Стихи
Опубликовано в журнале Континент, номер 132, 2007
* * *
Зое Юрьевой
Поговорим по-русски.
Сколько зим
уже прошло без нежного общенья,
без этих дней морозных, угощенья
простейшего — всего-то чай и дым.
Поговорим по-русски.
Сколько дел
несделанных
Все суета, досада,
но посидим за чаем — вот отрада.
Поговорим о тех, кто преуспел.
Поговорим по-русски.
Что мне в нем,
таком родном, таком невнятно близком
наречьи удивительном и чистом…
Поговорим и тихо чай допьем.
Поговорим — о чем? — где свет, где тьма,
и вдруг вздохнем:
“Ах, что за жизнь — загадка!”
И разойдемся.
Чай остынет сладко,
по скатерти пройдет простая складка,
и за окном останется зима.
* * *
Птичий заработок скудный —
Две травинки, три зерна,
Переулок мой Трехпрудный,
Гул базарный, город людный,
Говор тот родной и чудный —
До сих пор ему верна.
Облупившиеся зданья,
Фонари, дворы, столбы,
Радости мои, страданья,
И безумные шатанья
Из конца в конец судьбы.
Памяти Осипа Мандельштама
Затянувшийся, бесконечный
Этот голод. Сверчок запечный
И заплечный мешок на двоих.
И поэт, как большой вороненок,
От безумия жизни тонок,
И от близости смерти тих.
И на этой голодной глади
В вороненом страшном году
Все воронежские тетради
Он писал на белейшем льду.
И пока высыхал позвоночник,
И легко возникал сюжет,
Надвигался воронежской ночи
Неподвижный, последний свет.
И мытарством своим отравлен,
И покинут своей судьбой,
Только музою не оставлен,
Только белочкой голубой.
* * *
А. С. Ржевской
Ах, жить бы тихо-тихо,
как в рощице глухой
олень и олениха
под голубой ольхой.
Скрип солнечных салазок
да шорохи земли.
Не надрывая связок,
дожить бы до зимы.
А там уж и до лета,
глядишь, рукой подать.
Прожить бы незаметно
и горя не видать.
Но ветрено и скользко,
дрожит в ночи луна,
и жизнь моя — повозка —
в сто бед запряжена.
Натружены ладони,
и пляшут бубенцы…
И тянут, тянут кони
все в разные концы.
* * *
Откуда приходит снежок ледяной?
И все колобродит движок за стеной,
и светится влага ночная.
Откуда?
Оттуда, где не были мы —
из хлада и студа, из белой зимы,
а, может, из лета, не знаю.
Откуда берется такое добро —
блаженное солнце, тепло, серебро
и утренних зябликов стая.
Откуда?
Оттуда, где плачет один
завернутый в плащик смешной господин,
листы нашей жизни читая.
И было утро…
Светает в шесть,
и сразу серебро
и отделенье темноты от света.
Спасибо Богу за его добро.
Мне каждый день, как сотворенье света,
как сочетанье влаги и огня,
созданье птиц, зверей, и трав, и рая,
и сотворенье мужа для меня,
и для него — меня.
И, собирая
плоды с деревьев в золотом саду,
блаженное незнанье в них найду.
* * *
Майе Никулиной
Я с тобой прощаюсь, день прошедший,
подаривший горстку теплоты.
Что бы ни сулил мне ангел вещий,
никогда не повторишься ты —
со своей тоскою телефонной
и протяжной осенью в окне,
ты исчезнешь, словно сполох сонный,
словно ветка хрупкая в огне.
Нехотя, почти не оглянувшись,
ты уходишь, унося с собой
этих суток солнечную сущность,
так и не разгаданную мной.
Иерусалим
У этого воздуха ткань совершенно другая,
и свет невозможный, и городом правит печаль,
и осень уходит, в своем же огне догорая,
и Божье присутствие всюду,
дыханье Его и печать.
Над городом нашим звезда замирает высоко,
над пламенем листьев ночной проливается дождь,
у осени этой другая совсем подоплека,
и, кажется, все разгадаешь и все, что искала, найдешь.
И белые камни, и солнца горячее око,
и горло схватило, хоть что тут такого,
и все ж…
* * *
Николаю Мухину
А жизнь и есть тепло и торжество,
короткое паренье над веками.
Не надо добиваться ничего,
а просто жить, как дерево и камень.
И просто воздух медленный вбирать,
не умирать, покуда не приспело,
и не просить, и ничего не брать,
а только жить легко и неумело.
* * *
Быть женщиной — дышать судьбой,
ни ада не страшась, ни рая.
Не притворяться — быть собой
и жить, путей не выбирая.
Быть женщиной — суметь собрать
под этот лепет лебединый
способность жить и умирать
в отрезок времени единый.
Быть женщиной — себе пенять,
ни мору не боясь, ни гладу.
Быть женщиной — соединять
все то, что тянется к разладу.