Опубликовано в журнале Континент, номер 133, 2007
Наталья ШАРОВА — родилась в 1982 г. в Москве. Закончила Факультет журналистики МГУ. Работает в информационном агентстве. Публиковалась в “Континенте” (№ 129). Живет в Москве.
Наталья ШАРОВА
Старик и Бог
Если бы не Господь был с нами…
воды потопили бы нас.
Псалом 123: 1, 4.
Всякое событие издалека — символ, на этом и основано существование “объективных” символов. Абсолютно все, что с нами происходит, можно понимать как символы, как знаки. Символы — в быту. Поэтому все события можно понимать одновременно как символические и как реальные. Джон Габриэль Боркман в одноименной драме Генриха Ибсена живет наверху, его жена — внизу. В пьесе Ибсена они действительно так и живут, но их такое расположение в доме относительно друг друга является символом — Боркман духовно выше своей жены.
Хемингуэю дали Нобелевскую премию за произведение “Старик и море”* как раз из-за смысловой вечности этого произведения. Там слишком много “объективных” символов, чтобы не признать то общечеловеческое, что в нем есть.
История о старике и море — один из “вечных” сюжетов в мировой литературе. Может быть, этот сюжет можно приравнять к мифам. Символ — это окно. В окно мы видим продолжение нашего мира. Реальность предельно обобщена. Может быть, “вечные” сюжеты можно классифицировать по тому, о каком возрасте они говорят. В таком случае “Старик и море” — это последняя часть одного-единственного “вечного” сюжета.
Главного героя автор почти всегда называет “старик”, хотя у него есть имя — Сантьяго. Сам старик тоже так себя называет. Такое наименование подчеркивает, что речь идет о “неком старике”. (“Некий человек ехал из Иерусалима в Иерихон…” — начало притчи о добром самарянине).
(“Некий”) старик. Важно, что он — старик, то есть это история — о возрасте. Ему помогает мальчик, у которого, кстати, тоже есть имя, но в мальчике важно, что он — мальчик. Ребенок. Они, старик и мальчик, — старый и малый. В старости люди приближаются к детству, они так же беспомощны, как дети, они смиряются и становятся детьми Бога, то есть они и раньше были ими, но забывали каждый день надеяться только на Его милость. Мальчик в тексте — ученик старика. Сказки нужны старикам и детям. Старики рассказывают сказки, дети узнают законы мира в обобщенной сказочной форме. Старики уже знают эти законы, они их прожили, поэтому понимают сказки. Им уже не нужно знать что-то конкретное. Какое-то конкретное мастерство, — им нужно уже жить не для общества, а для Бога.
Имя старика — Сантьяго. Его имя тоже символично, хотя, с другой стороны, оно и делает его реальным, менее обобщенным “стариком”. Сантьяго: сант — святой, яго=эго (шекспировский Яго как суперэгоист). Сантьяго — святой человек. Произведение “Старик и море” — о том, как Сантьяго приближается к пути, который ведет к “святости”.
Только старики могут просить у моря, про себя называя его “la mar”, ждать чуда и не удивляться неудачам. Море — это символ жизни. “На мистическом уровне море — это наша жизнь, наш мир”, — писал отец Георгий Чистяков в “Комментариях к Новому Завету”. Один из способов понимания Евангелия — символический, то есть когда в Евангелии речь идет о море, предполагается, что речь идет о жизни в целом, о нашем “плавании” по жизни. После того, как Иисус накормил народ пятью хлебами, он поднимается на гору, а его ученики плывут по морю. Поднимается шторм. Ученики беспокоятся (версия Евангелия от Марка).
Если понимать евангельский эпизод с морем как символ, то получается, что море — это жизнь. Иисус насытил своих учеников духовным хлебом и пустил их жить самостоятельно, но они не смогли — испугались, им показалось, что Иисуса нет с ними, что он ушел или что он спит (другая версия того же самого события). Но В Евангелии не только море — жизнь, вода в целом — тоже жизнь. В Евангелии от Иоанна Иисус беседует с женщиной-самарянкой у колодца и говорит ей, что кто будет пить эту воду (из колодца), тот будет жаждать, а тот, кто будет пить воду, которую Он даст, не будет жаждать никогда.
Евангелие создано для всего человечества, поэтому в нем все символы — общечеловеческие, и поэтому мы можем утверждать, что расшифровка символа моря как жизни вообще характерна для человечества, ее можно встретить и в других религиях, в мифах. Существует и традиционная метафора — “море житейское”.
Можно добавить еще два мифологических плана.
В астрологии планета Нептун — женского рода (астрология все делит на Инь — женское — и Ян — мужское). Нептун — та, которая управляет морем, морская царица, золотая рыбка. Нептун — старик, управляющий морем, — это уже заимствованный элемент из “вечного” сюжета о старике и море; старик, “слитый” с морем. (Потом посмотрим, управляет ли морем наш, хемингуэевский, старик, или же нет.)
