок. Гордый, невозмутимый, самоуверенный, самодовольный. Власть, она и в Африке власть. Если ее дают, с ней надо уметь умно и бережно пользоваться. Чтоб не было больно и жестоко без причины ни себе, ни другим. Она – существо коварное. Не разбирается, кто с ней управляет и против кого направлена. Тагир прервал подполковника, который накинулся было на вошедшего с вопросами “что тут делаешь, почему не на службе?”, и предложил сержанту:
– Я провожу служебное расследование. От Вашего чистосердечного ответа зависит и Ваша участь. И прошу отвечать на мои вопросы корректно и четко. Итак, по какой причине Вы задержали этого гражданина?
Сержант сначала посмотрел на меня, словно прося поддержки, потом не громко, но внятно ответил:
– Виноват, товарищ полковник, промашка вышла. Обознался. Думал он нетрезвый. Я извиняюсь перед ним.
– Хорошо. Скажите, сержант, за полтора года вы лично скольких граждан, похожих на сидящего здесь, имеется в виду интеллигентного вида, задержав, привозили в отделение и шантажировали со своим двоюродным братом, прапорщиком милиции…, который также работает, вернее служит в вашем коллективе? И до скольких рублей требовали денег за молчание после того, как “жертва” ломалась, вернее признавала свою несуществующую вину, а по вашему жаргону, “заглатывал наживку”?
Кому как, эти вопросы во мне вызвали чудовищное отвращение. Вмиг почудилось, будто нахожусь в выгребной яме нечистот. А подполковник похоже воспринимал совсем по-другому. Он, как ужаленный, вскочил со своего стула. Сначала набросился словесно на сержанта:
– Идиот! Безмозглый дурак! Я же приказал тебе извиниться и отпустить этого гражданина. А самому исчезнуть на время из отделения… Молчи, дурак, больше ничего не говори.
Затем, прикинувшись обиженным и оскорбленным, обратился к Тагиру:
– Товарищ полковник, это уже провокация. Я категорически протестую и буду жаловаться.
Ни один мускул не дрогнул на лице Тагира. Он, все такой же невозмутимый, сосредоточенно изучал свои бумаги. И, ни к кому не обращаясь, словно мимоходом, снова спросил:
– Как мне сегодня встретиться с прапорщиком?..
Вопрос был явно отвлекающим. Подполковник сообщил, что прапорщик двенадцать дней назад оформил отпуск с последующим увольнением по собственному желанию, где находится сейчас – затрудняется ответить. Сержант дополнил, что он уехал в город Курган навестить восьмилетнюю дочь одновременно попытаться помириться со своей женой. Казалось бы, нет человека и делу конец. Однако, наивно так считать. Даже мне, не сведущему в милицейской кухне, понятно. Сотрудник министерства такого ранга не будет разбираться по таким мелочам. Значит что-то очень серьезное. Об этом мог не догадаться сержант. Отчетливо сознает подполковник, и он с нетерпением ожидал дальнейших действий полковника. Действительно, Тагир долго не заставил ждать. Поблагодарил обоих за исчерпывающую информацию и в том же тоне выложил следующее:
– К сожалению, Ваш прапорщик не скоро доедет до своей дочери и увидит ее. Он арестован и охотно дает показания. Его задержали с поличным при повторном вымогательстве денег у одного немаловажного коммерческого директора. Поэтому мне хотелось у сержанта выяснить. Где, когда и при каких обстоятельствах он лично задержал этого солидного гражданина, а также естественно и о других?
Это сообщение прозвучало как гром среди ясного неба. И произвело сильное впечатление, в первую очередь, на сержанта. Он мгновенно побледнел и, казалось, вот-вот упадет в обморок. Удержался. Поборов сиюминутную слабость, обратился к Тагиру:
– Товарищ полковник! Все расскажу без утайки. Прошу об одном. Удалите этого гражданина, мне стыдно перед ним. И моего начальника тоже. Он будет всячески мешать…
По прошествии трех часов наконец Тагир вышел на улицу. К тому времени солнце порядком успело скатиться вниз. И жара давно уступила свое место легкой духоте. Первым делом он извинился, что заставил долго ждать. Сменив в салоне служебной “Волги” форменную рубашку с погонами на гражданскую сорочку, предложил мне:
– Илгизар Валеевич, у меня есть немного свободного времени. Если не против, посидим в местном ресторанчике. Кухню гарантирую отменную.
Я с удовольствием согласился. Тем более с самого утра ничего не ел, кроме беспрестанного употребления воды. Водитель довез нас до ресторана. Сам отказался зайти. Попросил разрешения поехать искупаться.
