Опубликовано в журнале Континент, номер 132, 2007
“Русская православная церковь в 1990 году” — так называется статья Николая Митрохина в журнале “Новое литературное обозрение” (№ 83). Год, на котором сосредоточивает внимание автор, был для Русской православной церкви временем важных перемен, потерь и приобретений. В 1990-м состоялись первые после долгого перерыва свободные выборы предстоятеля РПЦ МП (им стал ныне действующий патриарх Алексий II). Избрание патриарха проходило, однако, в жесткой конкурентной борьбе, и кандидат-неудачник Филарет (в то время — митрополит Киевский) инициировал раскол православия на Украине. Украинский раскол стал самым крупным в новейшей истории РПЦ МП: сперва Украинская православная церковь потеряла практически все приходы на Западной Украине (в связи с легализацией Украинской греко-католической церкви), а затем и сама распалась на несколько частей. В том же 1990 году РПЦ впервые почувствовала, что ей предстоит проповедовать в совсем другой — свободной — стране, а потому необходимо пересмотреть практически всю концепцию взаимодействия с властями и обществом. И в довершение ко всему в 90-м были убиты несколько священнослужителей и в том числе отец Александр Мень.
Митрохин последовательно показывает радикальные изменения, которые произошли в Церкви. Прежде всего, была разрушена “монополия старушек”, составлявших в российских храмах абсолютное большинство прихожан и во многом олицетворявших (и олицетворяющих) то “народное православие”, во взаимодействии с которым русское православие и приобрело свои неповторимые черты: поездки по старцам, массовое поклонение народным святыням, полуязыческие обряды. После 1990-го в храмах появилась молодежь и интеллигенция, и РПЦ волей-неволей пришлось ориентироваться на новый состав паствы. Количество прихожан стремительно росло, увеличилось число храмов. Однако массовые крещения привели в Церковь людей, часто не разбирающихся в основах христианской веры, а это вновь повлекло за собой развитие “народного православия”. К тому же из подполья вышли те, кто принадлежал к так называемым катакомбным церквам, что внесло в религиозную жизнь дополнительную неразбериху. Естественным образом возникли сложности и в кадровой политике РПЦ. Резко возросла потребность в священниках, так что зачастую рукополагали довольно случайных людей, — лишь бы не имел видимых физических и психических отклонений и более или менее регулярно посещал храм. В результате резко упал образовательный уровень духовенства. Не слишком образованные пастыри довольно легко попадали под влияние то каких-нибудь “старцев”, а то и собственных прихожан, а это приводило к внутрицерковным расколам и ослабляло позицию РПЦ.
Важной проблемой 90-х стал поиск форм служения и миссионерской деятельности в новых условиях. Церковь довольно активно стала осваивать СМИ: у нее появились свои издания, а затем и сайты. Постепенно стали создаваться православные гимназии, радиостанции, братства, сестричества, издательства. В свою очередь, светские журналисты все чаще писали о православии, создавая не только положительный, но и отрицательный образ и РПЦ в целом, и отдельных иерархов. С 90-х годов все более активную роль в церкви стали играть миряне и интеллигенция, хотя сама форма управления РПЦ никак не способствовала развитию инициативы снизу. К тому же до 1997 года патриарх Алексий II в основном делал епископами лиц, придерживающихся крайне консервативных взглядов, что к концу 90-х привело к резкой политизации РПЦ, а также разделению духовенства и мирян по принципу “либералы — консерваторы”. Убийство о. Александра Меня окончательно разделило православных интеллигентов на либералов и консерваторов. Последние оказались куда более многочисленны, что привело к созданию разных псевдоправославных патриотических структур, добивавшихся канонизации не только Николая II, но и таких действительно одиозных фигур, как Григорий Распутин или Иван Грозный. Одним словом, 90-й год стал исторической вехой, открывшей ту страницу в новейшей истории Русского православия, в которой мы существуем и поныне.