Или же — другой вариант того же “вечного” сгустка смыслов. С образом Нептуна — женщины-моря — связан миф о богине-матери, рождающей и убивающей. Эта богиня-мать — символ жизни. Вода — тоже символ жизни. Перед рождением человек проводит девять месяцев в воде, то есть он рождается из воды. Смерть тоже связана с водой (человек погружается в воду реки, языческий обычай строить погребальные плоты, острова блаженных, которые можно достичь, преодолев водную преграду).
Итак, это история о старике и жизни. О жизни старика. Не о старости — состоянии, но об отношениях старых людей с жизнью.
Чтобы лучше понять суть этих отношений, вспомним еще одно очень известное произведение о старике и море — пушкинскую “Сказку о Золотой рыбке”. В этой сказке тоже есть некий старик, который просит у моря-жизни. Наш старик, как мы помним, просит большую рыбу, поймать которую для него значит исполнить то, зачем он родился. Тот старик, из сказки, просит тоже разные блага, но уже не для себя, а для старухи: он как семейный человек думает не об исполнении своего одиночного предназначения, а о благе близкого человека. Но нашему старику ведь тоже рыба нужна, чтобы ее продать и чтобы накормить многих людей. В сказке этот момент спрессован-упрощен, потому что это сказка.
Оба старика просят у моря похоже: они оба верят в тайные числа (три и восемьдесят пять, — Хемингуэй ведь писал не сказку, поэтому магия чисел в его произведении соотносится с возрастом старика). Из-за жанровых особенностей “Сказки о Золотой рыбке” появляется Золотая рыбка — морская владычица, символ морской богини, Нептуна в женском роде. В реальной истории Хемингуэя никакой владычицы нет. Там все иначе, все настоящее. Там старик просит у Бога. Он молится.
Вера — это ключевое понятие в произведении “Старик и море”, мы со временем это увидим.
Золотую рыбку из языческой сказки можно понимать и как судьбу, как символ судьбы, у которой покупают. Покупка происходит в обоих случаях. Старик из сказки отпускает рыбку, потому что она говорит, что “пригодится”. Может быть, конечно, он отпускает ее просто так, бескорыстно. А она потом платит ему добром за добро. Хемингуэевский старик тоже осознает факт покупки, он говорит себе: “Ты ведь хотел купить счастье за восемьдесят четыре дня, которые ты провел в море. И, между прочим, тебе его чуть было не продали…” С другой стороны, может быть, “счастье” ему тоже достается за его добродетель — силу духа…
Мораль и сказки о золотой рыбке, и притчи о старике и море тоже одинаковая: они обе о преодолении гордости и о смирении. (В сказке возгордилась, правда, старуха. Но по матриархальной логике сказки старик не мог претендовать на то, чтобы занять место морской богини.)
Хемингуэевская притча о старике и море — именно о смирении и вовсе не о силе духа.
Слово “смирение”, кстати, встречается в тексте. Там сказано, что старик не помнит, когда к нему пришло смирение. Наша версия: “тогда” смирение только начало к нему приходить, а пришло оно к нему окончательно в течение повествования. Смысл текста — описание того, как к старику пришло смирение. Эта притча — о смирении старости. Произведение “Старик и море” — развернутое описание последнего момента, когда гордость еще присутствует в душе старика.
Старик сам назвал себя “необыкновенным стариком”. Если бы так о старике сказал мальчик, мы бы ему поверили. Но необыкновенные старики не говорят так о себе. Потом, в течение повествования, мы понимаем, что старик имел в виду: он хотел сказать, что он был всегда очень сильным человеком. У него было прозвище — чемпион. Он был очень сильным человеком, у него была очень сильная воля, и он был очень физически сильным, — значит, он никогда не болел и никогда не мог почувствовать себя слабым и зависящим от кого-то. Может быть, поэтому старик и не верил сознательно в Бога (бессознательно он в Него верил). Сильный человек Сантьяго Чемпион считал, что он не верит в Бога. И эта прежняя сила старика — тоже символ, старик — символ сильного человека в старости. Старик именно поэтому так исключительно силен, потому что если бы он не был так силен, он был бы более реальным и менее абстрактным. Его преувеличенная сила нужна, чтобы подчеркнуть его истинную слабость.
Эта притча о сильном человеке, который стал стариком, и поэтому он стал в конце концов смиренным. Тут мы наконец-то понимаем, почему же все-таки главный герой — “старик”. Он уже не может сам бороться с морем, как те, которые считают море мужчиной и врагом. У него уже нет сил. Поэтому он считает море матерью (богиня-мать, рождающая и убивающая), женщиной, и просит у нее. Гордость старика не позволяет просить у мальчика, а только у нее, у матери, у женщины. И тот факт, что он просит, означает, что к нему уже начало приходить смирение.
