Опубликовано в журнале Континент, номер 140, 2009
Приглашаем вновь читателей на страницы рубрики, о характере и назначении которой мы рассказали в предыдущих номерах. Продолжая в ее рамках наше сотрудничество с дружественными нам “Новой газетой” и “The New Times”, мы выбрали на этот раз для воспроизведения два материала. Это опубликованная в “Новой газете” (№ 55 и сайт газеты) статья известного отечественного историка Юрия Афанасьева по поводу создания президентской Комиссии по противодействию фальсификации истории — и статья завкафедрой телевидения и радиовещания факультета журналистики МГУ Анны Качкаевой о российском телевидении вчера и сегодня из журнала “The New Times” (№ 20).
Юрий АФАНАСЬЕВ
Я хотел бы увидеть Россию расколдованной
Нацизм в борьбе с нацизмом
Создание “Комиссии при президенте по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России” — лишь эпизод в череде продуманных и последовательных действий путинцев по увековечиванию своего режима.
Однако эти продуманные действия остаются угрожающе неосмысленными. А направлены они на то, чтобы облечь свое властвование в квазиюридическую форму, обставить законодательно самовоспроизводство путинизма на основе сохранения неизменности, опираясь, как всегда было свойственно русской власти, на отечественный традиционализм и российскую архаику.
В том же ряду и думская инициатива создать трибунал по борьбе с нацистами, и законопроект об уголовной ответственности за искажение постановлений Нюрнбергского трибунала, и создание пособий для учителей по истории России ХХ века — пособий, которые писались и внедрялись под патронатом администрации президента. О том же и многочисленные прямые высказывания президента, премьер-министра, идеолога кремля В. Суркова по основным сюжетам отечественной истории, причем не только советского и постсоветского периодов, но и по многим сюжетам нашей досоветской истории.
Если на все перечисленные факты посмотреть именно как на тенденцию, становится очевидно: мы живем во время очередного преображения российской власти и государственности, закрепляющего данную тенденцию, превращающего ее в устойчивую норму определенного социума.
Уже многие констатировали, что у нас сформировалось корпоративное государство — государство, где на первом месте прибыль управляющих “корпорации Россия”, а национальные и социальные интересы страны если вообще просматриваются, то в основном только в риторике самих же этих управляющих, на деле же давно задвинуты куда-то на задворки. Писали, и я в том числе, о путинизме как о патримониальном государстве — таком устройстве, когда властью и вместе с ней всем национальным достоянием распоряжаются в частных интересах, управляют страной как феодальной вотчиной. Еще одно уже знакомое определение — олигархическое государство, в котором самые богатые — они же и самые властвующие.
Теперь с последними инициативами по увековечению фальсифицированной истории вырисовываются очертания идеократического государства. Идеократического в том смысле, что отстаивание “единственно правильной” версии отечественной истории призвано обеспечить всеобъемлемость путинского властвования, его претензию на тотальную всеохватность в стране не только ресурсов и тел, но и умов. Идейное овладение прошлым в подобном смысле превращает силу идеи в силу власти. Нынешнее государство становится еще и теократическим. Происходит окончательное смыкание церкви и государства. Такая “симфония” характерна для всей русской истории, но в последнее время она выразилась не только в публичных молениях первых лиц, но и в стремлении переформулировать на конфессиональной основе базовые социальные и нравственные ориентиры.
Идео- и теократия не сменяют олигархическое, корпоративное, патримониальное правление и не отменяют его. Они дополняют и завершают образ сегодняшней власти: некое чудище — не то мутант, не то кентавр, не то химера, где все в одном.
Овладение прошлым, превращение на основе его государственной интерпретации силы идеи в силу власти завершает становление этой государственности по существу как русской версии современного нацизма. В отличие от немецкого 1930—1940-х годов в нем нет идеи расового превосходства и стремления к мировому господству на ее основе. Русский нацизм сейчас приобретает завершенную форму в претензии на превосходство уникальной и неповторимой русской государственности и державности.
С учетом того, что в русском сознании сохранились многочисленные архаические представления о Богоданности русской шири, необъятности просторов, враждебности внешнего окружения как извечно противостоящих нам Тьмы, Зла и Кривды, о русской власти как о единственной гарантии выживаемости всего нашего людского сообщества, нынешние правители именно на основе такой архаики решили осовременить многовековую парадигму России.