За столом вначале разговор вели о житье-бытие. Ворошили старое. Нам есть, о чем вспоминать. После стопки коньяка я его поблагодарил за своевременную помощь. Можно сказать, вырвал из когтей негодяев. В самом деле, без зазрения совести могли мне весь отпуск испортить и измотать нервы. Они у меня никудышные. Иногда из-за пустяков срываюсь. Видимо и годы берут свое. И период такой, я бы сказал, нервозный. Особенно для нашего поколения, воспитанного с детства идеей строительства коммунизма. Тагир, напротив, благодарил за помощь в раскрутке этого дела. По его мнению, он на моем примере наяву увидел и осознал изначальную стадию преступления. По моей просьбе он, хотя и неохотно, ознакомил меня с некоторыми фактами. Оказывается сержант и прапорщик оба, племянники начальника РОВД. Сыновья двух его родных сестер. Такса у них колебалась в пределах о полутора до двух с половиной тысяч рублей. Определялась в зависимости от того, какую должность занимал “задержанный”. Половину “штрафа” отдавали “любимому” дяде. Вторую часть делили между собой. На мой прямой вопрос “по сколько лет тюрьмы светит им?”, Тагир категорически отказался комментировать:
– Прости. Никогда не называл и не называю человека преступником, пока суд не установит его виновность. Только суд определяет степень тяжести совершенного деяния и меру наказания. Так что, этот вопрос не ко мне. Впрочем иногда охота помахать любимой поговоркой “бей своих, чтобы чужие боялись”. Однако это абсурд и ведет в никуда.
Кому как, мне в последние годы редко когда удавалось немного расслабиться и приятно отдохнуть от повседневных земных забот. Все некогда и некогда. Сегодня наш ужин проходил почти в идеалистической обстановке. Несмотря на лето и жару, народу в ресторане было достаточно. Во всяком случае больше, чем наполовину. Правда, вначале казалось, будто мы попали в райскую оранжерею. Небольшой зал со стилизованной деревянной мебелью дополнительно был уставлен разнообразными живыми комнатными цветами в многочисленных цветочницах на красочно изготовленных подставках. Даже в самом центре зала цветы благоухали в небольшой круглой клумбочке, которая оригинально вписывалась с другими. Искусственные деревья, совсем как живые, до самого потолка закрывали все углы помещения. И цветы, и деревья подсвечены множеством светильников незатейливых форм и конфигураций. Два мощных кондиционера на оконных проемах устойчиво проветривали и охлаждали. Отчего воздух был чистым свежим, напоенным ароматом цветов. Три молоденькие, как на подбор, высокие и стройные официантки в ярких униформах, с добродушными улыбками на лицах бесшумно ходили между столами и легко успевали обслуживать посетителей. Кухня, в самом деле, отменная. Все блюда, которые мы заказали, приготовлены очень вкусно. Из публики больше всех выделялись трое парней и четверо девушек, которые сидели за двумя спаренными столами наискосок от нас, возле окна. Кажется, они “обмывали” дипломы. Другими словами, устроили небольшой “сабантуй” в честь успешного завершения учебного заведения. Они веселились, как и подобает молодым людям, от души. И, упаси бог, чтоб мешали другим. Наоборот, поднимал настроение многим сидящим в зале…
Тагир дотошно расспрашивал меня о городе Набережные Челны. О работе заводов КамАЗа. О настроении горожан и об основных изменениях за прошедшие годы. Интересовался о наших общих знакомых и друзьях. Когда я сказал преждевременной смерти от неожиданного инфаркта сердца директора автобазы Геннадия Николаевича, он на миг побледнел. Затем, наполнив рюмки, произнес:
– Отличный был руководитель. Таких среди белого дня с зажженной лучиной не сыщешь. И хороший человек. Помянем. Пусть будет ему земля пухом.
После того, как выпил, продолжил:
– Ты несколько раз спросил о моей работе. Все думаю, как объяснить тебе в двух словах. Работа милиционера и сапера в чем-то схожи. Разница лишь в том, что сапер ошибается только раз. Ошибки сотрудника милиции могут чередоваться. И способны уничтожить в прямом и переносном смысле ни в чем неповинных граждан. Поэтому надо всегда думать, что имеешь дело с живыми людьми, будь они трижды проклятыми преступниками. Этого принципа стараюсь придерживаться с первых дней службы. Конечно и в органы внутренних дел проникают различного рода авантюристы, карьеристы, властолюбцы. Словом, всякая шушера, чего уж греха таить. Это за счет их действий некоторой частью населения милиция воспринимается как нарицательное. И что самое обидное, многие из этих негодяев достаточное время остаются незамеченными и порядком успевают кое-кому отравить жизнь. А сколько они сами страдают после того, как их выбрасывают пинком под зад на улицу, на произвол судьбы. Слух о неблаговидных поступках распространяется быстрее, чем телеграф. Подлость по сравнению с добротой долго не забывается. Поэтому предлагаю в завершение нашей встречи выпить, друг мой, за доброту. За веру, надежду и любовь. Остальное у нас все приложится!
Эти слова были последними, которые я услышал от Тагира. И никогда их не забуду. Теперь они для меня являются маяком. А образ Тагира останется в памяти символом мужества, справедливости, душевной простоты и доброты.
Согласно старинным преданиям нашего народа имя Тагир олицетворяет светлость, чистоту, незапятнанность и невинность.
г. Набережные Челны