Стихи
Опубликовано в журнале Континент, номер 136, 2008
* * *
собираю я карандаши,
ручки перьевые, кисти беличьи
не корысти ради — для души.
Будто бы душа моя — коробочка,
жестяной ларец из-под конфет,
а в глазу моем разбилась колбочка,
та, что преломляет белый свет.
То он синим кажется, то розовым,
то зеленым на беду мою,
будто бы я памятником бронзовым
на центральной площади стою.
* * *
и хорошо бы ей наружу
вовек не выбраться оттуда,
как рыбе из воды на сушу.
На всякий случай я, в комочек
свернувшись, поджимаю ноги.
На двери шкафчика замочек
еще навешу я в итоге.
* * *
вид, как будто сердце прихватило.
Станиславского систему целую
я уже совсем освоил было.
Вдруг невесть откуда в небе облако
белое и легкое, как пенка,
совершенно ангельского облика
за соседним столиком студентка.
Захотев привлечь ее внимание,
на пол уронил стакан хрустальный.
Иль всему виной похолодание,
иль мой слабый опыт театральный.
* * *
и дождь со снегом пополам,
как проявленье силы высшей,
слепой по отношенью к нам.
По существу в подлунном мире
она не знает, что творит, —
и я один в пустой квартире.
Не молод и не знаменит.
* * *
мы все зависим, так или иначе,
но радио молчит на родине слонов,
а телевизор старенький тем паче.
Среди морей и рек, среди равнин и гор
как скрасить одиночество, не знаю.
Охотиться начать, оставив всякий вздор,
жирафа завалить, львов обезглавить стаю?
* * *
всадники в сияющих доспехах.
Ночь темна, как лики на иконе.
Небо в редких золотых прорехах.
Горний свет проделывает трудный
путь, чтоб только наших губ коснуться.
Долгим будет сон наш непробудный,
прежде чем сумеем мы проснуться.
Снег идет, а кажется спросонья,
что за дверью тихо ходит кто-то.
Только в печке разожгу огонь я,
как тотчас рассеется дремота.
* * *
по соседству в небольшом поселке,
запахи вдыхая, ей присущие,
постоянно голодны, как волки.
Постоянно ходят люди пьяные
рядом с винокуренным заводом,
где фонтаны бьют благоуханные,
и число растет их с каждым годом.
* * *
если только в чтенье углубиться,
тут и Лукоморье, и Муравия,
и Дадона славного столица.
Но смотрю, сидит на подоконнике
голубок в тревоге и печали,
будто бы его огнепоклонники
в угол окончательно загнали.
Молча отложил я книгу в сторону,
накормил и напоил бедняжку,
а недавно удружил я ворону —
денег дал на китель и фуражку.
* * *
а может, в скважину замочную,
вдруг вешний воздух заструился
по дому в пору неурочную.
У нас еще зима в разгаре.
Дорожки снегом запорошены.
Еще скамейки на бульваре,
как лодки, в штабеля уложены.
О скалы днища их разбиты,
они, как смоль, черны от времени.
Еще совсем свежи обиды
по части Нобелевской премии.
* * *
и суть ее обнажена.
Есть потрясающая тема —
в бутылке больше нет вина.
Ложится снег на ветви ели,
веселый мартовский снежок,
хотя февраль на самом деле,
ненастный, пасмурный денек.
* * *
и на главной площади столицы,
в городском саду на ветках голых
под дождем в ненастье мокнут птицы.
Дождь идет, часов не наблюдая.
Об угрозе нового потопа,
в старческом маразме пребывая,
вдруг заговорила вся Европа.
В юности зачитываясь Блоком,
думал я, ворочаясь в постели,
что замолвил слово пред Богом
он за всех за нас на самом деле.
* * *
лишь только в памяти остался
невыносимо яркий свет,
что вдруг невесть откуда взялся.
Спроси про Божью благодать,
я только разведу руками.
Ей ельник вековой подстать
в долине узкой меж холмами.
* * *
но повторяли всякий раз,
что им мальчишка послан небом,
что я их всех от смерти спас.
А я сидел, уставясь в точку.
О, если бы я только мог,
я б ангельскую оболочку,
как лягушачью кожу, сжег.
* * *
отчаясь хворь свою лечить,
элементарною частицей
себя внезапно ощутить.
Такое чувство, дорогая,
когда смотрю я из окна,
что мне видна стена сарая,
а не Кремлевская стена.
Что никакой я не Верховный
главнокомандующий тут
и что мой сборник стихотворный
друзья не купят, не прочтут.
* * *
К сожаленью, я не астроном,
а не то взглянул бы в телескоп,
эту птицу вновь увидеть чтоб.
Тонет куст жасминовый в снегу.
Думал, я помочь ему смогу.
Взял лопату разгрести снежок,
но услышал за спиной смешок.
* * *
они клинки свои скрестили,
и каждый искренне считал,
что одержать победу в силе.
Казалось, не идет борьба
за олимпийские медали,
а тут решается судьба,
как и должно быть в идеале.
Рекой струиться кровь должна,
поэзия — не превращаться в прозу,
в бокале пьяного вина
поэт пошлет любимой розу.
* * *
пернатый хищник лед долбит,
а заодно и дырку в темечке
он мне проделать норовит.
Всемирное оледенение
уже давным-давно идет,
но, словно впав в оцепенение,
хранит молчание народ.
И я не поднимаю паники.
На лавке в парке городском
сижу, жую спокойно пряники,
зря не болтаю языком.