Существовавшие в массовом сознании стереотипы в последние годы не только реанимируются, но во многих случаях усилились и закрепились. Совместными усилиями РПЦ и государства, при массированном участии СМИ, и особенно телевидения, архаичные стереотипы сознания получили в этих совместных действиях культурную, идеологическую, политическую и религиозную санкцию на самом высшем уровне. Главное из всего, что в последнее время совместными усилиями реанимируется, сохраняется и усиливается, — восприятие именно собственно русского сообщества и нашей территории как особой священной реальности — “мировой души”, а государственной власти — как “души России”.
Наша “суверенная демократия” потому и превыше всех остальных форм правления, что в ней реализована ниспосланная Богом тысячелетняя русская традиция авторитарного властвования. Державность же наша — тоже от Бога, ее миссия — цивилизационное соединение Востока и Запада, обеспечение энергетического транзита для выживания человечества. Неотъемлемое свойство современной версии русского нацизма — видеть мир и себя в нем через призму метафоры врага и враждебного окружения. Это дополнительный способ легитимизации власти и гипертрофированного верховенства, диктатуры в ней представителей силовых структур.
Укрепляется отношение к Америке как символу зла, дьявольщины и кривды по сравнению с правдой и добром, которое олицетворяет Россия. Америка — постоянное воплощенное зло, но оно, зло, ею не ограничивается, а растекается по всему периметру России и в зависимости от конкретной ситуации предстает в облике Грузии, Эстонии или Украины.
Наша власть обретает новое качество — русский нацизм на основе своеобразия русской власти, этатизма и державности. А теперь — самое главное: обретает его не на основе своеобразия как такового, а на основе своеобразия таких трех китов нашей русскости в трактовке именно путинистов. Предъявить самим себе и всему миру русское сообщество и нашу территорию как особую священную реальность — “мировую душу”, а государственную власть как “душу России”, позиционировать себя на основе такого своеобразия в качестве субъекта глобального сообщества и претендовать на особую в нем роль — все это требует, конечно, и соответствующего исторического обоснования.
Вот откуда Чрезвычайная комиссия по истории. Надо “открыть всем глаза”, чтобы не оставалось ни толики сомнений: целенаправленная ликвидация Путиным начал гражданского общества, нарождающихся политических институтов и строительство на их месте манекенной “суверенной демократии” происходят в строгом соответствии и на основе русской исторической традиции.
Единственно верная фальсификация
Власть ощущает потребность в утверждении своей легитимности. Якобы “национальный лидер”, — выдвинутый на эту роль совсем не народом, а самими же властными структурами, — привел по своему усмотрению к власти якобы “президента”. Оба эти якобы “высшие” хотят теперь стать еще и несменяемыми. Они стремятся избавиться от пока еще витающей над ними как призрак обидной приставки “якобы” и хотят закрепить каждое свое новое властное проявление законом или указом, облекая тем самым свою жажду власти и в юридически закрепленную форму. И все-таки при всем при этом они, видимо, ощущают такую свою “якобость” и им очень не хочется, чтобы в массовом сознании на сегодня и впредь сформировалось и окончательно закрепилось представление о том, что они только “якобы” законная власть. Отсюда их маниакальная озабоченность не только “юридической безупречностью”, но еще и “исторической правдой” своего властвования.
Чтобы понять именно маниакальность их озабоченности историей, надо иметь в виду их святую простоту и неведение в отношении того, что вся наша отечественная история уже давно и принципиально фальсифицирована.
Сначала “в интересах” Российской империи, потом “в интересах” Советского Союза. Теперь с установлением очередного, нового издания русского самовластья обнажается его намерение законсервировать уже фальсифицированную ранее историю, а все единичные попытки, предпринятые за последние годы, и даже попытки предполагаемые сделать нашу историю более адекватной, более соответствующей постижению смыслов минувшего квалифицировать юридически как фальсификации.
Разумеется, “принципиально фальсифицирована” не означает “фальсифицирована абсолютно”. И в фальсифицированной истории есть, конечно, события, даты, факты, явления, которые действительно имели место в прошлом. Но это, как правило, факты и явления из политической, дипломатической, военной, династической истории. Словом, факты из истории событийной, из той, что всегда разыгрывается на поверхности океана мировой истории, и потому ее протекание, метаморфозы проще фиксируются в памяти ее современников и потом затвердевают в документах, в текстах, в летописях, книгах и учебниках.