После 2000 года возникла реальная проблема определения места РПЦ в обществе. Бурный количественный рост православных закончился еще в середине 90-х, равно как и первоначальное деление согласно разным идеологическим установкам. Наступила некоторая стабильность. И хотя сложившаяся на сегодня ситуация достаточно сложно поддается описанию и классификации, тот же Николай Митрохин такую попытку предпринял (“Церковь после кризиса” — “Неприкосновенный запас”, № 50). По его мнению, для русского православия последних лет характерны несколько тенденций. Во-первых, хотя в крупных городах храмы теперь и посещает какое-то количество молодежи, в провинции по-прежнему большую часть прихожан составляют пожилые женщины с низким уровнем образования и доходов. Кроме того, РПЦ все более тесно сотрудничает с властями. Цель такого сотрудничества — затруднить активную проповедь нетрадиционных для России религий и сект. Но, несмотря на то, что в этом направлении достигнуты определенные успехи (так, в преамбуле к новому закону о свободе совести и религиозных объединений сказано об особой роли православия), количество воцерковленных православных невелико (и не превышает, согласно опросам, 1% от числа тех, кто называет себя верующими). В последние годы принято обвинять отдельных иерархов и священников в “экуменизме”, и этот упрек становится основным ярлыком, используемым для борьбы с оппонентами. Однако в середине 90-х годов патриарх Алексий II изменил политику рукоположения новых епископов, и на место явных консерваторов пришли сторонники диалога с другими христианскими конфессиями. Кроме того, в последние годы РПЦ старается дистанцироваться от тех, кто проповедует явно черносотенные и антисемитские взгляды, и некоторые издания, раньше выходившие хотя бы внешне под эгидой церкви, теперь вынужденно определяют себя, например, так: “газета православных экстремистов и маргиналов Христовых”. Тем не менее РПЦ так и не выработала внятной политики по отношению к псевдоправославным националистам и оголтелым “патриотам”, что позволяет этим людям прикрываться православной символикой, вводя в заблуждение как верующих, так и светское общество. А тем временем люди с высшим образованием стали негативно относиться к Церкви, которая не только не смогла в полной мере воспользоваться дарованной свободой, но и вызвала раздражение в обществе и попытками добиться для себя особых преференций, и участием (с разной степенью успешности) в масштабных бизнес-проектах, и тесным сотрудничеством с властями.
Однако, пишет Митрохин, отношения между РПЦ и государственной властью после 2000 года несколько изменились. Постепенно Путин выстроил определенную дистанцию по отношению к церкви. Хотя он и дает ей участвовать в некоторых социальных проектах и способствовал воссоединению РПЦ МП и РПЦЗ, но ни одна масштабная инициатива церкви поддержки президента не нашла. Разговоры о передаче РПЦ недвижимости или имущества так и остались разговорами; в спорах по поводу введения в школах Основ православной культуры президент, внешне сохраняя нейтралитет, фактически поддержал идею о преподавании курса Истории мировых религий, и т. д.
В результате, по наблюдениям автора статьи, для нынешнего положения РПЦ характерны два неподтвержденных мифа — о безусловной поддержке церкви государством и о том, что Россия — православная страна. Сможет ли РПЦ преодолеть эти мифы или будет продолжать маргинализироваться, оставаясь в стороне от большинства общественных процессов, пока непонятно, но от ответа на этот вопрос во многом зависит судьба русского православия.
Сейчас довольно сложно представить, что чуть не до конца XIX века русский человек не мог читать Библию на родном языке. Что, работая над своим знаменитым “Пророком”, Пушкин читал книгу Исайи по-французски, предпочитая этот язык церковнославянскому. Только перевод 1876 года, выполненный под руководством митрополита Филарета (Дроздова), дал возможность России познакомиться со Словом Божиим. Принципы работы с текстом, которые были положены в основу синодального перевода, разбираются в статье священника Дмитрия Юревича “Семьдесят толковников, масореты и славяне” (“Встреча”, № 1 [27]). Сначала автор дает оценку некоторым современным западным и отечественным переводам Писания, упрекая их в излишней простоте, сознательном примитивизме, а также в несоответствии православной традиции. Приходится заметить, что критерий “православности” вообще является довольно частым аргументом в спорах о богослужебных языках и переводах Писания. Но не будем забывать, что упреков в неправославности не избежал и сам святитель Филарет, оппоненты которого утверждали в свое время, что русский перевод Писания не нужен и вреден. Но это дело далекого прошлого. Сегодня синодальный перевод многим кажется едва ли не эталонным. К его несомненным достоинствам автор статьи относит то обстоятельство, что текст еврейского (т. н. масоретского) оригинала переводчики дополнили вставками как из традиционного греческого “перевода семидесяти толковников” (Септуагинты), так и из славянского перевода. По мнению Юревича, органично совместить все это помогло митрополиту Филарету не столько его духовное чутье, сколько ориентация переводчиков на православную и святоотеческую традицию. Стоит ли добавлять, что русская библеистика до сих пор страдает излишним пиететом перед традицией, что она процентов на 90 конфессиональна и старается не замечать достижений западной науки?