Но гордость еще осталась в его душе — гордость своей силой, волей, выдержкой. Его лески висят прямее, чем у других, он не брезгует пить рыбий жир, он стесняется показать мальчику свою бедность, он пытается быть великим, как Ди Маджио.
Он ведь понимает, что его счастье обернулось несчастьем потому, что он слишком далеко ушел в море — гораздо дальше, чем другие. Поэтому он чуть не умер, поэтому за него волновался мальчик. Он чуть не умер из-за своей гордости. Из-за того, что ему надо было поддерживать амплуа “необыкновенного старика”, он мечтал поймать большую рыбу. Его предназначение было поймать именно большую рыбу, а не маленькую, каких люди много лет ловили раньше.
И эта пойманная большая рыба оказалась даже больше, чем он о ней думал, — он думал о себе, что к нему уже пришло смирение, — с тех пор, как он стал называть себя стариком и просить у моря. Море очень доброе. Все желания сбываются. Но они искажаются нашими пороками, поэтому сбываются часто нецеликом, в искаженном виде. Бог не мог не помочь старику. Но Он помог ему не так, как старик думал, что для него будет лучше всего. Старик привез кости рыбы в город, — потому что ему была важнее его гордость, доказать себе, что он еще может, а не накормить людей. Он показал всем, что он может: люди увидели хребет рыбы. Но он не хотел на самом деле накормить и именно поэтому не смог накормить. Главное — он выжил и обрел смирение.
А еще он обрел веру. Хотя он и не прочитал сто раз “Отче наш” в пределах повествования, но он приобрел ту беспомощность, которая необходима для веры. Он понял, что надо верить не в себя (ему было важно, что мальчик в него верит, именно в него). Что нужно не “покупать” счастье у языческого моря, у языческой золотой рыбки, а другое.
Именно веру приобрел старик, а вместе с верой — смирение.
В Евангелии много раз говорится, что главное — вера. Петр не смог идти по воде (вода-жизнь), потому что в какой-то момент испугался, потерял веру. Вера — главное, что нужно, чтобы жить. Вера в Христа — это жизнь вечная.
Акулы съели рыбу, потому что дело не в везении: иногда счастье дорого стоит. Акулы съели рыбу, потому что все на самом деле не в руках старика. Потому что на самом деле не надо просить то, что не твое. Старик раскаялся в том, что он убил рыбу. Он убил рыбу, потому что возгордился, думал, что это такое его гордое предназначение. А на самом деле надо любить то, что тебе дают. Ведь Бог добрый, Он дает то, что у него просят. (Если ты попросишь рыбу, разве Он даст змею?) Но не все человек может взять.
Когда Иисус сел в лодку Петра, они поймали столько рыбы, что лодка стала тонуть, и Петр сказал, что он грешен. То есть он не мог вместить столько рыбы, столько добра, столько духовной еды. И старик, наверное, не смог. Ему дали то, что он просил, но он не смог вместить. Эпизод с Петром можно считать параллельным притче о старике и море. Петр — святой рыбак. Параллель эпизода с Петром еще раз подчеркивает “вечность” сюжета о старике и море.
Старик называет рыбу своим другом и братом. Он думал, что его гордое предназначение — бороться с другом и братом.
А оказалось, что нет.
Он в пределах рассказа и не нашел свое предназначение. Он нашел смирение. Он понял, что не надо бороться, убивать и что он не замечательный старик. Он нашел другое — смирение.
Отец Георгий Чистяков, трактуя Евангелие, пишет, что нищий духом — это и есть смиренный, тот, кто понимает, что не может без Бога. А смиренный — “это человек, готовый к духовному плодоношению, к тому, чтобы трудиться с Христом” (“Комментарии к “Новому завету””). Тот, кто в своей душе разрешил трудиться Христу.
Чистяков пишет, что “смирение — это еще и духовная детскость”, понимание ограниченности своих сил, понимание того, что есть рядом Отец, который всегда поможет. Поэтому надо быть, как дети.
Мальчик и старик — символы слабости, детскости, зависимости, смирения. Мальчик плачет о старике, и правда, старика жалко, и плакать хочется. Но все же кажется, что потом все будет хорошо, спокойно. Спокойное счастье.
Оттенки смысла — в мелочах. Старику у Хемингуэя снились львы. Почему?
Во-первых, лев — символ счастья. Это гармоничное сильное животное. Во-вторых, лев — символ силы. В-третьих, лев — одно из четырех животных-символов в Апокалипсисе. И еще, Клайв Льюис в своих “Хрониках Нарнии” позаимствовал этот апокалиптический символ, придав ему завершенный смысл. У Клайва Льюиса есть Лев Аслан, — и это символ Бога.