Но всегда была и есть и другая история, та, что зарождается, формируется на больших глубинах, в самих основаниях человеческого общежития. Она-то и приводит в движение волны-события мирового исторического океана. У этой другой, глубинной истории иное наполнение и совсем другие ритмы ее движения по сравнению с событийной историей. Явления и процессы в ней протекают медленно и очень медленно, исчисляются столетиями и даже тысячелетиями. Это история нескончаемого, но всегда особенного диалога человека с природой, история превращения разрозненных локальных миров в крупные, обретающие государственность людские сообщества, история формирования нравственных идеалов, верований, привычек, навыков, способов мировидения, идентификации себя в окружающей среде, в семье, в большем сообществе. Такую историю, историю человека, а не событийную историю, в мировой историографии научились практиковать сравнительно недавно, где-то лишь в первой половине ХХ века. А в отечественной историографии такая история почти не практикуется до сих пор. Отдельные проблески на сей счет в виде нескольких монографий, удачных разделов в некоторых книгах по политической, событийной истории не сделали погоду и не привели к постижению другой по сравнению с досоветской и советской отечественной историей “в интересах”.
Истории по В. Ключевскому в советских вузах не проходили. По С. Соловьеву — тоже. У обоих нет никакой крамолы (“русофобии” или “ксенофобии”), но есть расхождения и существенные (в сторону большей адекватности) с официальной версией. И этого было достаточно, чтобы советский студент, спрашивая их книги в библиотеке, мог получить взамен большие неприятности.
Те, кто пытался анализировать глубинную социокультурную историю России, вынуждены были покинуть страну, как, например, Георгий Федотов или Николай Бердяев. А в полном собрании сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса не оказалось работы Маркса “История дипломатии в XVIII веке”, ее опубликовали только во времена “оттепели”, в 1960-х годах в журнале “Вопросы истории”. Почему цензурировали Маркса? Опять же — “в интересах”, потому что он вторгся в святая святых нашей самобытности: заговорил о сомнительной нравственности и неприглядной природе княжеской власти на Руси, высказал свое мнение о причинах возвышения Москвы. Изымалось или маргинализировалось все, что хоть чуточку отходило от “основной линии” партии. В течение всего периода советской власти сущностная отечественная история так и осталась в недосягаемости не только для массового общественного сознания, но и для правящей элиты, включая обслуживающую элиту — советскую интеллигенцию. Не изменилась ситуация в данном отношении и до сих пор.
А главное в такой нашей принципиально фальсифицированной истории — отсутствие истории воспроизводства особенностей социокультурной динамики российского общественного устройства.
Что же могла бы нам показать наша глубинная, сущностная история? Есть в мировой истории два способа воспроизводства человеческой общности. Один — на основе сохранения неизменности, другой — на основе развития или, точнее, саморазвития. Второй — сущность либеральной цивилизации. А специфика социокультурной динамики России — преобладание в ней воспроизводства на основе сохранения неизменности, то есть традиционализма.
Традиционализм не только наше отечественное достояние. Однако у нас такой цивилизационный способ существования и общественного воспроизводства остается до сих пор преобладающим. В качестве нравственного идеала традиционализму присущи авторитаризм и соборность, как противостоящие полюса социума, но оба вместе они противостоят либерализму, где основу постоянного развития общества образует личность, а государство подчинено личности и обществу как инструмент.
Российскому общественному устройству на протяжении всей его истории были и остаются присущими высокая степень поляризации между традиционализмом и либерализмом, постоянная социальная расколотость и соответствующая ей духовная расщепленность. Наиболее характерная цивилизационная особенность России — отсутствие в основании ее жизнеустройства серединной культуры в качестве базовой площадки для диалога противостоящих друг другу сил с противоположными нравственными устремлениями. Поэтому противоборство заканчивается всегда не соглашением, не достижением компромисса в ходе диалога, но, как правило, полной победой одного из монологов, какой-то одной из противоборствующих сторон.
А в итоге — самоуничтожение обоих противоборствующих полюсов, периодические, после каждого очередного кризиса, откаты в архаику, иногда на целые столетия.
Путин с его стратегией выживания — и есть очередной обвал в архаику.