Что сделало христианство для Европы? Является ли религия фактором, сближающим народы? Возможно ли будущее абсолютно секулярного общества? На эти вопросы отвечает митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, выступая на конференции “Межкультурный и межрелигиозный диалог” (текст опубликован на сайте Службы коммуникации ОВЦС МП — http://www.mospat.ru/index.php?page=36473). Современное общество, сказал митрополит Кирилл, постоянно балансирует между двумя опасностями — анархией и диктатурой. И было бы неверным связывать тоталитаризм с религией. ХХ век дал примеры секулярных и атеистических диктатур, а также либеральной анархии, когда уничтожаются четкие моральные критерии, а человек лишается права назвать грех грехом. С другой стороны, современный человек одновременно боится двух противоположных вещей: во-первых, стать “как все”, то есть утратить свои национальные, культурные и религиозные особенности, а во-вторых, оказаться “белой вороной”. Именно религия, говорит митрополит Кирилл, сводит на нет эти проблемы. Христианство для Европы было и остается одновременно и объединяющим фактором, сформировавшим европейскую цивилизацию, и средством национальной и культурной самоидентификации (католицизм — в Польше, православие — в России). При этом крайне опасно насильственно исключать религиозный фактор из общественных процессов, поскольку современные социологи часто недооценивают его роль в формировании общественных и личных связей, а в недавнем историческом прошлом — государств и культур. В частности, именно христианство подарило России и централизованное государство, и письменность, и великую русскую культуру. Вместе с тем наличие у общество устойчивых культурных парадигм делает его более толерантным и к представителям иных культур и цивилизаций, поскольку человек, уважающий свои культурные и религиозные символы, будет с вниманием и уважением относиться и к чужим.
Еще Платон называл письменные тексты “костылями для памяти”. В Античной Греции книга была символом чего-то низкого, “ремесленного”, напротив, в христианской, иудейской и мусульманской традиции это священное понятие, потому хотя бы, что с помощью книги было передано Божественное Откровение. Неудивительно поэтому, что в России разговор о книге, а тем более о религиозной книге почти сакрален. Самый крупный старообрядческий раскол произошел в XVII веке не из-за чего-нибудь, а из-за “букв на бумаге”. И вопрос об издании богословской литературы — принципиален для России. В интервью изданию “Православная книга” Митрополит Кирилл говорит о проблемах современного книгоиздательства (“Православная книга — это средство миссии и просвещения и только потом объект экономической деятельности” — http://www.pravkniga.ru/interview/21/). Несмотря на то, что российская культура была во многом сформирована христианской книгой, русский народ по-прежнему в массе своей не может отличить пшеницу от плевел и часто больше доверяет штампу “Издано по благословению такого-то”, чем собственным глазам и голове. Между тем современное православное книгоиздательство, по мысли иерарха, страдает несколькими тяжкими недугами. Значительная часть изданий отличается низким литературным, богословским и научным уровнем. Зачастую православной литературе свойственно гипертрофированное восприятие проблем, нормальных для живущего человека, а также стремление к жесткой идеологической схеме и глубокой архаике. Такое стремление к “преданьям старины глубокой” не только делает невозможной эффективную проповедь в современном обществе, но и отталкивает от христианства людей, не получающих ответы на актуальные для них вопросы. В результате у православных книгоиздателей чаше можно встретить книги типа “Огород растим с молитвой”, чем серьезные научные и публицистические тексты. По мнению митрополита Кирилла, в последние годы наметились позитивные перемены, однако коренным образом ситуация еще не улучшилась.
Обзор подготовил Андрей Зайцев