Цивилизационную особенность России, ее увязание в традиционализме и неспособность в силу разных природных, географических, геополитических, исторических причин преодолеть несвободу, — эту особенность отмечали, анализировали, воспроизводили в своих трудах многие русские и даже некоторые советские мыслители. Особенно глубоко и разносторонне подобное делала, как ни странно, русская художественная литература, а не социология, экономические науки или история. В последние годы, включая и постсоветские, данную тему на уровне теории и в историческом материале наиболее плодотворно и основательно разрабатывал ныне покойный А.C. Ахиезер.
Принципиальная фальсифицированность нашей отечественной истории — в отсутствии в ней этих пластов, где формируется ее социокультурная динамика, где зарождаются, поляризуются и извергаются потом в кризисы, смуты, революции и войны непримиримые противоположности.
Где по очень очевидным и убедительным основаниям продолжает господствовать российская несвобода. Наша по преимуществу политическая, поверхностная, событийная история — ну что с нее взять? Она всегда будет “в интересах” или же “в ущерб”. Потому что без таких пластов факты в ней есть, а основы для них нет, смыслы искажены, подменены. И так — по любому событию из нашей досоветской, советской, постсоветской истории.
Например, Куликовская битва. Интерпретация Куликовской битвы как этапа в освобождении Руси от “татаро-монгольского ига” — типичный пример искажения смысла. Дмитрий Донской бился с Мамаем, защищая своего истинного государя. Мамай не был Чингизидом, он посягнул на святое, с точки зрения Донского, — на царскую власть Тохтамыша. Дмитрий бился за истинного — Великого, Белого, по тогдашнему наименованию! — Царя, за своего хозяина, хана Тохтамыша, холопом которого себя сознавал. И Тохтамыш поздравил Донского с “нашей общей победой”. Дмитрию просто в голову не могла прийти мысль бороться с единственно законной, данной от Бога властью.
Смысл всех более или менее значимых событий и явлений в нашей истории — идет ли речь о Киевской Руси или о Великой Отечественной войне, — принципиально искажен.
Еще один, важнейший пример — как раз из Второй мировой войны. Многие так и не постигли смысла ни ее причин и начала, ни ее окончания и итогов. Советский Союз вступил в нее 17 сентября 1939 г. на стороне Гитлера. И Советский Союз воевал на стороне нацистской Германии до 22 июня 1941 г., потому она и Великая Отечественная, не Вторая мировая. А окончание войны? Все усвоили, что мы освободили Родину, но за пределами сознания остается, что результатом войны стали раздел мира на зоны влияния и порабощение Советским Союзом половины Европы. Все знают, что для советских людей война закончилась освобождением, триумфом, Великой Победой, но многим все еще трудно осознать, что она закончилась и еще большим ужесточением сталинизма, и еще большим закрепощением всех тех же самых советских людей.
Думская инициатива о создании трибунала “по борьбе с нацистами” направлена как раз на то, чтобы подобный “негатив” о войне не сделался достоянием массового сознания.
Все нынешние “исторические” указы и проекты власти — для того, чтобы нашу принципиально фальсифицированную историю сохранить именно в том искаженном виде, в котором она сейчас жива в сознании российского большинства.
Нынешним руководителям страны уже мало, что они управляют Россией как корпорацией ради извлечения прибыли. Подобного они уже не стыдятся и не скрывают. Когда Б. Немцов с В. Миловым называют им факты и суммы, они никак не реагируют, в суд не подают. Теперь они идейно оформляют свое господство. Из россиян надо сделать подданных — не только социально, но и идейно, духовно.
Таков смысл последних действий нашей власти.
Не мифом единым…
Я хотел бы увидеть Россию расколдованной. Хотел бы увидеть ее рационально мыслящей. Преодолевшей мистическое, мифологическое в сознании. Чтобы россиянин не просто знал, что происходило в его прошлом, но вырабатывал бы к нему свое отношение. Чтобы вместе со знанием обретал бы он и свободное сознание. Только так к нам может прийти ответственность. Однако все очень непросто: в наши реликтовые дооктябрьские представления добавились еще советские мифы, марксистско-ленинские стереотипы, удвоив тем самым умственную несвободу.
Теперь на эту удвоенную несвободу накладывают очередную порцию мифологем. Власть стремится реанимировать и законсервировать архаику, чтобы создать фундамент для своего нескончаемого господства.
Необходимо демистифицировать сознание, чтобы мы могли адекватно отвечать на вызовы времени. Иначе в головах россиян останутся всевозможные тараканы — досоветские, советские, теперь уже и постсоветские. Они бегают по двум основным тропам: силы и справедливости.
Сила — то, что внушает уважение. Она гарантирует порядок в противовес анархии. Сила государства распространяется и на меня, отдельного человека. Державность в сознании большинства россиян окрашена позитивно. Отсюда и взлет Путина — прямо по этой тараканьей “взлетной тропе” в массовом сознании.
Справедливость — вторая важнейшая идея нашего народа. “Всем сестрам по серьгам”. Но трактуют данную привлекательную на первый взгляд идею так: не дай бог, чтобы у кого-то было лучше, чем у меня. Она объясняет архаическое сознание русского традиционализма. Его основа — неизменяемость. Если у кого-то лучше, значит, можно или даже нужно стремиться к чему-то новому, чего вчера еще не было. Подобному и сопротивляется стереотип справедливости.
Я посвятил всю жизнь тому, чтобы изгонять этих тараканов.
Хотя и для меня остается вопрос: а что в случае удачи может появиться вместо них? Не появятся ли другие тараканы, которые материализуют русский нацизм в реальную агрессивную силу? Идея, что “мы — такие, а они — другие”, и водораздел — “За нами правда и добро, за ними — зло и кривда…”
Только так я воспринимаю политику по отношению к Грузии, августовскую войну, за которой последовало провозглашение и признание независимости Южной Осетии и Абхазии.
Сталин кроил карту страны в расчете на то, что, если где-то появится враг, его можно будет убить изнутри. Отсюда Нагорный Карабах, Осетия с Абхазией, Приднестровье, поэтому треть Грузии была отдана Турции, часть Таджикистана вместе с Самаркандом и Бухарой приписана к Узбекистану. Поэтому и своеобразное размещение производства на территории Советского Союза: в Латвии — радиопромышленность, в Украине — металлургия. А вместе с производством приезжали и специалисты “из центра”; русских оказывалось в некоторых союзных республиках до 50% населения. Такую силу всегда можно использовать: если что-то случится, мы убьем врага первобытным способом — расчленим, растащим его по кускам. Вот вам и Абхазия с Осетией — Грузию уже расчленили. То же самое — в газовой войне с Киевом: если овладеть системой газопроводов и прочей ее инфраструктурой, не будет и Украины…
На старые тропы запускают новеньких тараканов.
Многие факты свидетельствуют не просто о кризисе российского общества. То, что с нами происходит, — патология государственности, социальная энтропия. Неуклонное и беспросветное сокращение населения на 800 тысяч в год. Нравственная деградация. Рост бытовой агрессивности, часто направленной уже и на детей. Коррупция, которая обратилась в единственный регулятор отношений во всем сообществе. Но не результат ли это адаптации российского населения к насилию, которое власть практиковала по отношению к нему всю советскую и постсоветскую историю, да и в предыдущие века тоже?
Еще одна примета русского кризиса: за последние десятилетия практически ничего не построено. Россия не умеет делать современные самолеты, автомашины, бытовую технику, у нас нет ни одной автострады, нет железнодорожной сети, а дорог с твердым покрытием меньше, чем было в Римской империи.
Я думаю, если выгнать тараканов из российского сознания, то, может быть, хотя бы какая-то часть людей, достаточная для некоей критической массы, увидит надвигающуюся катастрофу, сможет осознанно ей воспрепятствовать. Потому-то и нужна расколдованная история. Надо знать, как, какими силами и с помощью каких механизмов формировалась и к чему приводила цикличность нашей истории, воспроизводимая каждый раз на основе сохранения неизменности. Первая катастрофа еще протогосударственности, имеющей отношение к российской культуре, произошла с исчезновением Киевской Руси. Вторая — с исчезновением Великого княжества Московского в начале ХVII века. Третья — в 1917 г., как крах Российской империи. Четвертая — в 1991 г.: не стало Советского Союза.
Возможно, что очередная катастрофа, ощущение которой нарастает, окажется не бунтом и не революцией и даже не смутой, а будет просто тихим умиранием.
Может быть, если выгнать тараканов, катастрофу вообще удастся предотвратить? Но как тогда не дать нынешнему режиму в очередной раз смутить освободившиеся умы, внедрить в них все ту же убийственную мессианскую идею державного величия России? Как сформировать ту критическую массу, которая будет способна понять, зачем нужна Чрезвычайная комиссия по истории?